Неточные совпадения
Посредине комнаты, на столе,
стоял гроб, вокруг него нагоревшие свечи в высоких серебряных подсвечниках; в дальнем углу сидел дьячок и тихим однообразным голосом читал псалтырь.
Отец
стоял у изголовья
гроба, был бледен, как платок, и с заметным трудом удерживал слезы.
Так же как и в пещерах киевских, тут видны были углубления в стенах и
стояли кое-где
гробы; местами даже попадались просто человеческие кости, от сырости сделавшиеся мягкими и рассыпавшиеся в муку.
Полы были усыпаны свежею накошенною душистою травой, окна были отворены, свежий, легкий, прохладный воздух проникал в комнату, птички чирикали под окнами, а посреди залы, на покрытых белыми атласными пеленами столах,
стоял гроб.
Он смотрел на детей: все они
стояли у
гроба, на коленях, Полечка плакала.
Носильщики, поставив
гроб на мостовую, смешались с толпой; усатый человек, перебежав на панель и прижимая палку к животу, поспешно уходил прочь; перед Алиной
стоял кудрявый парень, отталкивая ее, а она колотила его кулаками по рукам; Макаров хватал ее за руки, вскрикивая...
— Его фамилия — Бауман.
Гроб с телом его
стоит в Техническом училище, и сегодня черная сотня пыталась выбросить
гроб. Говорят — собралось тысячи три, но там была охрана, грузины какие-то. Стреляли. Есть убитые.
Везде почерневшие, массивные, дубовые и из черного дерева кресла, столы, с бронзовой отделкой и деревянной мозаикой; большие китайские вазы; часы — Вакх, едущий на бочке; большие овальные, в золоченых, в виде веток, рамах, зеркала; громадная кровать в спальне
стояла, как пышный
гроб, покрытый глазетом.
У
гроба на полу
стояла на коленях после всех пришедшая и более всех пораженная смертью Наташи ее подруга: волосы у ней были не причесаны, она дико осматривалась вокруг, потом глядела на лицо умершей и, положив голову на пол, судорожно рыдала…
Алеша робко отворил дверь и вступил в келью старца, в которой теперь
стоял гроб его.
Странно, он заснул на коленях, а теперь
стоял на ногах, и вдруг, точно сорвавшись с места, тремя твердыми скорыми шагами подошел вплоть ко
гробу.
Отец Паисий
стоял над ним и ждал с твердостью. Отец Ферапонт помолчал и вдруг, пригорюнившись и приложив правую ладонь к щеке, произнес нараспев, взирая на
гроб усопшего старца...
На этом
гробе, на этом кладбище разбрасывался во все стороны равноконечный греческий крест второго храма — храма распростертых рук, жизни, страданий, труда. Колоннада, ведущая к нему, была украшена статуями ветхозаветных лиц. При входе
стояли пророки. Они
стояли вне храма, указывая путь, по которому им идти не пришлось. Внутри этого храма были вся евангельская история и история апостольских деяний.
Продолжать «Записки молодого человека» я не хочу, да если б и хотел, не могу. Улыбка и излишняя развязность не идут к похоронам. Люди невольно понижают голос и становятся задумчивы в комнате, где
стоит гроб не знакомого даже им покойника.
Рядом с воротами
стояло низенькое каменное здание без окон, с одной дверью на двор. Это — морг. Его звали «часовня». Он редко пустовал. То и дело сюда привозили трупы, поднятые на улице, или жертвы преступлений. Их отправляли для судебно-медицинского вскрытия в анатомический театр или, по заключению судебных властей, отдавали родственникам для похорон. Бесприютных и беспаспортных отпевали тут же и везли на дрогах, в дощатых
гробах на кладбище.
— Запылилася, окоптела, — ах ты, мать всепомощная, радость неизбывная! Гляди, Леня, голуба́ душа, письмо какое тонкое, фигурки-то махонькие, а всякая отдельно
стоит. Зовется это Двенадцать праздников, в середине же божия матерь Феодоровская, предобрая. А это вот — Не рыдай мене, мати, зряще во
гробе…
Второй оттиск в памяти моей — дождливый день, пустынный угол кладбища; я
стою на скользком бугре липкой земли и смотрю в яму, куда опустили
гроб отца; на дне ямы много воды и есть лягушки, — две уже взобрались на желтую крышку
гроба.
И
стоит ли то, что я сделал для покойного твоего отца, чтобы ты до
гроба моего меня не забывала?
Мари
стояла за
гробом, как была, в своих лохмотьях, и плакала.
С покрова парчового на
гробе родителя, ночью, брат кисти литые, золотые, обрезал: «Они, дескать, эвона каких денег
стоят».
Молодой умерла Марфа Тимофеевна и в
гробу лежала такая красивая да белая, точно восковая. Вместе с ней белый свет закрылся для Родиона Потапыча, и на всю жизнь его брови сурово сдвинулись. Взял он вторую жену, но счастья не воротил, по пословице: покойник у ворот не
стоит, а свое возьмет. Поминкой по любимой жене Марфе Тимофеевне остался беспутный Яша…
— Не ужин это
стоял нам, а
гроб. Старик никогда не попадается даром, — с суеверным страхом прошептал здоровый рыжий повстанец.
