Неточные совпадения
Он не раздеваясь ходил своим ровным шагом взад и вперед по звучному паркету освещенной одною лампой столовой, по ковру темной гостиной, в которой свет отражался только на большом, недавно сделанном портрете его, висевшем над диваном, и чрез ее кабинет, где горели две свечи, освещая портреты ее родных и приятельниц и красивые, давно близко знакомые ему безделушки ее письменного
стола. Чрез ее комнату он
доходил до двери спальни и опять поворачивался.
Раскольников молча взял немецкие листки статьи, взял три рубля и, не сказав ни слова, вышел. Разумихин с удивлением поглядел ему вслед. Но,
дойдя уже
до первой линии, Раскольников вдруг воротился, поднялся опять к Разумихину и, положив на
стол и немецкие листы и три рубля, опять-таки ни слова не говоря, пошел вон.
Он благополучно
дошел, уткнув бороду в поднос и обняв его крепко,
до самой постели, и только располагал поставить чашки на
стол подле кровати и разбудить барина — глядь, постель не измята, барина нет!
Он пошел к Райскому. Татьяна Марковна и Вера услыхали их разговор, поспешили одеться и позвали обоих пить чай, причем, конечно, Татьяна Марковна успела задержать их еще на час и предложила проект такого завтрака, что они погрозили уехать в ту же минуту, если она не ограничится одним бифштексом. Бифштексу предшествовала обильная закуска, а вслед за бифштексом явилась рыба, за рыбою жареная дичь. Дело
доходило до пирожного, но они встали из-за
стола и простились — не надолго.
Мы
дошли до какого-то вала и воротились по тропинке, проложенной по берегу прямо к озерку. Там купались наши, точно в купальне, под сводом зелени. На берегу мы застали живописную суету: варили кушанье в котлах, в палатке накрывали… на пол, за неимением
стола. Собеседники сидели и лежали. Я ушел в другую палатку, разбитую для магнитных наблюдений, и лег на единственную бывшую на всем острове кушетку, и отдохнул в тени. Иногда врывался свежий ветер и проникал под тент, принося прохладу.
П.Г. Тигерстедт взялся доставить меня к отряду. За обильным яствами
столом и за стаканом чая мы и не заметили, как
дошли до Амагу.
Лебедев
до стола не
дошел шага на три; остальные, как сказано было, понемногу набирались в гостиную.
Вечером ей стало невыносимо скучно в ожидании завтрашнего дня. Она одиноко сидела в той самой аллее, где произошло признание, и вдруг ей пришло на мысль пойти к Семигорову. Она
дошла до самой его усадьбы, но войти не решилась, а только заглянула в окно. Он некоторое время ходил в волнении по комнате, но потом сел к письменному
столу и начал писать. Ей сделалось совестно своей нескромности, и она убежала.
За
столом тайные советники поместились по обе стороны Зои Филипьевны, причем когда кушанья начинали подавать с одного тайного советника, то другой завидовал и волновался при мысли, что, пока
дойдет до него черед, лучшие куски будут уже разобраны.
Рассуждая таким образом, мы
дошли до террасы. На дворе было уже почти совсем темно. Дядя действительно был один, в той же комнате, где произошло мое побоище с Фомой Фомичом, и ходил по ней большими шагами. На
столах горели свечи. Увидя меня, он бросился ко мне и крепко сжал мои руки. Он был бледен и тяжело переводил дух; руки его тряслись, и нервическая дрожь пробегала временем по всему его телу.
— Знаете ли, знаете ли, что он сегодня сделал? — кричит, бывало, Фома, для большего эффекта выбрав время, когда все в сборе. — Знаете ли, полковник,
до чего
доходит ваше систематическое баловство? Сегодня он сожрал кусок пирога, который вы ему дали за
столом, и, знаете ли, что он сказал после этого? Поди, сюда, поди сюда, нелепая душа, поди сюда, идиот, румяная ты рожа!..
Мешкать не стали, опасаясь, чтоб не
дошли слухи
до Степана Михайловича; созвали соседей, сделали помолвку, обручили жениха с невестой, заставили поцеловаться, посадили рядочком за
стол и выпили их здоровье.
Вечера за картами проходили действительно веселые. Аграфена Петровна ужасно волновалась и
доходила до обвинения меня в подтасовке. Кажется, в репертуар развлечения больного входили и карточные ссоры. В антракты Аграфена Петровна прилаживалась к
столу, по-бабьи подпирала щеку одной рукой и говорила...
