Неточные совпадения
Вечером того же дня, когда уже заперли казармы, Раскольников лежал на нарах и
думал о ней. В этот день ему даже показалось, что как будто все каторжные, бывшие
враги его, уже глядели на него иначе. Он даже сам заговаривал с ними, и ему отвечали ласково. Он припомнил теперь это, но ведь так и должно было быть: разве не должно теперь все измениться?
— Вожаки прогрессивного блока разговаривают с «черной сотней», с «союзниками»
о дворцовом перевороте, хотят царя Николая заменить другим.
Враги становятся друзьями! Ты как
думаешь об этом?
Самгин пожелал ему доброй ночи, ушел в свою комнату, разделся и лег, устало
думая о чрезмерно словоохотливых и скучных людях,
о людях одиноких, героически исполняющих свой долг в тесном окружении
врагов,
о себе самом,
о себе думалось жалобно, с обидой на людей, которые бесцеремонно и даже как бы мстительно перебрасывают тяжести своих впечатлений на плечи друг друга.
— Да, — тут многое от церкви, по вопросу об отношении полов все вообще мужчины мыслят более или менее церковно. Автор — умный
враг и — прав, когда он говорит
о «не тяжелом, но губительном господстве женщины». Я
думаю, у нас он первый так решительно и верно указал, что женщина бессознательно чувствует свое господство, свое центральное место в мире. Но сказать, что именно она является первопричиной и возбудителем культуры, он, конечно, не мог.
Он смотрел вслед быстро уходящему, закуривая папиросу, и
думал о том, что в то время, как «государству грозит разрушение под ударами
врага и все должны единодушно, необоримой, гранитной стеной встать пред
врагом», — в эти грозные дни такие безответственные люди, как этот хлыщ и Яковы, как плотник Осип или Тагильский, сеют среди людей разрушительные мысли, идеи. Вполне естественно было вспомнить
о ротмистре Рущиц-Стрыйском, но тут Клим Иванович испугался, чувствуя себя в опасности.
«Вот они, эти исторические
враги, от которых отсиживался Тит Привалов вот в этом самом доме, —
думал Привалов, когда смотрел на башкир. — Они даже не знают
о том славном времени, когда башкиры горячо воевали с первыми русскими насельниками и не раз побивали высылаемые против них воинские команды… Вот она, эта беспощадная философия истории!»
Привалов ничего не отвечал. Он
думал о том, что именно ему придется вступить в борьбу с этой всесильной кучкой. Вот его будущие противники, а может быть, и
враги. Вернее всего, последнее. Но пока игра представляла закрытые карты, и можно было только догадываться, у кого какая масть на руках.
Конечно, все это было глупо, но уж таковы свойства всякой глупости, что от нее никуда не уйдешь. Доктор старался не
думать о проклятом письме — и не мог. Оно его мучило, как смертельный грех. Притом иметь дело с открытым
врагом совсем не то, что с тайным, да, кроме того, здесь выступали против него целою шайкой. Оставалось выдерживать характер и ломать самую дурацкую комедию.
Думай о них, брате мой,
думай о них, искренний мой и ближний, ибо уже ехидный
враг внюду нас встал, и сей
враг плоть от плоти нашея.
— Путают, путают, а я распутывай, — сердито сказал он,
думая о кознях, которые строят ему
враги.
Единственный предмет, обращавший на себя теперь внимание Глеба, было «время», которое, с приближением осени, заметно сокращало трудовые дни. Немало хлопот приносила также погода, которая начинала хмуриться, суля ненастье и сиверку — неумолимых
врагов рыбака. За всеми этими заботами, разумеется, некогда было
думать о снохе. Да и думать-то было нечего!.. Живет себе бабенка наравне с другими, обиды никакой и ни в чем не терпит — живет, как и все люди. В меру работает, хлеб ест вволю: чего ж ей еще?..
Илья взглянул на арестанта. Это был высокого роста мужик с угловатой головой. Лицо у него было тёмное, испуганное, он оскалил зубы, как усталая, забитая собака скалит их, прижавшись в угол, окружённая
врагами, не имея силы защищаться. А Петруха, Силачев, Додонов и другие смотрели на него спокойно, сытыми глазами. Лунёву казалось, что все они
думают о мужике...
