Неточные совпадения
Стараясь не торопиться и не горячиться, назвав имена
доктора и акушерки и
объяснив, для чего нужен опиум, Левин стал убеждать его.
Новый
доктор достал трубочку и прослушал больного, покачал головой, прописал лекарство и с особенною подробностью
объяснил сначала, как принимать лекарство, потом — какую соблюдать диэту.
Тот, кто будет ранен, полетит непременно вниз и разобьется вдребезги; пулю
доктор вынет, и тогда можно будет очень легко
объяснить эту скоропостижную смерть неудачным прыжком.
Приехал
доктор. Татьяна Марковна, утаив причину, искусно
объяснила ему расстройство Веры. Он нашел признаки горячки, дал лекарство и сказал, что если она успокоится, то и последствий опасных ожидать нельзя.
Райский позвал
доктора и кое-как старался
объяснить ее расстройство. Тот прописал успокоительное питье, Вера выпила, но не успокоилась, забывалась часто сном, просыпалась и спрашивала: «Что бабушка?»
— Я вам
объясню, Надежда Васильевна, почему
доктор скрывал от вас мое появление здесь, — заговорил Привалов, опуская глаза. — Он боялся, что я могу явиться к вам не совсем в приличном виде…
Доктор так добр, что хотел, хотя на время, скрыть мои недостатки от вас…
— Для Максима необходима спокойная жизнь и такие развлечения… как это вам сказать… Одним словом, чисто деревенские, —
объяснил доктор Надежде Васильевне. — Покой, хорошее питание, прогулки, умеренная физическая работа — вот что ему необходимо вместе с деревенским воздухом и подходящим обществом.
— У нас в клубе смешанное общество, —
объяснила Хиония Алексеевна по дороге в танцевальный зал, где пиликал очень плохой оркестр самую ветхозаветную польку. — Можно сказать, мы устроились совсем на демократическую ногу; есть здесь приказчики, мелкие чиновники, маленькие купчики, учителя… Но есть и представители нашего beau mond'a: горные инженеры, адвокаты, прокурор, золотопромышленники, заводчики,
доктора… А какой богатый выбор красивых дам!..
Доктор только пожал плечами, потому что, в самом деле, какой философ разрешит все тайны дамских симпатий и антипатий?
Объяснять Зосе, что Заплатина преследует Зосю за ее богатство и красоту,
доктор не решался, предоставляя Зосе своим умом доходить до корня вещей.
Я не
доктор, а между тем чувствую, что пришла минута, когда мне решительно необходимо
объяснить хоть что-нибудь в свойстве болезни Ивана Федоровича читателю.
Какою болезнию он заболел, не могу
объяснить, говорили, что расстройством сердцебиения, но известно стало, что совет
докторов, по настоянию супруги его, свидетельствовал и душевное его состояние и что вынесли заключение, что помешательство уже есть.
Знаю только, что потом, когда уже все успокоилось и все поняли, в чем дело, судебному приставу таки досталось, хотя он и основательно
объяснил начальству, что свидетель был все время здоров, что его видел
доктор, когда час пред тем с ним сделалась легкая дурнота, но что до входа в залу он все говорил связно, так что предвидеть было ничего невозможно; что он сам, напротив, настаивал и непременно хотел дать показание.
Затем, представив свои соображения, которые я здесь опускаю, он прибавил, что ненормальность эта усматривается, главное, не только из прежних многих поступков подсудимого, но и теперь, в сию даже минуту, и когда его попросили
объяснить, в чем же усматривается теперь, в сию-то минуту, то старик
доктор со всею прямотой своего простодушия указал на то, что подсудимый, войдя в залу, «имел необыкновенный и чудный по обстоятельствам вид, шагал вперед как солдат и держал глаза впереди себя, упираясь, тогда как вернее было ему смотреть налево, где в публике сидят дамы, ибо он был большой любитель прекрасного пола и должен был очень много думать о том, что теперь о нем скажут дамы», — заключил старичок своим своеобразным языком.
— Это она с горя, маменька, —
объясняла Харитина. — Ей до зла-горя нравился Мышников, а Мышников все за мной ухаживал, — ну, она с горя и махнула за
доктора. На, мил сердечный друг, полюбуйся!
Он уселся с удивлением, и я тотчас же изложил ему всю историю
доктора и
объяснил, что сам он, имея чрезвычайное влияние на дядю, может быть, мог бы что-нибудь сделать.
Все это я
объяснял ей и отцу, как умел, сопровождая свои объяснения слезами; но для матери моей не трудно было уверить меня во всем, что ей угодно, и совершенно успокоить, и я скоро, несмотря на страх разлуки, стал желать только одного: скорейшего отъезда маменьки в Оренбург, где непременно вылечит ее
доктор.
