Неточные совпадения
Нужно разве, чтобы они вечно были
перед глазами Чичикова и чтоб он
держал их в ежовых рукавицах, гонял бы их за всякий вздор, да и не то чтобы полагаясь на другого, а чтобы сам таки лично, где следует, дал бы и зуботычину и подзатыльника».
«Уши надрать мальчишке», — решил он. Ему, кстати, пора было идти в суд, он оделся, взял портфель и через две-три минуты стоял
перед мальчиком, удивленный и уже несколько охлажденный, — на смуглом лице брюнета весело блестели странно знакомые голубые
глаза. Мальчик стоял, опустив балалайку,
держа ее за конец грифа и раскачивая, вблизи он оказался еще меньше ростом и тоньше. Так же, как солдаты, он смотрел на Самгина вопросительно, ожидающе.
Клим почувствовал, что у него темнеет в
глазах, подгибаются ноги. Затем он очутился в углу маленькой комнаты, —
перед ним стоял Гогин,
держа в одной руке стакан, а другой прикладывая к лицу его очень холодное и мокрое полотенце...
Чукча и карагауль
держат в одной руке товар, который хотят променять, а в другой по длинному ножу и не спускают друг с друга
глаз, взаимно следя за движениями, и таким образом
передают товары.
— Да ты глаз-то зажмурь, — возразил он голосом недовольного наставника. (Она зажмурила
глаз,
перед которым
держала стеклышко.) Да не тот, не тот, глупая! Другой! — воскликнул Виктор и, не давши ей исправить свою ошибку, отнял у ней лорнет.
Вера Павловна опять села и сложила руки, Рахметов опять положил
перед ее
глазами записку. Она двадцать раз с волнением перечитывала ее. Рахметов стоял подле ее кресла очень терпеливо,
держа рукою угол листа. Так прошло с четверть часа. Наконец, Вера Павловна подняла руку уже смирно, очевидно, не с похитительными намерениями, закрыла ею
глаза: «как он добр, как он добр!» проговорила она.
Странное готовилось ему пробуждение. Он чувствовал сквозь сон, что кто-то тихонько дергал его за ворот рубашки. Антон Пафнутьич открыл
глаза и при бледном свете осеннего утра увидел
перед собой Дефоржа: француз в одной руке
держал карманный пистолет, а другою отстегивал заветную суму. Антон Пафнутьич обмер.
В шалаше, из которого вышла старуха, за перегородкою раненый Дубровский лежал на походной кровати.
Перед ним на столике лежали его пистолеты, а сабля висела в головах. Землянка устлана и обвешана была богатыми коврами, в углу находился женский серебряный туалет и трюмо. Дубровский
держал в руке открытую книгу, но
глаза его были закрыты. И старушка, поглядывающая на него из-за перегородки, не могла знать, заснул ли он, или только задумался.
Я поднялся на своей постели, тихо оделся и, отворив дверь в переднюю, прошел оттуда в гостиную… Сумерки прошли, или
глаза мои привыкли к полутьме, но только я сразу разглядел в гостиной все до последней мелочи. Вчера не убирали, теперь прислуга еще не встала, и все оставалось так, как было вчера вечером. Я остановился
перед креслом, на котором Лена сидела вчера рядом со мной, а рядом на столике лежал апельсин, который она
держала в руках.
Тот, оставшись один, вошел в следующую комнату и почему-то опять поприфрантился
перед зеркалом. Затем, услышав шелест женского шелкового платья, он обернулся: вошла, сопровождаемая Анной Гавриловной, белокурая, чрезвычайно миловидная девушка, лет восемнадцати, с нежным цветом лица, с темно-голубыми
глазами, которые она постоянно
держала несколько прищуренными.
Виссарион Захаревский в полной мундирной форме, несмотря на смелость своего характера, как-то конфузливо
держал себя
перед начальником губернии и напоминал собой несколько собачку, которая ходит на задних лапках
перед хозяином. Юлия, бледная, худая, но чрезвычайно тщательно причесанная и одетая, полулежала на кушетке и почти не спускала
глаз с дверей: Виссарион сказал ей, что Вихров хотел приехать к Пиколовым.
«Галки» окружили Раису Павловну, как умирающую. Аннинька натирала ей виски одеколоном, m-lle Эмма в одной руке
держала стакан с водой, а другой тыкала ей прямо в нос каким-то флаконом. У Родиона Антоныча захолонуло на душе от этой сцены; схватившись за голову, он выбежал из комнаты и рысцой отправился отыскивать Прейна и Платона Васильевича, чтобы в точности
передать им последний завет Раисы Павловны, которая теперь в его
глазах являлась чем-то вроде разбитой фарфоровой чашки.
В манере Майзеля
держать себя с другими, особенно в резкой чеканке слов, так и резал
глаз старый фронтовик, который привык к слепому подчинению живой человеческой массы, как сам умел сгибаться в кольцо
перед сильными мира сего.