— Правду говорить — не всякому дано! — сурово и поучительно заговорил Яков Тарасович, подняв руку кверху. — Ежели ты чувствовал — это пустяки! И корова чувствует, когда ей хвост ломают. А ты — пойми! Всё пойми! И
врага пойми… Ты догадайся,
о чем он во сне
думает, тогда и валяй!
Эта святая душа, которая не только не могла столкнуть
врага, но у которой не могло быть
врага, потому что она вперед своей христианской индульгенцией простила все людям, она не вдохновит никого, и могила ее, я
думаю, до сих пор разрыта и сровнена, и сын ее вспоминает
о ней раз в целые годы; даже черненькое поминанье, в которое она записывала всех и в которое я когда-то записывал моею детскою рукою ее имя — и оно где-то пропало там, в Москве, и еще, может быть, не раз служило предметом шуток и насмешек…
У Якова потемнело в глазах, и он уже не мог слушать,
о чём говорит дядя с братом. Он
думал: Носков арестован; ясно, что он тоже социалист, а не грабитель, и что это рабочие приказали ему убить или избить хозяина; рабочие, которых он, Яков, считал наиболее солидными, спокойными! Седов, всегда чисто одетый и уже немолодой; вежливый, весёлый слесарь Крикунов; приятный Абрамов, певец и ловкий, на все руки, работник. Можно ли было
думать, что эти люди тоже
враги его?
«
О, если б вы только знали, на какие чувства и мысли способен я и как я развит!» —
думал я минутами, мысленно обращаясь к дивану, где сидели
враги мои.
Конечно, ему писали из Петербурга, что Эльчанинов приехал туда и с первых же дней начал пользоваться петербургскою жизнью, а
о деревне, кажется, забыл и
думать, тем более что познакомился с Наденькой и целые вечера просиживал у ней; кроме того, Сапега знал уже, что и Мановский, главный
враг его, разбит параличом и полумертвый привезен в деревню.
Ротмистр
думал о том, что скоро и на месте старого дома начнут строить. Сломают и ночлежку. Придется искать другое помещение, а такого удобного и дешевого не найдешь. Жалко, грустно уходить с насиженного места. Уходить же придется только потому, что некий купец пожелал производить свечи и мыло. И ротмистр чувствовал, что если б ему представился случай чем-нибудь хоть на время испортить жизнь этому
врагу —
о! с каким наслаждением он испортил бы ее!
Михаиле Степанович задохнулся от гнева и от страха; он очень хорошо знал, с кем имеет дело, ему представились траты, мировые сделки, грех пополам.
О браке он и не
думал, он считал его невозможным. В своем ответе он просил старика не верить клеветам, уверял, что он их рассеет, говорил, что это козни его
врагов, завидующих его спокойной и безмятежной жизни, и, главное, уговаривал его не торопиться в деле, от которого зависит честь его дочери.
Я говорила — и старцы с удивлением внимали словам моим, народ добродушный, осыпанный моими благодеяниями, любит и славит меня, чиновники имеют ко мне доверенность, ибо
думаю только
о славе Новаграда;
враги и завистники…
Я во всю жизнь мою не переставал грустить
о том, что детство мое не было обставлено иначе, — и
думаю, что безудержная погоня за семейным счастием, которой я впоследствии часто предавался с таким безрассудным азартом, имела первою своею причиною сожаление
о том, что мать моя не была счастливее, — что в семье моей не было того, что зовут «совет и любовь». Я не знал, что слово «увлечение» есть имя какого-то нашего
врага.
Я не знала, что ответить. Крошка была
враг Нины, я это отлично знала, но ведь Нина первая изменила своему слову и прогнала меня от себя. А Крошка успокоила, обласкала да еще предлагает свою дружбу!.. Что ж тут
думать,
о чем?
Она
думала о том, что нет выше наслаждения, как всюду вносить с собою теплоту, свет и радость, прощать обиды и приветливо улыбаться
врагам.
