Неточные совпадения
Реформы, затеянные Грустиловым, были встречены со стороны их громким сочувствием;
густою толпою убогие люди наполняли
двор градоначальнического дома; одни ковыляли на деревяшках, другие ползали на четверинках.
Когда я проснулся, на
дворе уж было темно. Я сел у отворенного окна, расстегнул архалук, — и горный ветер освежил грудь мою, еще не успокоенную тяжелым сном усталости. Вдали за рекою, сквозь верхи
густых лип, ее осеняющих, мелькали огни в строеньях крепости и слободки. На
дворе у нас все было тихо, в доме княгини было темно.
Месяц с вышины неба давно уже озарял весь
двор, наполненный спящими,
густую кучу верб и высокий бурьян, в котором потонул частокол, окружавший
двор.
На
дворе совершенно
густой туман и ничего разглядеть нельзя.
Костер стал гореть не очень ярко; тогда пожарные, входя во
дворы, приносили оттуда поленья дров, подкладывали их в огонь, — на минуту дым становился
гуще, а затем огонь яростно взрывал его, и отблески пламени заставляли дома дрожать, ежиться.
Мария Романовна тоже как-то вдруг поседела, отощала и согнулась; голос у нее осел, звучал глухо, разбито и уже не так властно, как раньше. Всегда одетая в черное, ее фигура вызывала уныние; в солнечные дни, когда она шла по
двору или гуляла в саду с книгой в руках, тень ее казалась тяжелей и
гуще, чем тени всех других людей, тень влеклась за нею, как продолжение ее юбки, и обесцвечивала цветы, травы.
Раза два мелькнул на
дворе Дунаев, с его незабываемой улыбочкой в курчавой бороде, которая стала еще более
густой и точно вырезанной из дерева.
Филофей задергал вожжами, закричал тонким-тонким голосом: «Эх вы, махонькие!» — братья его подскочили с обеих сторон, подстегнули под брюхо пристяжных — и тарантас тронулся, свернул из ворот на улицу; кудластый хотел было махнуть к себе на
двор, но Филофей образумил его несколькими ударами кнута — и вот мы уже выскочили из деревни и покатили по довольно ровной дороге, между сплошными кустами
густого орешника.
В «Олсуфьевке» жили поколениями. Все между собой были знакомы, подбирались по специальностям, по состоянию и поведению. Пьяницы (а их было между «мастеровщиной» едва ли не большинство) в трезвых семейных домах не принимались.
Двор всегда
гудел ребятишками, пока их не отдадут в мастерские, а о школах и не думали. Маленьких не учили, а подросткам, уже отданным в мастерские, учиться некогда.
И открытые окна, в которых никого не было видно, и таинственный шорох разговоров в
густой тени, и белые камни мощеного
двора, и шопот листьев высокого тополя у каменицы — все это создавало особенное настроение.
Наш флигель стоял в глубине
двора, примыкая с одной стороны к каменице, с другой — к
густому саду. За ним был еще флигелек, где жил тоже с незапамятных времен военный доктор Дударев.
В одном месте сплошной забор сменился палисадником, за которым виднелся широкий
двор с куртиной, посредине которой стоял алюминиевый шар. В глубине виднелся барский дом с колонками, а влево — неотгороженный
густой сад. Аллеи уходили в зеленый сумрак, и на этом фоне мелькали фигуры двух девочек в коротких платьях. Одна прыгала через веревочку, другая гоняла колесо. На скамье под деревом, с книгой на коленях, по — видимому, дремала гувернантка.
В саду, вокруг берез,
гудя, летали жуки, бондарь работал на соседнем
дворе, где-то близко точили ножи; за садом, в овраге, шумно возились ребятишки, путаясь среди
густых кустов. Очень манило на волю, вечерняя грусть вливалась в сердце.
Крыша мастерской уже провалилась; торчали в небо тонкие жерди стропил, курясь дымом, сверкая золотом углей; внутри постройки с воем и треском взрывались зеленые, синие, красные вихри, пламя снопами выкидывалось на
двор, на людей, толпившихся пред огромным костром, кидая в него снег лопатами. В огне яростно кипели котлы,
густым облаком поднимался пар и дым, странные запахи носились по
двору, выжимая слезы из глаз; я выбрался из-под крыльца и попал под ноги бабушке.
Я очутился на
дворе.
Двор был тоже неприятный: весь завешан огромными мокрыми тряпками, заставлен чанами с
густой разноцветной водою. В ней тоже мокли тряпицы. В углу, в низенькой полуразрушенной пристройке, жарко горели дрова в печи, что-то кипело, булькало, и невидимый человек громко говорил странные слова...
Мастер, стоя пред широкой низенькой печью, со вмазанными в нее тремя котлами, помешивал в них длинной черной мешалкой и, вынимая ее, смотрел, как стекают с конца цветные капли. Жарко горел огонь, отражаясь на подоле кожаного передника, пестрого, как риза попа. Шипела в котлах окрашенная вода, едкий пар
густым облаком тянулся к двери, по
двору носился сухой поземок.
