Неточные совпадения
«Честолюбие? Серпуховской?
Свет? Двор?» Ни на чем он не мог остановиться. Всё это имело смысл прежде, но теперь ничего этого уже не было. Он встал с дивана, снял сюртук, выпустил ремень и, открыв мохнатую грудь, чтобы дышать свободнее, прошелся по комнате. «Так сходят с ума, — повторил он, — и так стреляются… чтобы не было стыдно»,
добавил он медленно.
— Нет-с: еще не тут, а позже, — отвечал Иван Северьяныч и
добавил, что ему еще надлежало прежде много в
свете от этой женщины видеть, пока над ней все, чему суждено было, исполнилось, и его зачеркнуло.
Через час времени, проведенный Термосесовым в разговоре с Бизюкиной о том, что ни одному дураку на
свете не надо давать чувствовать, что он глуп, учитель явился с приглашением для всех пожаловать на вечер к Порохонцеву и при этом
добавил...
— Вот видишь, в каком
свете я должна была казаться. Верь чему хочешь, —
добавила она со вздохом, возвращая письмо.
— Кошлачки! Кошлачки! — говорил он о них, — отличные кошлачки! Славные такие, все как на подбор шершавенькие, все серенькие, такие, что хоть выжми их, так ничего живого не выйдет… То есть, —
добавлял он, кипятясь и волнуясь, — то есть вот, что называется, ни вкуса-то, ни радости, опричь самой гадости… Торчат на
свете, как выветрелые шишки еловые… Тьфу, вы, сморчки ненавистные!
— Девичьей душе не надо дивиться, ваше превосходительство. Девушка с печи падает, пока до земли долетит, сорок дум передумает, и в том дива нет; была с вечера девушкой, ко полуночи молодушкой, ко белу
свету хозяюшкой, а хозяйке не честь быть ни в пόслухах, ни в доказчицах. — Старуха тихо выдвинула дочь за руку вперед себя и
добавила: — Хозяйкино дело теперь весть дорогих гостей за стол да потчевать.
— А уж что, мой друг,
свет этот подлый я знаю, так точно знаю. На ладонке вот теперь, кажется, каждую шельму вижу. Только опять тебе скажу — нет… —
добавит, смущаясь и задумываясь, Домна Платоновна.
— Идем; я готова, но, —
добавила она на ходу, держась за руку Бодростиной: — я все-таки того мнения, что есть на
свете люди, которые относятся иначе…
— Будут; все будет: будут деньги, будет положение в
свете; другой жены новой только уж не могу тебе обещать; но кто же в наш век из порядочных людей живет с женами? А зато, —
добавил он, схватывая Висленева за руку, — зато любовь, любовь… В провинциях из лоскутков шьют очень теплые одеяла… а ты, каналья, ведь охотник кутаться!
Мы обязаны
добавить, что для нее это был первый большой бал — она должна была первый раз появиться в
свете; в первый раз приходилось ей показывать свою обнаженные плечи, в первый раз надевать строго обдуманный наряд, в котором женщина должна быть уже совсем некрасивой, неуклюжей, чтобы показаться неинтересной.
«И зачем это только родятся на
свет бедные люди!» — думала, плачучи, Глаша. «Живи затем, чтобы всякий над тобой мудрил, да обижал тебя… Не хочу, не хочу я так жить… не хочу! да и не буду», —
добавила она с сердцем и начала, насупив брови, глядеть в открытую книгу; но книга не могла заполонить ее внимания. Все ее помыслы были устремлены на одно: как, какими средствами вырваться из своего положения?
Она наливала четверть стакана водки, нерешительно
добавляла еще и выпивала до дна, маленькими непрерывными глотками, как пьют женщины. В груди становилось горячо, хотелось какого-то веселья, шума и
света, и людских громких голосов.