В уголке
стоял худенький, маленький человек с белокурою головою и жиденькой бородкой. Длинный сюртук висел на нем, как на вешалке, маленькие его голубые глазки, сверкающие фантастическим воодушевлением, были постоянно подняты к небу, а руки сложены крестом на груди, из которой с певучим рыданием летел плач Иосифа, едущего на верблюдах в неволю и видящего
гроб своей матери среди пустыни, покинутой их родом.
«Батюшка, — говорит попадья, — и свечки-то у покойника не горит; позволено ли по требнику свечи-то ставить перед нечаянно умершим?» — «А для че, говорит, не позволено?» — «Ну, так, — говорит попадья, — я пойду поставлю перед ним…» — «Поди, поставь!» И только-что матушка-попадья вошла в горенку, где
стоял гроб, так и заголосила, так что священник испужался даже, бежит к ней, видит, — она
стоит, расставя руки…
Для дня рождения своего, он был одет в чистый колпак и совершенно новенький холстинковый халат; ноги его, тоже обутые в новые красные сафьяновые сапоги,
стояли необыкновенно прямо, как
стоят они у покойников в
гробу, но больше всего кидался в глаза — над всем телом выдавшийся живот; видно было, что бедный больной желудком только и жил теперь, а остальное все было у него парализовано. Павла вряд ли он даже и узнал.
Вихров дал ей денег и съездил как-то механически к господам, у которых дроги, — сказал им, что надо, и возвратился опять в свое Воздвиженское. Лежащая на столе, вся в белом и в цветах, Клеопатра Петровна ни на минуту не оставляла его воображения. На другой день он опять как-то машинально поехал на вынос тела и застал, что священники были уже в домике, а на дворе
стояла целая гурьба соборных певчих. Катишь желала как можно параднее похоронить свою подругу.
Гроб она также заказала пренарядный.
Заморив наскоро голод остатками вчерашнего обеда, Павел велел Ваньке и Огурцову перевезти свои вещи, а сам, не откладывая времени (ему невыносимо было уж оставаться в грязной комнатишке Макара Григорьева), отправился снова в номера, где прямо прошел к Неведомову и тоже сильно был удивлен тем, что представилось ему там: во-первых, он увидел диван, очень как бы похожий на
гроб и обитый совершенно таким же малиновым сукном, каким обыкновенно обивают
гроба; потом, довольно большой стол, покрытый уже черным сукном, на котором лежали: череп человеческий, несколько ручных и ножных костей, огромное евангелие и еще несколько каких-то больших книг в дорогом переплете, а сзади стола, у стены,
стояло костяное распятие.
На другой день поутру несколько десятков мужчин и женщин
стояли у ворот больницы, ожидая, когда вынесут на улицу
гроб их товарища.
Стоять в рост нельзя, а можно только лежать или на коленках
стоять… точно как
гробу подобно!
Мне начинает казаться, что в этом мире не
стоит ни о чем заботиться и надобно думать только о смерти и что будет там за
гробом.
На крышке
гроба, в ногах оного, лежал знак великого мастера, а на черном пьедестале горел с благовонным курением спирт; в голове
гроба на крышке лежал венок из цветов, и тут же около
стояла чаша с солью.
На просторной эстраде, обитой черным сукном, на том месте, где обыкновенно в масонских ложах расстилался ковер,
стоял черный
гроб, окруженный тремя подсвечниками со свечами.
Ерусалим-город всем городам мати; что
стоит тот город посреди земли, а в том городе церковь соборная; пребывает во церкви господень
гроб, почивают в нем ризы самого Христа, фимиамы-ладаны рядом курятся, свещи горят неугасимые…“
И так как злость (даже не злость, а скорее нравственное окостенение), прикрытая лицемерием, всегда наводит какой-то суеверный страх, то новые «соседи» (Иудушка очень приветливо называет их «соседушками») боязливо кланялись в пояс, проходя мимо кровопивца, который весь в черном
стоял у
гроба с сложенными ладонями и воздетыми вверх глазами.
Посредине, на возвышении, покрытом куском кумача,
стоял маленький
гроб, оклеенный свинцовой бумагой, до половины прикрытый лоскутом чего-то похожего на парчовый покров, из-под покрова высовывались серенькие птичьи лапки и остроносая головка воробья.
Я снова в городе, в двухэтажном белом доме, похожем на
гроб, общий для множества людей. Дом — новый, но какой-то худосочный, вспухший, точно нищий, который внезапно разбогател и тотчас объелся до ожирения. Он
стоит боком на улицу, в каждом этаже его по восемь окон, а там, где должно бы находиться лицо дома, — по четыре окна; нижние смотрят в узенький проезд, на двор, верхние — через забор, на маленький домик прачки и в грязный овраг.
