Неточные совпадения
— Не обращайте внимания, — сказала Лидия Ивановна и легким движением
подвинула стул Алексею Александровичу. — Я замечала… — начала она что-то, как в комнату вошел лакей с письмом. Лидия Ивановна быстро пробежала записку и, извинившись, с чрезвычайною быстротой написала и отдала ответ и вернулась к
столу. — Я замечала, — продолжала она начатый разговор, — что Москвичи, в особенности мужчины, самые равнодушные к религии люди.
И сердцем далеко носилась
Татьяна, смотря на луну…
Вдруг мысль в уме ее родилась…
«Поди, оставь меня одну.
Дай, няня, мне перо, бумагу
Да
стол подвинь; я скоро лягу;
Прости». И вот она одна.
Всё тихо. Светит ей луна.
Облокотясь, Татьяна пишет.
И всё Евгений на уме,
И в необдуманном письме
Любовь невинной девы дышит.
Письмо готово, сложено…
Татьяна! для кого ж оно?
Огонь лампы, как бы поглощенный медью самовара, скупо освещал три фигуры, окутанные жарким сумраком. Лютов, раскачиваясь на стуле,
двигал челюстями, чмокал и смотрел в сторону Туробоева, который, наклонясь над
столом, писал что-то на измятом конверте.
С Климом он поздоровался так, как будто вчера видел его и вообще Клим давно уже надоел ему. Варваре поклонился церемонно и почему-то закрыв глаза. Сел к
столу,
подвинул Вере Петровне пустой стакан; она вопросительно взглянула в измятое лицо доктора.
Самгин пошел домой, — хотелось есть до колик в желудке. В кухне на
столе горела дешевая, жестяная лампа, у
стола сидел медник, против него — повар, на полу у печи кто-то спал, в комнате Анфимьевны звучали сдержанно два или три голоса. Медник говорил быстрой скороговоркой, сердито,
двигая руками по
столу...
Иноков подошел к Робинзону, угрюмо усмехаясь, сунул руку ему, потом Самгину, рука у него была потная, дрожала, а глаза странно и жутко побелели, зрачки как будто расплылись, и это сделало лицо его слепым. Лакей
подвинул ему стул, он сел, спрятал руки под
столом и попросил...
— Так, сболтнул. Смешно и… отвратительно даже, когда подлецы и идиоты делают вид, что они заботятся о благоустройстве людей, — сказал он, присматриваясь, куда бросить окурок. Пепельница стояла на
столе за книгами, но Самгин не хотел
подвинуть ее гостю.
Кутузов, сняв пиджак, расстегнув жилет, сидел за
столом у самовара, с газетой в руках, газеты валялись на диване, на полу, он встал и, расшвыривая их ногами, легко
подвинул к
столу тяжелое кресло.
Количество людей во фраках возрастало, уже десятка полтора кричало, окружая
стол, — старик, раскинув руки над
столом,
двигал ими в воздухе, точно плавая, и кричал, подняв вверх багровое лицо...
В пекарне началось оживление, кудрявый Алеша и остролицый, худенький подросток Фома налаживали в приямке два самовара, выгребали угли из печи, в углу гремели эмалированные кружки, лысый старик резал каравай хлеба равновесными ломтями, вытирали
стол,
двигали скамейки, по асфальту пола звучно шлепали босые подошвы, с печки слезли два человека в розовых рубахах, без поясов, одинаково растрепанные, одновременно и как будто одними и теми же движениями надели сапоги, полушубки и — ушли в дверь на двор.
Перешли в большую комнату, ее освещали белым огнем две спиртовые лампы, поставленные на
стол среди многочисленных тарелок, блюд, бутылок. Денисов взял Самгина за плечо и
подвинул к небольшой, толстенькой женщине в красном платье с черными бантиками на нем.
—
Подвинув отъехавший стул ближе ко
столу, согнувшись так, что подбородок его почти лег на тарелку, он продолжал: — Я вам покаюсь: я вот, знаете, утешаю себя, — ничего, обойдется, мы — народ умный!
Захар только отвернется куда-нибудь, Анисья смахнет пыль со
столов, с диванов, откроет форточку, поправит шторы, приберет к месту кинутые посреди комнаты сапоги, повешенные на парадных креслах панталоны, переберет все платья, даже бумаги, карандаши, ножичек, перья на
столе — все положит в порядке; взобьет измятую постель, поправит подушки — и все в три приема; потом окинет еще беглым взглядом всю комнату,
подвинет какой-нибудь стул,
задвинет полуотворенный ящик комода, стащит салфетку со
стола и быстро скользнет в кухню, заслыша скрипучие сапоги Захара.
Посредине
стола держал банк изящный брюнет, методически
продвигая по зеленому сукну холеной, слегка вздрагивающей рукой без всяких украшений атласную карту.
