Неточные совпадения
Слава Гумбольдта, тайного советника его прусского величества, которому
государь император изволил дать Анну и приказал не брать с него денег за материал и диплом,
дошла и
до них.
—
До сведения
государя императора, — сказал он мне, —
дошло, что вы участвуете в распространении вредных слухов для правительства.
Пока выбранные вами вакансии
дойдут до Санкт-Петербурга, и пока великому
государю нашему, его императорскому величеству императору Александру Третьему не благоугодно будет собственноручно их утвердить, и пока, наконец, высочайшее его соизволение не
дойдет до Москвы — вы будете нести военную службу со всеми ее строжайшими обязанностями неукоснительно и в двойном размере.
Сначала неудовольствие было глухо и не выходило из пределов законности: много челобитных подано было на имя
государя, только они не
доходили до него.
Надо было, чтобы это не
дошло как-нибудь в Петербурге
до государя.
— Нет,
государь милостивый, — отвечал Сергеич, — строгости особливой нет, а известно, что… дело барское,
до делов наших, крестьянских, доподлинно не
доходил; не все ведь этакие господа, как твой покойной папенька был: с тем, бывало, говоришь, словно со своим братом — все
до последней нитки по крестьянству знал; ну, а наш барин в усадьбу тоже наезжает временно, а мужики наши — глупой ведь, батюшка, народец, и полезут к нему со всякими нуждами, правыми и неправыми, так тоже в какой час попадут; в иной все смирно да ласково выслушает, а в другой, пожалуй, еле и ноги уплетут — да!
— А Господь их знает. Шел на службу, были и сродники, а теперь кто их знает. Целый год гнали нас
до полков, двадцать пять лет верой и правдой Богу и великому
государю служил, без малого три года отставка не выходила, теперь вот четвертый месяц по матушке России шагаю, а как
дойду до родимой сторонушки, будет ровно тридцать годов, как я ушел из нее… Где, чать, найти сродников? Старые, поди, подобрались, примерли, которые новые народились — те не знают меня.
Трудно поверить, чтобы де-Марин не искренно верил в действительность происхождения этой женщины от Владимирских
государей и в существование персидских ее богатств, иначе вряд ли он
дошел бы
до такого унижения.
Мы бежали с тем же оглушительным «ура!» по коридорам и лестницам и,
дойдя до прихожей, вырвали из рук высокого внушительного гайдука соболью ротонду Императрицы и форменное пальто
Государя с барашковым воротником и накинули их на царственные плечи наших гостей.
Доходило это, по рассказам,
до таких ужасных беспорядков, что несколько человек за это были даже, будто, расстреляны, как нарушители дисциплины, и тогда Берлинскому самому уже не захотелось в Петербурге оставаться, да и граф Чернышев прямо, будто, сказал
государю...
Вера Александровна — так звали Нелидову — видела, что
государь враждебно настроен против нее и это настроение может
дойти до того, что ей предложат удалиться от двора.
Потом сам фельдмаршал — в ответ на упрек своего
государя: «Полно отговариваться, пора дела делать!» — отпраздновал первый день 1702 года первою знаменитою победой при Эррастфере [Сражение при Эрестфере (местечко близ Дерпта), в котором шведские войска потерпели поражение 29 декабря 1701 г., имело грандиозный моральный эффект.], заставившей Петра I сказать: «Благодарение Богу! мы уже
до того
дошли, что шведов побеждать можем».
Восторг этот
дошел до своего апогея, когда сделалось известно, что
государь в назначенные им дни и часы сам принимает просьбы от своих подданных.
— Ну, ребятушки, спасибо вам, что помогли мне княжну, ангела нашего, от неминучей беды вызволить, вырвать ее, чистую, из грязных рук кромешников, но только ни гу-гу обо всем случившемся; на дыбе слова не вымолвить… Ненароком чтобы
до князя не
дошло: поднимет он бурю великую, поедет бить челом на обидчика
государю, а тому как взглянется, — не сносить может и нашему князю-милостивцу головы за челобитье на Малюту, слугу излюбленного… Поняли, ребятушки?
Торопливо шел Пахомыч через Исаакиевский мост по Невской перспективе, и счастливо избегнув ночного обхода,
дошел до резиденции
государя — Михайловского замка.
Граф Иван Павлович не остался неблагодарным за монаршие милости и был беззаветно предан своему
государю. Любовь его к Павлу Петровичу
доходила до обожания. Он ревниво охранял предмет этой любви от посторонних влияний.
Антипатия эта
доходила до такой степени, что в гостиной Марьи Антоновны имя Аракчеева считалось контрабандой, никто никогда не осмеливался произносить его, и примером такой сдержанности служил сам
государь, ежедневно бывавший у очаровательной «Армиды», как называли Марью Антоновну тогдашние льстецы.
— Коли тайна эта
дошла до тебя,
государь, то солгать перед тобою не могу. Приношу тебе повинную голову. Этот человек был не швед, а русский, изгнанник, именно Последний Новик.
Александр Павлович избегал войны с Пруссией, но честь России считал выше всего и не желал унизить достоинства ее в самом начале похода; могли говорить, что русский
государь дошел со своей армией
до границы и должен был отступить по воле прусского короля; поэтому он сам отправился в Берлин для личных переговоров с Фридрихом-Вильгельмом и, в случае упорства, думал даже объявить ему войну.
В указе от 5-го августа 820 года напечатано, что
до сведения
государя императора Александра Павловича
дошли «позор и нарекание влекущие поступки духовенства».
— Бонапарт поступает с Европой как пират на завоеванном корабле, — сказал граф Растопчин, повторяя уже несколько раз говоренную им фразу. — Удивляешься только долготерпению или ослеплению
государей. Теперь дело
доходит до папы, и Бонапарт уже не стесняясь хочет низвергнуть главу католической религии, и все молчат! Один наш
государь протестовал против захвата владений герцога Ольденбургского. И то… — Граф Растопчин замолчал, чувствуя, что он стоял на том рубеже, где уже нельзя осуждать.
Государь Александр Павлович этим «сильно огорчился» и очень правильно заметил, что духовные люди, натворившие такие чудеса, «конечно уже прежде были неспособны к отправлению их должности и не могли вдруг
дойти до такого крайнего разврата».
В особенности после соединения армии блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна, это настроение и штабная сплетня
дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно
государю, — следующее письмо...
Вчера в ложе ему сказали, что
до сведения
государя дошел слух о дуэли, и что Пьеру благоразумнее бы было удалиться из Петербурга.