Они встретились на паперти; она приветствовала его с веселой и ласковой важностью. Солнце ярко освещало молодую траву на церковном
дворе, пестрые платья и платки женщин; колокола соседних церквей
гудели в вышине; воробьи чирикали по заборам. Лаврецкий стоял с непокрытой головой и улыбался; легкий ветерок вздымал его волосы и концы лент Лизиной шляпы. Он посадил Лизу и бывшую с ней Леночку в карету, роздал все свои деньги нищим и тихонько побрел домой.
Перед ним на пригорке тянулась небольшая деревенька; немного вправо виднелся ветхий господский домик с закрытыми ставнями и кривым крылечком; по широкому
двору, от самых ворот, росла крапива, зеленая и
густая, как конопля; тут же стоял дубовый, еще крепкий амбарчик.
Вся семья, кроме старухи, сидела на балконе. На
дворе были
густые летние сумерки, и из-за меревского сада выплывала красная луна.
— Пойдемте, — так же шепотом отвечали обе девушки и стали пробираться вслед за Феоктистою к выходу. На
дворе стояли
густые сумерки.
На
дворе отходил
густой и необыкновенно теплый вечер, и надвигалась столь же теплая ночь.
Училищный флигель состоял всего из пяти очень хороших комнат, выходивших частию на чистенький, всегда усыпанный желтым песком
двор уездного училища, а частию в старый
густой сад, тоже принадлежащий училищу, и, наконец, из трех окон залы была видна огибавшая город речка Саванка.
Аллеи парка утрамбовали и посыпали
густым слоем песка; оранжереи и плодовый сад подчистили, конный и скотный
дворы обрядили так, что взойти любо.
Большой каменный двухэтажный дом, с башнями по бокам и вышкой посередине; штукатурка местами обвалилась; направо и налево каменные флигеля, службы, скотные и конные
дворы, оранжереи, теплицы; во все стороны тянутся проспекты, засаженные столетними березами и липами; сзади — темный,
густой сад; сквозь листву дерев и кустов местами мелькает стальной блеск прудов.
По улице шли быстро и молча. Мать задыхалась от волнения и чувствовала — надвигается что-то важное. В воротах фабрики стояла толпа женщин, крикливо ругаясь. Когда они трое проскользнули во
двор, то сразу попали в
густую, черную, возбужденно гудевшую толпу. Мать видела, что все головы были обращены в одну сторону, к стене кузнечного цеха, где на груде старого железа и фоне красного кирпича стояли, размахивая руками, Сизов, Махотин, Вялов и еще человек пять пожилых, влиятельных рабочих.
Мать видела в десятке шагов от себя снова
густую толпу людей. Они рычали, ворчали, свистели и, медленно отступая в глубь улицы, разливались во
дворы.
На
дворе стояла совершенно черная, непроницаемая ночь, так что сначала Ромашову приходилось, точно слепому, ощупывать перед собой дорогу. Ноги его в огромных калошах уходили глубоко в
густую, как рахат-лукум, грязь и вылезали оттуда со свистом и чавканьем. Иногда одну из калош засасывало так сильно, что из нее выскакивала нога, и тогда Ромашову приходилось, балансируя на одной ноге, другой ногой впотьмах наугад отыскивать исчезнувшую калошу.
Когда мы вышли из дома, на
дворе стояла довольно
густая толпа народа.
Всякие запахи, начиная с благоуханий цветущих лип и кончая миазмами скотного
двора,
густою массой стоят в воздухе.
Налево овраг выходит к арестантским ротам, в него сваливают мусор со
дворов, и на дне его стоит лужа
густой, темно-зеленой грязи; направо, в конце оврага, киснет илистый Звездин пруд, а центр оврага — как раз против дома; половина засыпана сором, заросла крапивой, лопухами, конским щавелем, в другой половине священник Доримедонт Покровский развел сад; в саду — беседка из тонких дранок, окрашенных зеленою краской.
Бедное насекомое, обретя тепло и приют в
густой бороде дьякона, начало копошиться и разбудило его: Ахилла громко фыркнул, потянулся, вскочил, забросил за плечи свой узел и, выпив на постоялом
дворе за грош квасу, пошел к городу.
Около дома, на
дворе, куда выходило крыльцо, росла крапива,
густая, высокая. Преполовенская слегка улыбнулась, и последняя тень недовольства сбежала с ее белого и полного лица. Она попрежнему стала приветлива и любезна с Варварою. Обида будет отомщена и без ссоры. Вместе пошли они в сад пережидать хозяйкино нашествие.
Слышал, как Власьевна и Наталья звали его, слышал
густое урчание многих голосов на
дворе, оно напоминало ему жирные пятна в ушате с помоями.
Матвей выскочил вон из комнаты; по
двору, согнув шею и качаясь на длинных ногах, шёл солдат, одну руку он протянул вперёд, а другою дотрагивался до головы, осыпанной землёю, и отряхал с пальцев
густую, тёмно-красную грязь.