Перед Павлом встал,
держа в руках шапку и глядя на него исподлобья серыми
глазами, русоволосый широколицый парень в коротком полушубке, стройный и, должно быть, сильный.
— А-а! Подпоручик Ромашов. Хорошо вы, должно быть, занимаетесь с людьми. Колени вместе! — гаркнул Шульгович, выкатывая
глаза. — Как стоите в присутствии своего полкового командира? Капитан Слива, ставлю вам на вид, что ваш субалтерн-офицер не умеет себя
держать перед начальством при исполнении служебных обязанностей… Ты, собачья душа, — повернулся Шульгович к Шарафутдинову, — кто у тебя полковой командир?
Все это я, разумеется, за своим астрономом знал и всегда помогал отцу: своих подседельную и подручную, бывало, на левом локте поводами
держу и так их ставлю, что они хвостами дышловым в самую морду приходятся, а дышло у них промежду крупов, а у самого у меня кнут всегда наготове, у астронома
перед глазами, и чуть вижу, что он уже очень в небо полез, я его по храпе, и он сейчас морду спустит, и отлично съедем.
Я кричу отцу: «
Держи!
держи!» И он сам орет: «
Держи!
держи!» А уж чего
держать, когда весь шестерик как прокаженные несутся и сами ничего не видят, а
перед глазами у меня вдруг что-то стрекнуло, и смотрю, отец с козел долой летит… вожжа оборвалась…
Калинович взмахнул
глазами:
перед ним стояла молоденькая, стройная дама, в белой атласной шляпке, в перетянутом черном шелковом платье и накинутой на плечи турецкой шали. Маленькими ручками в свежих французских перчатках
держала она огромный мешок. Калинович поспешил его принять у ней.
Когда он опустил руки, которыми невольно закрыл
глаза,
перед ним стояли Малюта Скуратов и Борис Годунов. Сопровождавший их палач
держал высоко над ними смоляный светоч.
Мы помолчали. Она взяла записку и минуты две
держала ее
перед глазами, и в это время лицо ее приняло то самое надменное, презрительное и гордое, черствое выражение, какое у нее было вчера в начале нашего объяснения; на
глазах у нее выступили слезы, не робкие, не горькие, а гордые, сердитые слезы.
Наконец он открыл
глаза.
Перед ним стояли люди в шубах и солдатских шинелях. Один тер ему обеими руками уши, а двое других оттирали снегом руки, и еще кто-то
держал перед лицом фонарь…
Николя при этом
держал кулак
перед глазами правителя дел.
Еремей еще с минуту
подержал свой загадочный мрак
перед глазами Колесникова, отвернулся и ответил неопределенно...
Он стоял, упираясь пальцами левой руки в стену и смотря прямо
перед собой, изредка взглядывая на женщину совершенно больными
глазами. Правую руку он
держал приподнято, поводя ею в такт слов. Дигэ, меньше его ростом, слушала, слегка отвернув наклоненную голову с печальным выражением лица, и была очень хороша теперь, — лучше, чем я видел ее в первый раз; было в ее чертах человеческое и простое, но как бы обязательное, из вежливости или расчета.
Кто носит смарагд, к тому не приближаются змеи и скорпионы; если же
держать смарагд
перед глазами змеи, то польется из них вода и будет литься до тех пор, пока она не ослепнет.
«Он» был уже, однако, одет. «Он» отворил нам дверь,
держа в руках книгу, и, не отрывая от нее
глаз, пошел
перед нами, как будто наше появление не составляло для него ничего непредвиденного и, пожалуй, даже не относилось к нему.
Зиновий Борисыч поднял с простыни маленький шерстяной поясочек Сергея и
держал его за кончик
перед жениными
глазами.
Я шел сбоку, старался больше всего не сбиться с ноги,
держать равнение и думал о том, что если государь со своей свитой будет стоять с моей стороны, то мне придется пройти
перед его
глазами и очень близко от него.
Чувствуется холод, слышится вой ветра и тяжелое хлопанье рогожки на крышке возка, а прямо
перед глазами стоит Селиван, в свитке на одно плечо, а в вытянутой нам руке
держит фонарь…
— А впрочем, чем же вы хотели сквитаться? — нахмуренно обратился он к нему после довольно продолжительного молчания. Тот все это время провожал его по комнате
глазами,
держа перед собою по-прежнему сложенные руки.
И он переложил правую руку на левую,
держа обе
перед животом, перегнул голову на другую сторону, втянул в себя, чуть не чмокнув, тонкие губы, позакатил
глаза и замолчал с видимым намерением молчать долго и слушать без возражений весь тот вздор, который должна была сказать ему на это барыня.
