Неточные совпадения
Где он?» Он пошел к жене и, насупившись, не глядя на нее, спросил у старшей девочки, где та
бумага, которую он
дал им.
— Постой, постой! — закричал вдруг Максим Максимыч, ухватясь за дверцы коляски, — совсем было забыл… У меня остались ваши
бумаги, Григорий Александрович… я их таскаю с собой… думал найти вас в Грузии, а вот где Бог
дал свидеться… Что мне с ними делать?..
Но дело в том, что я намерен это следить не формальным следованьем по
бумагам, а военным быстрым судом, как в военное <время>, и надеюсь, что государь мне
даст это право, когда я изложу все это дело.
И выбрать вместо этого что же? — переписыванье
бумаг, что может несравненно лучше производить ничему не учившийся кантонист!» И еще раз
дал себе названье дурака Андрей Иванович Тентетников.
И сердцем далеко носилась
Татьяна, смотря на луну…
Вдруг мысль в уме ее родилась…
«Поди, оставь меня одну.
Дай, няня, мне перо,
бумагуДа стол подвинь; я скоро лягу;
Прости». И вот она одна.
Всё тихо. Светит ей луна.
Облокотясь, Татьяна пишет.
И всё Евгений на уме,
И в необдуманном письме
Любовь невинной девы дышит.
Письмо готово, сложено…
Татьяна! для кого ж оно?
Знатная
дама, чье лицо и фигура, казалось, могли отвечать лишь ледяным молчанием огненным голосам жизни, чья тонкая красота скорее отталкивала, чем привлекала, так как в ней чувствовалось надменное усилие воли, лишенное женственного притяжения, — эта Лилиан Грэй, оставаясь наедине с мальчиком, делалась простой мамой, говорившей любящим, кротким тоном те самые сердечные пустяки, какие не передашь на
бумаге, — их сила в чувстве, не в самих них.
— Позвольте, позвольте, я с вами совершенно согласен, но позвольте и мне разъяснить, — подхватил опять Раскольников, обращаясь не к письмоводителю, а все к Никодиму Фомичу, но стараясь всеми силами обращаться тоже и к Илье Петровичу, хотя тот упорно делал вид, что роется в
бумагах и презрительно не обращает на него внимания, — позвольте и мне с своей стороны разъяснить, что я живу у ней уж около трех лет, с самого приезда из провинции и прежде… прежде… впрочем, отчего ж мне и не признаться в свою очередь, с самого начала я
дал обещание, что женюсь на ее дочери, обещание словесное, совершенно свободное…
Даже
бумага выпала из рук Раскольникова, и он дико смотрел на пышную
даму, которую так бесцеремонно отделывали; но скоро, однако же, сообразил, в чем дело, и тотчас же вся эта история начала ему очень даже нравиться. Он слушал с удовольствием, так даже, что хотелось хохотать, хохотать, хохотать… Все нервы его так и прыгали.
Позвольте-с: она именно сказала, что, как только я
дам эту
бумагу, она опять будет меня кредитовать сколько угодно и что никогда, никогда, в свою очередь, — это ее собственные слова были, — она не воспользуется этой
бумагой, покамест я сам заплачу…
Марья Ивановна встала и почтительно ее благодарила. Все в неизвестной
даме невольно привлекало сердце и внушало доверенность. Марья Ивановна вынула из кармана сложенную
бумагу и подала ее незнакомой своей покровительнице, которая стала читать ее про себя.
Дронов существовал для него только в те часы, когда являлся пред ним и рассказывал о многообразных своих делах, о том, что выгодно купил и перепродал партию холста или книжной
бумаги, он вообще покупал, продавал, а также устроил вместе с Ногайцевым в каком-то мрачном подвале театрик «сатиры и юмора», — заглянув в этот театр, Самгин убедился, что юмор сведен был к случаю с одним нотариусом, который на глазах своей жены обнаружил в портфеле у себя панталоны какой-то
дамы.