Когда очередь
дошла до экипажей, лошадей и коров, денежная часть публики опять заволновалась и придвинулась ближе к
столу.
На крыльце несколько студентов топали, сбрасывая налипший снег, но говорили тихо и конспиративно. Не
доходя до этого крыльца, я остановился в нерешительности и оглянулся… Идти ли? Ведь настоящая правда — там, у этого домика, занесенного снегом, к которому никто не проложил следа… Что, если мне пройти туда, войти в ту комнату, сесть к тому
столу… И додумать все
до конца. Все, что подскажет мне мертвое и холодное молчание и одиночество…
Как только дело
дошло до «честного слова», я махаю руками и сажусь за
стол. Студент думает еще минуту и говорит уныло...
Доходило до того, что один боярин бил челом на другого за то, что тот за
столом «смотрел на него зверообразно».
Молчание наше продолжалось уже минут пять. Чай стоял на
столе; мы
до него не дотрагивались: я
до того
дошел, что нарочно не хотел начинать пить, чтоб этим отяготить ее еще больше; ей же самой начинать было неловко. Несколько раз она с грустным недоумением взглянула на меня. Я упорно молчал. Главный мученик был, конечно, я сам, потому что вполне сознавал всю омерзительную низость моей злобной глупости, и в то же время никак не мог удержать себя.
Граф был только аккуратен. Прирожденное это свойство
доходило, правда,
до педантизма, но, в сущности, было самого невинного характера. Граф требовал, чтобы каждая вещь в доме оставалась неприкосновенною на том месте, где была однажды положена; каждый мельчайший предмет имел свой определенный пункт. Если, например, мундштучок для пахитос, уложенный на
столе параллельно с карандашом, отодвигался в сторону, граф тотчас же замечал это, и начинались расспросы: кто переставил? Зачем? Почему? и т. д.
Я принялся ревизовать соусники, которые, после подноса, должны были опять поставиться, как и прочие блюда, на
стол, чтобы не портить симпатии; осматривая,
дохожу до одного, открываю… и что же?.. в нем сыр, или, говоря по-петербургски, творог и недоеденные ломти хлеба…
По уходе лекаря все сели вокруг чайного
стола. Немножко успокоенная, но еще вполне не понимавшая опасности, в какой был отец, грустная, печальная Дуня рассказала о своем с ним свиданье.
Дошла речь и
до сундука.
Он достал карту и по ней стал делать описания каждого мыса и каждой бухты в отдельности. Когда Гроссевич
дошел до реки. Ботчи, он вдруг поднял руки кверху, затем закрыл глаза и опустил голову на
стол.
— Ну да, — произнес Висленев сквозь зубы, кладя на
стол бумажку, — да, все это прекрасно, и на это нельзя возражать, но только скажите,
до чего мы
дойдем, наконец, таким образом?
И с этим Иосаф Платонович,
дойдя до высшей степени раздражения, пошатнулся, упал в кресло и, легши руками на
стол, заколотил ожесточенно лбом о доску.
Она разом подтянулась и притихла, но ненадолго. Вскоре она совсем забыла свое обещание, громко кричала и хохотала на весь
стол, задевала детей, проливала воду и, наконец,
дошла до того, что, свернув салфетку, изо всех сил швырнула ее в лицо Викторика.
Правда, начали
до него
доходить слухи, что Усатин «зарывается»… Кое-кто называл его и «прожектером», предсказывали «крах» и даже про его акционерное общество стали поговаривать как-то странно. Не дальше, как на днях, в Нижнем на ярмарке, у Никиты Егорова в трактире, привелось ему прислушаться к одному разговору за соседним
столом…
Кружку, а не кружки. Все сидевшие за одним
столом пили круговую из одной кружки. Каждый выпивал около половины, пока при наклоне кружки уровень пива не
доходил до нижнего края кружки; потом кружка доливалась доверху и передавалась соседу. Только при команде «экс!» каждый выпивал кружку
до дна. Очень все гигиенично, не правда ли? И это в городе науки. И это среди студенчества, в котором был большой процент сифилитиков.
Слушала она его, точно совсем чужого, даже голос казался ей странным, и никак не могла схватить ни одной определенной мысли. Все ускользало от нее, расплывалось. Какое-то актерство в манере говорить и выражении лица подмечала она, однако, когда ее взгляд
доходил до него через
стол.
Костя едва
дошел до стула, бессильно опустился на него, облокотился на
стол, уронил голову на руки и зарыдал.
Она вскочила, оттолкнула
стол и вырвалась из рук доктора.
Дойдя до двери, она опять упала на кресло.