«Уйду я лучше», — решил Кожемякин, тотчас же выбрался из круга людей, не оглядываясь пошёл вниз, по извилистой дорожке между сочных яблонь и
густых кустов орешника. Но когда он проходил ворота из сада во
двор, за плечом у него почтительно прозвучало приветствие Тиунова, и, точно ласковые котята, заиграли, запрыгали мягкие вопросы...
По
двору тихо бродил Шакир, вполголоса рассказывая новому дворнику Фоке, где что лежит, что надо делать. Фока был мужик высокий, сутулый, с каменным лицом, в
густой раме бороды, выгоревшей досера. Он смотрел на всё равнодушно, неподвижным взглядом тёмных глаз и молча кивал в ответ татарину лысоватой острой головой.
По крыше тяжело стучали ещё редкие тёплые капли; падая на
двор, они отскакивали от горячей земли, а пыль бросалась за ними, глотая их. Туча покрыла
двор, стало темно, потом сверкнула молния — вздрогнуло всё, обломанный дом Бубновых подпрыгнул и с оглушающим треском ударился о землю, завизжали дети, бросившись в амбар, и сразу — точно река пролилась с неба — со свистом хлынул
густой ливень.
В поле тяжело и низко летели вороны, и когда птица летела над лужей, то раздваивалась. Вышла со
двора высокая баба с
густыми бровями на печальном лице, поклонилась Матвею.
На
дворе было около восьми часов вечера; сумерки с каждой минутой надвигались все
гуще и
гуще, и в небольшой гостиной опрятного домика, выходившего окнами к одной из оранжерей опустелого Таврического дворца, ярко засветилась белая фарфоровая лампа, разливавшая тихий и ровный свет по уютному покою.
Еще вторые петухи не пропели, как вдруг две тройки примчались к постоялому
двору.
Густой пар валил от лошадей, и, в то время как из саней вылезало несколько человек, закутанных в шубы, усталые кони, чувствуя близость ночлега, взрывали копытами глубокий снег и храпели от нетерпения.
Первый предмет, поразивший старого рыбака, когда он вошел на
двор, была жена его, сидевшая на ступеньках крыльца и рыдавшая во всю душу; подле нее сидели обе снохи, опустившие платки на лицо и качавшие головами. В дверях, прислонившись к косяку, стоял приемыш; бледность лица его проглядывала даже сквозь
густые сумерки; в избе слышались голоса Петра и Василия и еще чей-то посторонний, вовсе незнакомый голос.
В углу
двора помещалась кузница; в ней с утра до вечера горел огонь, наваривали шины, ковали лошадей, стучали молотки, высокий, жилистый кузнец Савёл
густым, угрюмым голосом пел песни.
Густая, почти чёрная тьма наполняла
двор, неба не было видно.
Курослепов (сходит с крыльца). Гаврюшка! Вот кто гудит-то. Какое такое столпотворение ты тут на
дворе заводишь!
Прошел уж и лед на Волге. Два-три легких пароходика пробежали вверх и вниз… На пристанях
загудела рабочая сила… Луга и деревья зазеленели, и под яркими, приветливыми лучами животворного солнца даже сам вечно мрачный завод как-то повеселел, хотя грязный
двор с грудами еще не успевшего стаять снега около забора и закоптевшими зданиями все-таки производил неприятное впечатление на свежего человека… Завсегдатаям же завода и эта осторожная весна была счастьем. Эти желтые, чахлые, суровые лица сияли порой…
Это было длинное, желтого цвета, грязное и закопченное двухэтажное здание с побитыми стеклами в рамах, откуда валил
густой пар. Гуденье сотни голосов неслось на
двор сквозь разбитые стекла.
Это был тонкий бабий голос, и, точно желая передразнить его, в трубе
загудел ветер тоже тонким голосом. Прошло с полминуты, и опять послышалось сквозь шум ветра, но уже как будто с другого конца
двора...
Из сада смотрели, как занимался дом. Еще темнота была, и широкий
двор смутно двигался,
гудел ровно и сильно — еще понаехали с телегами деревни; засветлело, но не в доме, куда смотрели, а со стороны служб: там для света подожгли сарайчик, и слышно было, как мечутся разбуженные куры и поет сбившийся с часов петух. Но не яснее стали тени во
дворе, и только прибавилось шуму: ломали для проезда ограду.
Он спал, да спала и вся вертящаяся до поздней ночи Москва, и не спал лишь громадный серый корпус на Тверской, во
дворе, где страшно
гудели, потрясая все здание, ротационные машины «Известий».
Из высокой дымовой трубы на фабрике изобретателя качающихся паровых цилиндров, доктора Альбана, уже третий день не вылетает ни одной струи дыма; пронзительный фабричный свисток не раздается на покрытых снегом полях; на
дворе сумерки;
густая серая луна из-за горы поднимается тускло; деревья индевеют.