А Миша постепенно вызывал чувство неприязни к нему. Молчаливый, скромный юноша не
давал явных поводов для неприязни, он быстро и аккуратно убирал комнаты, стирал пыль не хуже опытной и чистоплотной горничной, переписывал
бумаги почти без ошибок, бегал в суд, в магазины, на почту, на вопросы отвечал с предельной точностью. В свободные минуты сидел в прихожей на стуле у окна, сгибаясь над книгой.
— А-а, приехал, — ненужно громко сказала Марина и, встряхнув какими-то
бумагами в левой руке, правую быстро вскинула к подбородку Клима. Она никогда раньше не
давала ему целовать руку, и в этом ее жесте Самгин почувствовал нечто.
— Ага, эта — вы? Опять — вы? Нет, я не дурак.
Бумаги дайте… я жаловаться буду. Губернатору.
— Фельдшера, доктора, — приказал он. — Этого оставить здесь, в башне. Спросит
бумаги, чернил —
дать.
Самгину казалось, что все мужчины и
дамы смотрят на Марину, как бы ожидая, когда она будет танцевать. Он находил, что она отвечает на эти взгляды слишком пренебрежительно. Марина чистит грушу, срезая толстые слои, а рядом с нею рыжеволосая
дама с бриллиантами на шее, на пальцах ловко срезает кожицу с груши слоями тонкими, почти как
бумага.
Профессоров Самгин слушал с той же скукой, как учителей в гимназии. Дома, в одной из чистеньких и удобно обставленных меблированных комнат Фелицаты Паульсен, пышной
дамы лет сорока, Самгин записывал свои мысли и впечатления мелким, но четким почерком на листы синеватой почтовой
бумаги и складывал их в портфель, подарок Нехаевой. Не озаглавив свои заметки, он красиво, рондом, написал на первом их листе...
—
Дай мне лист почтовой
бумаги, — спросил Штольц, — записку написать.
Барон вел процесс, то есть заставлял какого-то чиновника писать
бумаги, читал их сквозь лорнетку, подписывал и посылал того же чиновника с ними в присутственные места, а сам связями своими в свете
давал этому процессу удовлетворительный ход. Он подавал надежду на скорое и счастливое окончание. Это прекратило злые толки, и барона привыкли видеть в доме, как родственника.
Опекуну она не
давала сунуть носа в ее дела и, не признавая никаких документов,
бумаг, записей и актов, поддерживала порядок, бывший при последних владельцах, и отзывалась в ответ на письма опекуна, что все акты, записи и документы записаны у ней на совести, и она отдаст отчет внуку, когда он вырастет, а до тех пор, по словесному завещанию отца и матери его, она полная хозяйка.
— Знаю, знаю зачем! — вдруг догадался он, —
бумаги разбирать — merci, [благодарю (фр.).] а к Святой опять обошел меня, а Илье
дали! Qu’il aille se promener! [Пусть убирается! (фр.)] Ты не была в Летнем саду? — спросил он у дочери. — Виноват, я не поспел…
— Оставим это. Ты меня не любишь, еще немного времени, впечатление мое побледнеет, я уеду, и ты никогда не услышишь обо мне.
Дай мне руку, скажи дружески, кто учил тебя, Вера, — кто этот цивилизатор? Не тот ли, что письма пишет на синей
бумаге!..
И вот он умирает; Катерина Николавна тотчас вспомнила про письмо: если бы оно обнаружилось в
бумагах покойного и попало в руки старого князя, то тот несомненно прогнал бы ее навсегда, лишил наследства и не
дал бы ей ни копейки при жизни.
Через полчаса явились другие, одетые побогаче. Они привезли
бумагу, в которой делались обыкновенные предостережения: не съезжать на берег, не обижать японцев и т. п. Им так понравилась наливка, что они выпросили, что осталось в бутылке, для гребцов будто бы, но я уверен, что они им и понюхать не
дали.