— Знаю я то, — начал, в свою очередь, с некоторым ожесточением Живин, — что когда разошелся слух о твоих отношениях с нею, так этот молодой
доктор прямо говорил всем: «Что ж, — говорит, — она и со мной целовалась, когда я лечил ее мужа»; чем же это
объяснить, каким чувством или порывом?
Ходил он раза два к
доктору; тот
объяснил, что болезнь его — следствие дурного питания, частых простуд, обнадежил, прописал лекарство и сказал, что весной надо уехать.
— Но потом и телесно она, вероятно, порасстроилась… —
объяснял доктор. — Людям, непривычным прожить около двух лет в столице безвыездно, нельзя без дурных последствий. Я месяц какой-нибудь пробыл там, так начал чувствовать каждый вечер лихорадку.
Заехавший к нему поручик, чтобы узнать, что он предпримет касательно дуэли, увидев Аггея Никитича в совершенно бессознательном положении, поскакал позвать
доктора; но тот был в отъезде, почему поручик бросился к аптекарю и, застав того еще не спавшим,
объяснил ему, что
доктора нет в городе, а между тем исправник их, господин Зверев, находится в отчаянном положении, и потому он просит господина аптекаря посетить больного.
— Не то что башмак, я не так выразился, —
объяснил доктор. — Я хотел сказать, что вы могли остаться для нее добрым благотворителем, каким вы и были. Людмилы я совершенно не знал, но из того, что она не ответила на ваше чувство, я ее невысоко понимаю; Сусанна же ответит вам на толчок ваш в ее сердце, и скажу даже, — я тоже, как и вы, считаю невозможным скрывать перед вами, — скажу, что она пламенно желает быть женой вашей и масонкой, — это мне, не дальше как на днях, сказала gnadige Frau.
Пока все это происходило, Сверстов, очень мало занятый собственно баллотировкой, преследовал главную свою цель и несколько раз заезжал к Артасьеву, которого, к великому горю, все не заставал дома. Наконец однажды он поймал его, и то уже когда Иван Петрович приготовлялся уехать и был уже в передней, продевая руку в рукав шубы, которую подавал ему гимназический сторож. Сверстов назвал свою фамилию и
объяснил, что он именно тот
доктор, который лечил Пилецкого.
— А это отчего же? Как
объясняют доктора?
Молодого человека этого очень хорошо знал
доктор Сверстов и даже производил следствие об убийстве его, вместе с чинами полиции; но каким образом билет этого убитого мещанина очутился в руках вашего супруга, вы уж его спросите; он, конечно,
объяснит вам это!
Напрасно я истощал все доступные пониманию Олеси доводы, напрасно говорил в простой форме о гипнотизме, о внушении, о докторах-психиатрах и об индийских факирах, напрасно старался
объяснить ей физиологическим путем некоторые из ее опытов, хотя бы, например, заговаривание крови, которое так просто достигается искусным нажатием на вену, — Олеся, такая доверчивая ко мне во всем остальном, с упрямой настойчивостью опровергала все мои доказательства и объяснения… «Ну, хорошо, хорошо, про заговор крови я вам, так и быть, подарю, — говорила она, возвышая голос в увлечении спора, — а откуда же другое берется?
— Был. «Довольно, говорит, валяться, выписывайся!» Я умолил
доктора, чтобы меня не отпускали отсюда… Хорошо здесь, — тихо, скромно… Вот — Никита Егорович, читаем мы с ним библию. Семь лет читал её, всё в ней наизусть знает и может
объяснить пророчества… Выздоровлю — буду жить с Никитой Егорычем, уйду от отца! Буду помогать в церкви Никите Егорычу и петь на левом клиросе…
— Он тут старшим
доктором, —
объяснил ей Бегушев.
— Что же он говорит?.. Как сам
объясняет свое банкротство? — расспрашивал
доктор.
— Но что же
доктор, как
объясняет вашу болезнь? — продолжал Бегушев уже с беспокойством.
Я, разумеется, не сумею вам
объяснить, кому именно я насолю в этом случае моей злостью; я отлично хорошо знаю, что и
докторам я никак не смогу «нагадить» тем, что у них не лечусь; я лучше всякого знаю, что всем этим я единственно только себе поврежу и никому больше.
Толстая барыня (вмешиваясь). Я в двух словах вам
объясню. Когда мой муж был болен, то все
доктора отказались…
Профессор. Отчего ж, я могу
объяснить, если этого желают. (К
доктору.) А вы, пожалуйста, измерьте температуру и пульс. Объяснение мое будет неизбежно поверхностно и кратко.