— Да, я здесь, правда, свой человек, — спокойно продолжал он, медленными кругами
двигая рюмку по
столу.Представьте себе: я в этом самом доме обедал изо дня в день ровно четыре месяца.
— Не трудись их вынимать, а, напротив, дай мне расписку, что я их не взял у тебя! — сказал Вихров и, подойдя к
столу, написал такого рода расписку. — Подпишись, — прибавил он,
подвигая ее к мужику.
Чай пили долго, стараясь сократить ожидание. Павел, как всегда, медленно и тщательно размешивал ложкой сахар в стакане, аккуратно посыпал соль на кусок хлеба — горбушку, любимую им. Хохол
двигал под
столом ногами, — он никогда не мог сразу поставить свои ноги удобно, — и, глядя, как на потолке и стене бегает отраженный влагой солнечный луч, рассказывал...
Ефим принес горшок молока, взял со
стола чашку, сполоснул водой и, налив в нее молоко,
подвинул к Софье, внимательно слушая рассказ матери. Он двигался и делал все бесшумно, осторожно. Когда мать кончила свой краткий рассказ — все молчали с минуту, не глядя друг на друга. Игнат, сидя за
столом, рисовал ногтем на досках какой-то узор, Ефим стоял сзади Рыбина, облокотясь на его плечо, Яков, прислонясь к стволу дерева, сложил на груди руки и опустил голову. Софья исподлобья оглядывала мужиков…
Вечером хохол ушел, она зажгла лампу и села к
столу вязать чулок. Но скоро встала, нерешительно прошлась по комнате, вышла в кухню, заперла дверь на крюк и, усиленно
двигая бровями, воротилась в комнату. Опустила занавески на окнах и, взяв книгу с полки, снова села к
столу, оглянулась, наклонилась над книгой, губы ее зашевелились. Когда с улицы доносился шум, она, вздрогнув, закрывала книгу ладонью, чутко прислушиваясь… И снова, то закрывая глаза, то открывая их, шептала...
Дальше — в комнате R. Как будто — все точно такое, что и у меня: Скрижаль, стекло кресел,
стола, шкафа, кровати. Но чуть только вошел —
двинул одно кресло, другое — плоскости сместились, все вышло из установленного габарита, стало неэвклидным. R — все тот же, все тот же. По Тэйлору и математике — он всегда шел в хвосте.
Подают бутылку вина; Праздношатающийся приметно
подвигает свой стул к
столу собеседников.
Александр
подвинул свои кресла к
столу, а дядя начал отодвигать от племянника чернильницу, presse-papier и прочее.
— Вот это не забудь! — сказал Петр Иваныч,
подвигая к нему листок с начатыми стихами, лежавший на
столе.
Шатов
подвинул к
столу скамейку, сел и меня посадил с собой рядом.
Он положил руки на
стол и шепотом,
двигая пальцами, сказал...
«Чего бы ей сказать? — соображал Кожемякин,
двигая по
столу тарелку с лепёшками и пряниками. — Улыбнулась бы ещё…»
И снова все смотрели на его угреватое лицо, а дядя Марк щёлкал по
столу пальцами, нетерпеливо
двигая густыми бровями.
— Малай-й! — подозвал он полового. — Прибор к паре и на семик сахару… Да кипяточку, — и
подвинул половому свои две копейки, лежавшие на
столе.
Быстрым движением руки Юрий,
подвинув вперед
стол, притиснул к стене поляка и, обернувшись назад, закричал казакам...
Чурис так долго, с улыбкой переминаясь, не
подвигал руку за деньгами, что Нехлюдов положил их на конец
стола и покраснел еще больше.
Гаврик громко схлёбывал чай с блюдечка и
двигал под
столом ногами.
В полночь, когда в верхнем этаже над нами, встречая Новый год,
задвигали стульями и прокричали «ура», Зинаида Федоровна позвонила мне из комнаты, что рядом с кабинетом. Она, вялая от долгого лежанья, сидела за
столом и писала что-то на клочке бумаги.
Обыкновенно он сидел среди комнаты за
столом, положив на него руки, разбрасывал по
столу свои длинные пальцы и всё время тихонько
двигал ими, щупая карандаши, перья, бумагу; на пальцах у него разноцветно сверкали какие-то камни, из-под чёрной бороды выглядывала жёлтая большая медаль; он медленно ворочал короткой шеей, и бездонные, синие стёкла очков поочерёдно присасывались к лицам людей, смирно и молча сидевших у стен.
Чёрненький, неугомонный, подобно мухе, Зарубин вертел головой,
двигал ногами, его тонкие, тёмные руки летали над
столом, он всё хватал, щупал, обнюхивал. Евсей вдруг почувствовал, что Зарубин вызывает у него тяжёлое, тупое раздражение.