Впрочем, из этой великолепной картины, как и из многих других, ничего не выходило. Приготовление
бумаги для фотографических снимков требует, как известно, величайшей осторожности и внимания. Надо иметь совершенно темную комнату, долго приготовлять разные составы,
давать время
бумаге вылеживаться и соблюдать другие, подобные этим условия. Несмотря на самопожертвование Гошкевича, с которым он трудился, ничего этого соблюсти было нельзя.
На одном берегу собралось множество народа; некоторые просили знаками наших пристать, показывая какую-то
бумагу, и когда они пристали, то корейцы
бумаги не
дали, а привели одного мужчину, положили его на землю и начали бить какой-то палкой в виде лопатки.
Сидевший там писарь
дал одному из солдат пропитанную табачным дымом
бумагу и, указав на арестантку сказал: «прими».
— Так ты можешь
дать мне
бумагу, чтобы я мог видеться с нею?
Была получена
бумага, в которой предписывалось
дать главным двум виновникам — Васильеву и бродяге Непомнящему по 30 розог.
Какие он вам
бумаги дал — посмотрим.
— Да, вот еще счастливая мысль:
дайте мне
бумаги, я напишу этому негодяю письмо, чтобы взять его в руки. — Жюли написала: «Мсье Сторешников, вы теперь, вероятно, в большом затруднении; если хотите избавиться от него, будьте у меня в 7 часов. М. Ле-Теллье». — Теперь прощайте!
Она бросалась в постель, закрывала лицо руками и через четверть часа вскакивала, ходила по комнате, падала в кресла, и опять начинала ходить неровными, порывистыми шагами, и опять бросалась в постель, и опять ходила, и несколько раз подходила к письменному столу, и стояла у него, и отбегала и, наконец, села, написала несколько слов, запечатала и через полчаса схватила письмо, изорвала, сожгла, опять долго металась, опять написала письмо, опять изорвала, сожгла, и опять металась, опять написала, и торопливо, едва запечатав, не
давая себе времени надписать адреса, быстро, быстро побежала с ним в комнату мужа, бросила его да стол, и бросилась в свою комнату, упала в кресла, сидела неподвижно, закрыв лицо руками; полчаса, может быть, час, и вот звонок — это он, она побежала в кабинет схватить письмо, изорвать, сжечь — где ж оно? его нет, где ж оно? она торопливо перебирала
бумаги: где ж оно?
Лопухов с очень ранней молодости, почти с детства, добывал деньги на свое содержание; Кирсанов с 12 лет помогал отцу в переписывании
бумаг, с IV класса гимназии тоже
давал уже уроки.
Несколько дней спустя после своего приезда молодой Дубровский хотел заняться делами, но отец его был не в состоянии
дать ему нужные объяснения; у Андрея Гавриловича не было поверенного. Разбирая его
бумаги, нашел он только первое письмо заседателя и черновой ответ на оное; из того не мог он получить ясное понятие о тяжбе и решился ожидать последствий, надеясь на правоту самого дела.
— Сейчас, — отвечал офицер, — выдьте вон на минуту. — Смотритель и слуга вышли. — Я не шучу, — продолжал он по-французски, — десять тысяч могу я вам
дать, мне нужно только ваше отсутствие и ваши
бумаги. — При сих словах он отпер шкатулку и вынул несколько кип ассигнаций.
Товарищ попечителя признался ему, что они получили
бумагу, в силу которой им не велено ему
давать кафедры за известные правительству связи его с злоумышленными людьми.