Но отец поспешно
объясняет, в чем дело: его единственная дочь, Надя, больна какой-то странной болезнью, которой даже
доктора не понимают как следует.
И она, наскоро удалив воспитанниц, стала
объяснять доктору про глупую, ни на чем не основанную манеру приюток «обожать» старших и сверстниц, начальство, учителей, надзирательниц, попечителей и, наконец, друг друга.
И свое беспокойство я
объяснил боязнью, что сейчас, пожалуй, придет ко мне Кисочка, помешает мне уехать и я должен буду лгать и ломаться перед ней. Я быстро оделся, уложил свои вещи и вышел из гостиницы, приказав швейцару доставить мой багаж на вокзал к семи часам вечера. Весь день пробыл я у одного приятеля-доктора, а вечером уж выехал из города. Как видите, мое мышление не помешало мне удариться в подлое, изменническое бегство…
Нелли вскакивает и нервно ходит по спальне. Ей хочется
объяснить доктору, втолковать… Думается ей, что если бы он знал, как дорог для нее муж и как она несчастна, то забыл бы и утомление и свою болезнь. Но где взять красноречия?
— Обход?! Ах, да! Ведь вы, впрочем, не военный… — Он обратился к начальнику штаба: — Полковник, пожалуйста,
объясните доктору всю нелепость этого предположения!
Так заявили
доктора Иннокентию Антиповичу, когда он
объяснил им, конечно, в общих чертах, что Сабиров заболел от полученного им совершенно ложного известия.
—
Объясните мне,
доктор, я одного не понимаю из того, что случилось при нашей встрече… Что я узнала вас, когда вы назвали свою фамилию, это весьма естественно, так как я много раз слышала ее от моего мужа, но вы, не видавший меня ни разу в жизни, как вы узнали меня?
— Докторами-то у меня, матушка, знакомыми хоть пруд пруди, может от этого… Лечись — не хочу, вот хворь-то и боится ко мне приступить… — своеобразно
объяснила она знакомым свое постоянное здоровье.
Старика общими усилиями прибывшего
доктора и Кудрина с трудом привели в чувство и с трудом же
объяснили, что жизнь его сына вне опасности и что даже, по счастливой случайности, веки правого глаза лишь слегка опалены.
— Больны… как только мы получили известие о прибытии вашего сиятельства, с того дня и занедужилось ей… жар, озноб, бред… Господин
доктор два раза на дню посещает… а какая болезнь, ума не приложит… надо полагать, что простудилась… —
объяснил помощник управляющего, видимо, повторяя заученный урок.
Чтобы
объяснить разрушенную интригу графа Стоцкого и Матильды Руга с медальоном, взятым, если припомнит читатель, почти насильно
доктором Федором Осиповичем Неволиным у Надежды Корнильевны, и появление этого медальона снова на груди графини Вельской к положительному недоумению интриганов, нам необходимо вернуться за несколько времени назад.
На все вопросы приглашенных им к постели больной врачей, с
доктором Шарко во главе, о причинах, заставивших впасть молодую женщину в такое состояние, он отвечал, что решительно не может себе самому
объяснить их.
Граф Стоцкий постарался успокоить взбешенного графа и
объяснил ему, что доказательство будет полно и несомненно только тогда, когда он потребует, чтобы его жена надела медальон в день бала или даже лучше всего, когда бал начнется, иначе-де она может возвратить его от «того человека», то есть от
доктора Неволина, на время или навсегда.
Да, все это прекрасно; но я не могу, однако ж, доказать ни другим, ни самой себе, что магнетизма нет. Если есть магнит в природе, должен быть в человеке и магнетизм. Да и гомеопатию
объясняют как-то мудрено. Есть даже теперь аптеки и
доктора ученые. Не меньше же они меня знают.
— Напрасно, — отвечал
доктор, — барышня не больна, обморок прошел. Я
объясню им, — он указал на Ядвигу, — как надо давать успокоительное лекарство, очень простое, но действующее быстро, его надо будет принять в случае новых признаков волнения.
Лечит его другой
доктор, Павел Степанович. Он знает его только по имени и отчеству; узнать фамилию не полюбопытствовал. Павел Степанович ладит с ним. У него добродушное, улыбающееся лицо коренного москвича, веселые глаза, ласковая речь, в манерах мягкость и порядочность. Он умеет успокоить и лечит, не кидаясь из стороны в сторону, любит
объяснять ход болезни, но делает это так, чтобы больной, слушая такие объяснения, не смущался, а набирался бодрости духа.
Пьер слез и, остановившись, разговорился с
доктором,
объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.