Многие притворялись пьяными больше, чем были, обнимались, качались и,
стоя среди дороги, запевали песню встречу
гробу; свои же товарищи смотрели на них с любопытством, никто не останавливал, и, сконфуженные, они, обрывая песню на полуслове, исчезали.
Впрочем, она опасна до восемнадцати лет; а вот у нашего французского учителя жена тридцати лет, а в чахотке умерла, да, умерла; ну, если…» И ему так живо представился
гроб в гостиной, покрыт покровом, грустное чтение раздается, Семен Иванович
стоит печальный возле, Яшу держит нянька, повязанная белым платком.
— Ведь пятнадцать лет ее берег, Гордей Евстратыч… да… пуще глазу своего берег… Ну, да что об этом толковать!.. Вот что я тебе скажу… Человека я порешил… штегеря, давно это было… Вот он, штегерь-то, и
стоит теперь над моей душой… да… думал отмолить, а тут смерть пришла… ну, я тебя и вспомнил… Видел жилку? Но богачество… озолочу тебя, только по
гроб своей жизни отмаливай мой грех… и старуху свою заставь… в скиты посылай…
Послушайте — у нас обоих цель одна.
Его мы ненавидим оба;
Но вы его души не знаете — мрачна
И глубока, как двери
гроба;
Чему хоть раз отворится она,
То в ней погребено навеки. Подозренья
Ей
стоят доказательств — ни прощенья,
Ни жалости не знает он, —
Когда обижен — мщенье! мщенье,
Вот цель его тогда и вот его закон.
Да, эта смерть скора не без причины.
Я знал: вы с ним враги — и услужить вам рад.
Вы драться станете — я два шага назад,
И буду зрителем картины.
Не сидит она поздно вечером,
А горит свеча воску ярого:
На столе
стоит нов тесовый
гроб —
Во
гробу лежит красна девица!
Постой. Не правда ль, эта весть
Затейлива? Слыхал ли ты когда,
Чтоб мертвые из
гроба выходили
Допрашивать царей, царей законных,
Назначенных, избранных всенародно,
Увенчанных великим патриархом?
Смешно? а? что? что ж не смеешься ты?
Комната женщины была узкая, длинная, а потолок её действительно имел форму крышки
гроба. Около двери помещалась печка-голландка, у стены, опираясь в печку спинкой,
стояла широкая кровать, против кровати — стол и два стула по бокам его. Ещё один стул
стоял у окна, — оно было тёмным пятном на серой стене. Здесь шум и вой ветра были слышнее. Илья сел на стул у окна, оглядел стены и, заметив маленький образок в углу, спросил...
Под этой ступенькой подписано: «Домашний труд»; на следующей — человек нянчит своего внука; ниже — его «водят», ибо ему уже восемьдесят лет, а на последней ступеньке — девяноста пяти лет от роду — он сидит в кресле, поставив ноги в
гроб, и за креслом его
стоит смерть с косой в руках…
На том самом месте этой огромной, высокой церкви Большого Вознесения, у Никитских ворот, где сто лет назад под золотыми венцами
стояли Александр Пушкин и Наталья Гончарова, высился весь в цветах и венках белый
гроб, окруженный беспрерывно входящими и выходящими москвичами, пришедшими поклониться останкам своей любимицы, великой артистке Марии Ермоловой. Здесь собрались те, которые не будут иметь возможности завтра присутствовать на торжественной гражданской панихиде в Малом театре.
Я шестьдесять семь лет на сей земле живу и уже вот у
гроба своего
стою, но вижу: когда я молод был, и цветов на земле меньше было и не столь красивые цветы были…
Кручинина. Мне ничего не
стоит перенестись за семнадцать лет назад; представить себе, что я сижу в своей квартире, работаю; вдруг мне стало скучно, я беру платок, накрываюсь и бегу навестить сына; играю с ним, разговариваю. Я его так живо представляю себе. Это, должно быть, от того, что я не видала его мертвым, не видала в
гробу, в могиле.
Не морщите носа, читатель, потому что «это опять дворянская история». Это просто человеческая история, которая, может быть, прежде всего не понравится тем, в чью пользу вы ее предполагаете. Во всяком случае поверьте, она
стоит того, чтобы я вынул на часок милого старика из его глазетового
гроба, спрыснул на него живою водою и показал его вам, как живого, во всех характерных фазах его жизни.
Целую ночь горели огни в помещичьих усадьбах, и звонко долдонила колотушка, и собаки выли от страха, прячась даже от своих; но еще больше
стояло покинутых усадеб, темных, как
гробы, и равнодушно коптил своей лампою сторож, равнодушно поджидая мужиков, — и те приходили, даже без Сашки Жегулева, даже днем, и хозяйственно, не торопясь, растаскивали по бревну весь дом.
Артамонов старший,
стоя у изголовья
гроба, поддерживаемый женою и Яковом, посмотрел снизу вверх на деревянное лицо Экке и угрюмо сказал монахам, которые несли
гроб...