Многие меня хвалили, находили во мне способности и с состраданием говорили: „Если б приложить руки к этому ребенку!“ — „Он дивил бы свет“, — договаривала я мысленно, и щеки мои горели, я спешила идти куда-то, мне виднелись мои картины, мои ученики — а мне не
давали клочка
бумаги, карандаша…
Я собирался на другой день продать лошадь и всякую дрянь, как вдруг явился полицмейстер с приказом выехать в продолжение двадцати четырех часов. Я объяснил ему, что губернатор
дал мне отсрочку. Полицмейстер показал
бумагу, в которой действительно было ему предписано выпроводить меня в двадцать четыре часа.
Бумага была подписана в самый тот день, следовательно, после разговора со мною.
— Как бы я не
дала! Мне в ту пору пятнадцать лет только что минуло, и я не понимала, что и за
бумага такая. А не
дала бы я
бумаги, он бы сказал: «Ну, и нет тебе ничего! сиди в девках!» И то обещал шестьдесят тысяч, а
дал тридцать. Пытал меня Василий Порфирыч с золовушками за это тиранить.
Вот за шампанским кончает обед шумная компания… Вскакивает, жестикулирует, убеждает кого-то франт в смокинге, с брюшком. Набеленная, с накрашенными губами
дама курит папиросу и пускает дым в лицо и подливает вино в стакан человеку во френче. Ему, видимо, неловко в этой компании, но он в центре внимания. К нему относятся убеждающие жесты жирного франта. С другой стороны около него трется юркий человек и показывает какие-то
бумаги. Обхаживаемый отводит рукой и не глядит, а тот все лезет, лезет…
О каковом публичном рабунке и явном разбое он, нижайший сирота — дворянин Антоний Фортунатов Банькевич, омочая сию
бумагу горькими сиротскими слезами, просит произвести строжайшее следствие и
дать суд по форме».
— Я попросил почталиона, чтобы он
дал мне сии
бумаги посмотреть, и, развернув их, узнал, что найденная мною к ним же принадлежала.
Я понял его мысль, вынул из кошелька… и,
дав ему, советовал, что, приехав в Петербург, он продал бы
бумагу свою на вес разносчикам для обвертки; ибо мнимое маркизство скружить может многим голову, и он причиною будет возрождению истребленного в России зла — хвастовства древния породы.
Уговорил я его, чтобы он
бумаги сии отдал мне,
дав ему за то награждение.
В избе нашел я проезжающего, который, сидя за обыкновенным длинным крестьянским столом в переднем углу, разбирал
бумаги и просил почтового комиссара, чтобы ему поскорее велел
дать лошадей.
— Очень может быть, хотя это и здесь куплено. Ганя,
дайте князю
бумагу; вот перья и
бумага, вот на этот столик пожалуйте. Что это? — обратился генерал к Гане, который тем временем вынул из своего портфеля и подал ему фотографический портрет большого формата, — ба! Настасья Филипповна! Это сама, сама тебе прислала, сама? — оживленно и с большим любопытством спрашивал он Ганю.
— Вы знаете, князь, к какому лицу мы теперь вам
бумаги писать
дадим?
«Прилагаемая бумажка вам объяснит все. Кстати скажу вам, что я не узнал вас: вы, такая всегда аккуратная, роняете такие важные
бумаги. (Эту фразу бедный Лаврецкий готовил и лелеял в течение нескольких часов.) Я не могу больше вас видеть; полагаю, что и вы не должны желать свидания со мною. Назначаю вам пятнадцать тысяч франков в год; больше
дать не могу. Присылайте ваш адрес в деревенскую контору. Делайте, что хотите; живите, где хотите. Желаю вам счастья. Ответа не нужно».
— Будешь меня благодарить, Ермолай Семеныч! — кричал он. — А твоя красная
бумага на помин моей души пойдет… У волка в зубе — Егорий
дал.
— Неужто правда, андел мой? А? Ах, божже мой… да, кажется, только бы вот дыхануть одинова
дали, а то ведь эта наша конпания — могила. Заживо все помираем… Ах, друг ты мой, какое ты словечко выговорил! Сам, говоришь, и
бумагу читал? Правильная совсем
бумага? С орлом?..