Неточные совпадения
Осип. За что жалуете,
ваше высокоблагородие? (Прячет
деньги.)Разве уж выпью за
ваше здоровье.
PS. При этом письме
деньги, которые могут понадобиться для
ваших расходов».
«Я вас не держу, — мог сказать он. — Вы можете итти куда хотите. Вы не хотели разводиться с
вашим мужем, вероятно, чтобы вернуться к нему. Вернитесь. Если вам нужны
деньги, я дам вам. Сколько нужно вам рублей?»
— Признаюсь, я тоже, — произнес Чичиков, — не могу понять, если позволите так заметить, не могу понять, как при такой наружности, как
ваша, скучать. Конечно, могут быть причины другие: недостача
денег, притесненья от каких-нибудь злоумышленников, как есть иногда такие, которые готовы покуситься даже на самую жизнь.
— А ей-богу, так! Ведь у меня что год, то бегают. Народ-то больно прожорлив, от праздности завел привычку трескать, а у меня есть и самому нечего… А уж я бы за них что ни дай взял бы. Так посоветуйте
вашему приятелю-то: отыщись ведь только десяток, так вот уж у него славная
деньга. Ведь ревизская душа стóит в пятистах рублях.
— Как же, с позволения
вашего, чтобы не рассердить вас, вы за всякий год беретесь платить за них подать? и
деньги будете выдавать мне или в казну?
— Это не
ваше дело-с! — прокричал он, наконец, как-то неестественно громко, — а вот извольте-ка подать отзыв, который с вас требуют. Покажите ему, Александр Григорьевич. Жалобы на вас!
Денег не платите! Ишь какой вылетел сокол ясный!
— Ведь этакой! Я нарочно о
вашем деле с вами не заговаривал, хоть меня, разумеется, мучит любопытство. Дело фантастическое. Отложил было до другого раза, да, право, вы способны и мертвого раздразнить… Ну, пойдемте, только заранее скажу: я теперь только на минутку домой, чтобы
денег захватить; потом запираю квартиру, беру извозчика и на целый вечер на острова. Ну куда же вам за мной?
— Извините, сударь, — дрожа со злости, ответил Лужин, — в письме моем я распространился о
ваших качествах и поступках единственно в исполнении тем самым просьбы
вашей сестрицы и мамаши описать им: как я вас нашел и какое вы на меня произвели впечатление? Что же касается до означенного в письме моем, то найдите хоть строчку несправедливую, то есть что вы не истратили
денег и что в семействе том, хотя бы и несчастном, не находилось недостойных лиц?
Что же касается до сестриц и до братца
вашего, то они действительно пристроены, и
деньги, причитающиеся им, выданы мною на каждого, под расписки, куда следует, в верные руки.
Затем я вас проводил до дверей, — все в том же, с
вашей стороны, смущении, — после чего, оставшись наедине с Андреем Семеновичем и переговорив с ним минут около десяти, Андрей Семенович вышел, я же снова обратился к столу, с лежавшими на нем
деньгами, с целью, сосчитав их, отложить, как и предполагал я прежде, особо.
— Это
деньги с вас по заемному письму требуют, взыскание. Вы должны или уплатить со всеми издержками, пенными [Пенные — от пеня — штраф за невыполнение принятых обязательств.] и прочими, или дать письменно отзыв, когда можете уплатить, а вместе с тем и обязательство не выезжать до уплаты из столицы и не продавать и не скрывать своего имущества. А заимодавец волен продать
ваше имущество, а с вами поступить по законам.
— Но с Авдотьей Романовной однажды повидаться весьма желаю. Серьезно прошу. Ну, до свидания… ах да! Ведь вот что забыл! Передайте, Родион Романович,
вашей сестрице, что в завещании Марфы Петровны она упомянута в трех тысячах. Это положительно верно. Марфа Петровна распорядилась за неделю до смерти, и при мне дело было. Недели через две-три Авдотья Романовна может и
деньги получить.
Вот то-то-с, моего вы глупого сужденья
Не жалуете никогда:
Ан вот беда.
На что вам лучшего пророка?
Твердила я: в любви не будет в этой прока
Ни во́ веки веков.
Как все московские,
ваш батюшка таков:
Желал бы зятя он с звездами, да с чинами,
А при звездах не все богаты, между нами;
Ну разумеется, к тому б
И
деньги, чтоб пожить, чтоб мог давать он ба́лы;
Вот, например, полковник Скалозуб:
И золотой мешок, и метит в генералы.
— А пребываем здесь потому,
ваше благородие, как, будучи объявлены беженцами, не имеем возможности двигаться. Конечно, уехать можно бы, но для того надобно получить заработанные нами
деньги. Сюда нас доставили бесплатно, а дальше, от Риги, начинается тайная торговля. За посадку в вагоны на Орел с нас требуют полсотни.