И теперь, когда ей было уже более тридцати лет, такая же красивая, видная, как прежде, в широком пеньюаре, с полными, белыми руками, она
думала только
о муже и
о своих двух девочках, и у нее было такое выражение, что хотя вот она говорит и улыбается, но всё же она себе на уме, всё же она на страже своей любви и своих прав на эту любовь и всякую минуту готова броситься на
врага, который захотел бы отнять у нее мужа и детей.
И от маршала до последнего рядового, все
думают только
о победе над
врагом.
— Не
подумайте, что за небрежение по службе. Нет-с. По злобе, единственно по злобе
врагов. У кого их нет, Андрей Петрович?.. У всякого есть!.. А дело его превосходительства, можно сказать, самое простое:
о казенной поставке.
«Она подразумевает графа Вельского, —
подумала молодая девушка. — Значит, она все же орудие в руках моей матери… —
О, милый Владимир! — работала далее ее пристрастная мысль. — Мы окружены
врагами. Тебя хотят оклеветать, унизить в моих глазах, дорогой мой. Да, я буду недостойна твоей любви, если когда-либо усомнюсь в тебе».
— Какие же это
враги, боярин? — спросил его Савелий. — Кажись, теперь все князья живут в ладу, как дети одной матки, дружно, согласно. Наш же московский, как старший брат, властию своею покрывает других.
О прежнем времечке страшно
подумать. Вот недавно сломил он, наш батюшка, разбойников.
— Какие же это свои
враги, боярин? — спросил его Савелий. — Кажись, теперь все князья живут в ладу, как дети одной матки, дружно, согласно. Наш же московский, как старший брат, властью своей прикрывает других.
О прежнем времечке страшно
подумать. Вот недавно сломил он, наш батюшка, разбойников…
— И я буду его
врагом. Что ж вам и тогда в сердце, которое в другой раз так любить не может, измятом, разбитом, сокрушенном? Я обманула бы вас, если бы отдала вам руку свою, не отдав вам нераздельно любви своей. Хотите ли жену, которая среди ласк ваших будет
думать о другом, хоть бы для нее умершем?
Не
думаю долго; нож за пояс, слово Денисову
о причине моего отъезда, от него слово, что час мести настал, и совет, как действовать, чтобы уничтожить
врага Софии и моего; беру лошадь, скачу без памяти.
«Князь московский
думает, да замышляет: нынче — друг, завтра —
враг, ты
о чем только
подумаешь, а он уже это сделает».
Явившись как раз вовремя для спасения любимой им девушки, вырвав ее из рук
врагов, он мчался с дорогою ему ношею, не задавая себе никаких вопросов: зачем? куда? Она была спасена — и это все, что было нужно!
О чем он мог еще
думать?
Не могут не видеть потому, что то учение Христа
о любви к
врагам, которое так старательно скрывалось и скрывается людьми, живущими насилием, — хотя и не вполне, в полном и истинном его значении, а некоторыми частными проявлениями, но все-таки проникло уже в сознание людей христианского мира и
думаю, что не ошибаюсь, — особенно живо воспринято было простым рабочим русским народом, который теперь так усердно развращается правительством.
Смоленск оставляется вопреки воле государя и всего народа. Но Смоленск сожжен самими жителями, обманутыми своим губернатором, и разоренные жители, показывая пример другим русским, едут в Москву,
думая только
о своих потерях и разжигая ненависть к
врагу. Наполеон идет дальше, мы отступаем, и достигается то самое, что должно было победить Наполеона.
Думай о них, брате мой,
думай о них, искренний мой и ближний, зане
враг внюду нас встал, и сей
враг плоть от плоти нашея.
Действия русского и французского войск во время обратной кампании от Москвы и до Немана подобны игре в жмурки, когда двум играющим завязывают глаза и один изредка звонит колокольчиком, чтоб уведомить
о себе ловящего. Сначала тот, кого ловят, звонит, не боясь неприятеля, но когда ему приходится плохо, он, стараясь неслышно итти, убегает от своего
врага и, часто,
думая убежать, идет прямо к нему в руки.
Мы теперь можем
думать о втором
враге — Бонапарте.