Уныло Зара
перед ним
Коня походного
держалаИ тихим голосом своим,
Подняв
глаза к нему, сказала:
«Твой конь готов! моей рукой
Надета бранная уздечка,
И серебристой чешуей
Блестит кубанская насечка,
И бурку черную ремнем
Я привязала за седлом...
Платонов. Экая… Ну, слава богу. Рука болит… Дайте мне еще пить. Я сам ужасно болен, Николай! Еле голову на плечах
держу… Того и смотри, что свалится… У меня, должно быть, горячка будет. Солдатики в ситцевых мундирах, с острыми шапочками так и мелькают
перед глазами… Желто и зелено кругом… Закати мне chinini sulphurici…
Ребротесов бережно подал ей платье и, поправив свою прическу, пошел к гостям. Гости стояли
перед изображением генерала, глядели на его удивленные
глаза и решали вопрос: кто старше — генерал или писатель Лажечников? Двоеточиев
держал сторону Лажечникова, напирая на бессмертие, Пружинский же говорил...
Живя на мельнице, мало видели они людей, но и тогда, несмотря на младенческий еще почти возраст, не были ни дики, ни угрюмы, ни застенчивы
перед чужими людьми, а в городе, при большом знакомстве, обходились со всеми приветно и ласково, не жеманились, как их сверстницы, и с притворными ужимками не опускали, как те,
глаз при разговоре с мужчинами, не стеснялись никем, всегда и везде бывали веселы,
держали себя свободно, развязно, но скромно и вполне безупречно.
За всю ночь, проведенную в тряском вагоне, Дуня не сомкнула
глаз, раздавленная, разбитая массою новых впечатлений, и теперь все проносилось
перед ней, как в тумане. Наконец, доехали до места. Сошли.
Держа в одной руке узелок с ее убогим приданым и уцепившись другой за руку Микешки, Дуня вошла в подъезд коричневого дома, показавшегося ей дворцом.
Не сводя
глаз с матушкиного лица, я созерцал ее в безмолвном благоговении, стоя
перед нею на коленях и
держа в своих руках ее руки. Матушка сидела в кресле и также молча смотрела то на меня, то на небольшой акварельный портрет, который стоял возле нее на крышке ее открытой рабочей шкатулки.
— Я, право, Варвара Васильевна, не мог пойти! Ведь я не один, вы знаете; у меня жена молодая, ребенок. Знаете, хотел было пойти, и вдруг, как видение встало
перед глазами: Дашенька, а на руках ее младенец! И голос говорит: не ходи!.. Не ходи, не ходи!.. Какая-то сила невидимая
держит и не пущает!
Катя зашла. За стойкою с огромным обзеленевшим самоваром грустно стоял бывший владелец кофейни, толстый грек Аврамиди. Было много болгар. Они сидели на скамейках у стен и за столиками, молча слушали.
Перед стойкою к ним
держал речь приземистый человек с кривыми ногами, в защитной куртке.
Глаза у него были выпученные, зубы темные и кривые. Питомец темных подвалов, не знавший в детстве ни солнца, ни чистого воздуха.
Была глубокая ночь. Вдруг сквозь сон ему почудилось, что кто-то крадется к тому месту нар, где он спал. Он старается проснуться. Вот кто-то уже около него. Ему слышно дыхание наклонившегося над ним человека. Он открывает
глаза.
Перед ним стоит его новый товарищ и как-то блаженно улыбается. Огарок сальной свечки, который он
держит в руках, освещает его исхудалое лицо снизу.
Он обернулся.
Перед ним стояла вся раскрасневшаяся дочка смотрителя,
глаза ее видимо были заплаканы, в руках она
держала довольно толстый запечатанный конверт.
Толстых застонал и снова безмолвно опустился на диван. Огонь в
глазах его совершенно потух — он преклонился
перед новым могуществом строго судьи, могуществом представителя возмездия, он перестал быть главою дома, нравственную власть над ним захватил Гладких. Петр Иннокентьевич все еще продолжал
держать в руке револьвер, но Гладких спокойно взял его у него, как берут у ребенка опасную игрушку.
Князь Андрей
держал ее руки, смотрел ей в
глаза, и не находил в своей душе прежней любви к ней. В душе его вдруг повернулось что-то: не было прежней поэтической и таинственной прелести желания, а была жалость к ее женской и детской слабости, был страх
перед ее преданностью и доверчивостью, тяжелое и вместе радостное сознание долга, навеки связавшего его с нею. Настоящее чувство, хотя и не было так светло и поэтично как прежде, было серьезнее и сильнее.
Его
держала на руках свежая, белолиценькая и румяная девушка лет восемнадцати, с очень большими, как будто даже непропорционально большими серыми
глазами и пристальным и добрым, но очень твердым взглядом (я описываю эту молодую «фефёлу» потому, что она не пройдет
перед нами мельком, а у нее есть роль в моем воспоминании).