Деньги — не малые, однако и пятак велик, ежели нет его.
— Ее Бердников знает. Он — циник, враль, презирает людей, как медные
деньги, но всех и каждого насквозь видит. Он — невысокого… впрочем, пожалуй, именно высокого мнения о
вашей патронессе. ‹Зовет ее — темная дама.› У него с ней, видимо, какие-то большие счеты, она, должно быть, с него кусок кожи срезала… На мой взгляд она — выдуманная особа…
— Я ему говорю: «
Ваши деньги, наши знания», а он — свое: «Гарантируйте, что революции не будет!»
—
Ваше благородие, — содействуйте нам в получении
денег с «Креста» и в освобождении отсюдова…
— Я солому вожу раненым. Жду вот бабу свою, она
деньги получает… А они уже и не нужны,
деньги… Плохо,
ваше благородие. Жалобно стало жить…
— Да где я возьму? У меня нет
денег! — возразил Обломов, ходя по комнате. — Нужно мне очень
вашей репы да капусты!
— Это вы так судите, но закон судит иначе. Жена у него тоже счеты предъявляла и жаловалась суду, и он у нее не значится… Он, черт его знает, он всем нам надоел, — и зачем вы ему
деньги давали! Когда он в Петербурге бывает — он прописывается где-то в меблированных комнатах, но там не живет. А если вы думаете, что мы его защищаем или нам его жалко, то вы очень ошибаетесь: ищите его, поймайте, — это
ваше дело, — тогда ему «вручат».
«Слезами и сердцем, а не пером благодарю вас, милый, милый брат, — получил он ответ с той стороны, — не мне награждать за это: небо наградит за меня! Моя благодарность — пожатие руки и долгий, долгий взгляд признательности! Как обрадовался
вашим подаркам бедный изгнанник! он все „смеется“ с радости и оделся в обновки. А из
денег сейчас же заплатил за три месяца долгу хозяйке и отдал за месяц вперед. И только на три рубля осмелился купить сигар, которыми не лакомился давно, а это — его страсть…»
— Да, упасть в обморок не от того, от чего вы упали, а от того, что осмелились распоряжаться
вашим сердцем, потом уйти из дома и сделаться его женой. «Сочиняет, пишет письма, дает уроки, получает
деньги, и этим живет!» В самом деле, какой позор! А они, — он опять указал на предков, — получали, ничего не сочиняя, и проедали весь свой век чужое — какая слава!.. Что же сталось с Ельниным?
— A propos [Кстати (фр.).] о
деньгах: для полноты и верности
вашего очерка дайте мне рублей сто взаймы: я вам… никогда не отдам, разве что будете в моем положении, а я в
вашем…
— Вот четыреста шестьдесят три рубля
денег — это
ваши. В марте мужики принесли за хлеб. Тут по счетам увидите, сколько внесено в приказ, сколько отдано за постройку и починку служб, за новый забор, жалованье Савелью — все есть.
Вот
ваши деньги! — почти взвизгнула она, как давеча, и бросила пачку кредиток на стол, — я вас в адресном столе должна была разыскивать, а то бы раньше принесла.
—
Ваши проиграл. Я брал у князя за
ваш счет. Конечно, это — страшная нелепость и глупость с моей стороны… считать
ваши деньги своими, но я все хотел отыграться.
— Вы говорите, не проси
денег, а по
вашей же милости я сделал сегодня подлость: вы меня не предуведомили, а я стребовал с него сегодня жалованье за месяц.
— Посмеете ли вы сказать, — свирепо и раздельно, как по складам, проговорил он, — что, брав мои
деньги весь месяц, вы не знали, что
ваша сестра от меня беременна?
— Что ж такое, что сын! Если он с вами, то он негодяй. Если вы сын Версилова, — обратилась она вдруг ко мне, — то передайте от меня
вашему отцу, что он негодяй, что он недостойный бесстыдник, что мне
денег его не надо… Нате, нате, нате, передайте сейчас ему эти
деньги!
«Но
ваш идеал слишком низок, — скажут с презрением, —
деньги, богатство! То ли дело общественная польза, гуманные подвиги?»
— И вы смеете мне предлагать быть
вашим шпионом, и это — за
деньги! — вскочил я в негодовании.
— Вы меня измучили оба трескучими
вашими фразами и все фразами, фразами, фразами! Об чести, например! Тьфу! Я давно хотел порвать… Я рад, рад, что пришла минута. Я считал себя связанным и краснел, что принужден принимать вас… обоих! А теперь не считаю себя связанным ничем, ничем, знайте это!
Ваш Версилов подбивал меня напасть на Ахмакову и осрамить ее… Не смейте же после того говорить у меня о чести. Потому что вы — люди бесчестные… оба, оба; а вы разве не стыдились у меня брать мои
деньги?