Человек назвал хозяев и дядю Петра людями и этим как бы отделил себя от них. Сел он не близко к
столу, потом ещё отодвинулся в сторону от кузнеца и оглянулся вокруг, медленно
двигая тонкой, сухой шеей. На голове у него, немного выше лба, над правым глазом, была большая шишка, маленькое острое ухо плотно прильнуло к черепу, точно желая спрятаться в короткой бахроме седых волос. Он был серый, какой-то пыльный. Евсей незаметно старался рассмотреть под очками глаза, но не мог, и это тревожило его.
— Не угодно ли покушать? — сказал, улыбаясь, Сборской,
подвигая к Ленскому новое блюдо, которое хозяйка дома с вежливою улыбкою поставила на
стол.
Запоздалый грузовик прошел по улице Герцена, колыхнув старые стены института. Плоская стеклянная чашечка с пинцетами звякнула на
столе. Профессор побледнел и занес руки над микроскопом так, словно мать над дитятей, которому угрожает опасность. Теперь не могло быть и речи о том, чтобы Персиков
двинул винт, о нет, он боялся уже, чтобы какая-нибудь посторонняя сила не вытолкнула из поля зрения того, что он увидал.
Она опустилась с презрением и тревогой, холодно
двинув бровью. Томсон, прикрыв лицо рукой, сидел, катая хлебный шарик. Я все время стоял. Стояли также Дюрок, Эстамп, капитан и многие из гостей. На праздник, как на луг, легла тень. Началось движение, некоторые вышли из-за
стола, став ближе к нам.
Положив эту пачку на
стол рядом с отсчитанным казенным жалованьем, «косоротый» черкнул у себя в тетрадке карандашиком и,
задвинув тетрадь в
стол, ждал, чтобы Фермор вышел и дал место другому офицеру.
После шипучего все стали садиться за
стол. Гости говорили,
двигая стульями. Пели и сенях певчие, играла музыка, и в это же время на дворе бабы величали, все в один голос, — и была какая-то ужасная, дикая смесь звуков, от которой кружилась голова.
— Я всё сама делаю, — сказала она Петру Ивановичу, отодвигая к одной стороне альбомы, лежавшие на
столе; и, заметив, что пепел угрожал
столу, не мешкая
подвинула Петру Ивановичу пепельницу и проговорила: — Я нахожу притворством уверять, что я не могу от горя заниматься практическими делами. Меня, напротив, если может что не утешить… а развлечь, то это заботы о нем же. — Она опять достала платок, как бы собираясь плакать, и вдруг, как бы пересиливая себя, встряхнулась и стала говорить спокойно.
Он глядит на Михаила Михайловича, партнера, как он бьет по
столу сангвинической рукой и учтиво и снисходительно удерживается от захватывания взяток, а
подвигает их к Ивану Ильичу, чтобы доставить ему удовольствие собирать их, не утруждая себя, не протягивая далеко руку.
Большая комната в доме Бардиных. В задней стене четыре окна и дверь, выходящие на террасу; за стеклами видны солдаты, жандармы, группа рабочих, среди них Левшин, Греков. Комната имеет нежилой вид: мебели мало, она стара, разнообразна, на стенах отклеились обои. У правой стены поставлен большой
стол. Конь сердито
двигает стульями, расставляя их вокруг
стола. Аграфена метет пол. В левой стене большая двухстворчатая дверь, в правой — тоже.
Все садятся. Марфа Борисовна ставит жбан на
стол,
подвигает скамеечку и садится.
Лакей. И ящиков в
столы не двигать-с?
Уж
стол накрыт; давно пора;
Хозяйка ждет нетерпеливо.
Дверь отворилась, входит граф;
Наталья Павловна, привстав,
Осведомляется учтиво,
Каков он? что нога его?
Граф отвечает: ничего.
Идут за
стол; вот он садится,
К ней
подвигает свой прибор
И начинает разговор:
Святую Русь бранит, дивится,
Как можно жить в ее снегах,
Жалеет о Париже страх.
Будто почувствовав важность этой минуты, все как-то подбодрились, оправились,
подвинули ближе к
столу свои кресла и приготовились слушать.
— Так налей себе чаю и поешь хлеба с колбасой; там на
столе все стоит со вчерашнего дня, — сказал он и сам, с трудом
двигая ослабевшие ноги, перешел из кухни в горницу.
Он ворчал, а семья его сидела за
столом и ждала, когда он кончит мыть руки, чтобы начать обедать. Его жена Федосья Семеновна, сын Петр — студент, старшая дочь Варвара и трое маленьких ребят давно уже сидели за
столом и ждали. Ребята — Колька, Ванька и Архипка, курносые, запачканные, с мясистыми лицами и с давно не стриженными, жесткими головами, нетерпеливо
двигали стульями, а взрослые сидели не шевелясь и, по-видимому, для них было всё равно — есть или ждать…
Когда секретарь кончил, председатель для чего-то погладил перед собою
стол, долго щурил глаза на подсудимого и потом уж спросил, лениво
двигая языком...