— Лиза, я сам знаю, но… Я знаю, что это — жалкое малодушие, но… это — только пустяки и больше ничего! Видишь, я задолжал, как дурак, и хочу выиграть, только чтоб отдать. Выиграть можно, потому что я играл без расчета, на ура, как дурак, а теперь за каждый рубль дрожать буду… Не я буду, если не выиграю! Я не пристрастился; это не главное, это только мимолетное, уверяю тебя! Я слишком силен, чтоб не прекратить, когда хочу. Отдам
деньги, и тогда
ваш нераздельно, и маме скажи, что не выйду от вас…
— Вы поймите, — желая разъяснить дело, улыбаясь, сказал пришедший за Нехлюдовым приказчик, — что князь отдает вам землю за
деньги, а
деньги эти самые опять в
ваш же капитал, на общество отдаются.
— Купленном на
ваши деньги?.. Ха-ха… Ты был у него?
— На што свежее, коли
денег нет. Это завсегда так бывает с
вашим братом.
— В карман? Да, в карман. Это хорошо… Нет, видите ли, это все вздор! — вскричал он, как бы вдруг выходя из рассеянности. — Видите: мы сперва это дело кончим, пистолеты-то, вы мне их отдайте, а вот
ваши деньги… потому что мне очень, очень нужно… и времени, времени ни капли…
— От гордости
вашей думали, что я глуп. Примите
деньги‑то‑с.
— Ведь это народ-то у нас, Маврикий Маврикиевич, совсем без стыда! — восклицал Трифон Борисыч. — Тебе Аким третьего дня дал четвертак
денег, ты их пропил, а теперь кричишь. Доброте только
вашей удивляюсь с нашим подлым народом, Маврикий Маврикиевич, только это одно скажу!
Он тогда не послал
ваши деньги, а растратил, потому что удержаться не мог, как животное», — но все-таки ты мог бы прибавить: «Зато он не вор, вот
ваши три тысячи, посылает обратно, пошлите сами Агафье Ивановне, а сам велел кланяться».
— Не беспокойтесь так, Дмитрий Федорович, — заключил прокурор, — все теперь записанное вы потом прослушаете сами и с чем не согласитесь, мы по
вашим словам изменим, а теперь я вам один вопросик еще в третий раз повторю: неужто в самом деле никто, так-таки вовсе никто, не слыхал от вас об этих зашитых вами в ладонку
деньгах? Это, я вам скажу, почти невозможно представить.
«Видели ли вы его сами — вы, столь многолетне приближенный к
вашему барину человек?» Григорий ответил, что не видел, да и не слыхал о таких
деньгах вовсе ни от кого, «до самых тех пор, как вот зачали теперь все говорить».
С другой стороны — непонятное, упорное и почти ожесточенное умолчание
ваше насчет происхождения
денег, вдруг появившихся в
ваших руках, тогда как еще за три часа до этой суммы вы, по собственному показанию, заложили пистолеты
ваши, чтобы получить только десять рублей!
— Вот
ваши деньги-с! Вот
ваши деньги-с! Вот
ваши деньги-с! Вот
ваши деньги-с! — Вдруг он отскочил назад и выпрямился пред Алешей. Весь вид его изобразил собой неизъяснимую гордость.
— Господин Перхотин передал нам, что вы, войдя к нему, держали в руках… в окровавленных руках…
ваши деньги… большие
деньги… пачку сторублевых бумажек, и что видел это и служивший ему мальчик!
— На стол положили… сами… вон они лежат. Забыли? Подлинно
деньги у вас точно сор аль вода. Вот
ваши пистолеты. Странно, в шестом часу давеча заложил их за десять рублей, а теперь эвона у вас, тысяч-то. Две или три небось?
— Мы это все проверим, ко всему еще возвратимся при допросе свидетелей, который будет, конечно, происходить в
вашем присутствии, — заключил допрос Николай Парфенович. — Теперь же позвольте обратиться к вам с просьбою выложить сюда на стол все
ваши вещи, находящиеся при вас, а главное, все
деньги, какие только теперь имеете.
— Не сметь! — вскричал Петр Ильич. — У меня дома нельзя, да и дурное баловство это. Спрячьте
ваши деньги, вот сюда положите, чего их сорить-то? Завтра же пригодятся, ко мне же ведь и придете десять рублей просить. Что это вы в боковой карман всё суете? Эй, потеряете!
— Сами давно знаете, что надо делать, ума в вас довольно: не предавайтесь пьянству и словесному невоздержанию, не предавайтесь сладострастию, а особенно обожанию
денег, да закройте
ваши питейные дома, если не можете всех, то хоть два или три. А главное, самое главное — не лгите.