Неточные совпадения
Ее устойчиво спокойное отношение к действительности возмущало Самгина, но он молчал, понимая, что возмущается не только от
ума, а и от зависти. События проходили над нею, точно облака и, касаясь ее, как тени облаков, не омрачали настроения; спокойно сообщив: «Лидия рассказывает, будто
Государственный совет хотели взорвать. Не удалось», — она задумчиво спросила...
— Два качества в вас приветствую, — начал Салов, раскланиваясь перед ним, — мецената [Меценат (род. между 74 и 64,
ум. 8 до н. э.) — римский
государственный деятель, покровительствовавший поэтам. Имя Мецената стало нарицательным названием покровителя искусств и литературы.] (и он указал при этом на обеденный стол) и самого автора!
Вместо комфортабельной жизни, вместо видного положения в обществе, знакомства с разными
государственными людьми, которым нужен литератор, нужен
ум, он лежал больной в мрачном, сыром нумере один-одинехонек.
Н.П. Ланину и тут помогло счастье. Газета действительно сверкала яркостью, и, наконец, ей дали уже второе предостережение и лишили розницы «за вредное направление, выражающееся в суждениях о существующем
государственном строе и в подборе и неверном освещении фактов, чтобы возбудить смуту в
умах».
«Успеешь, крыса, выселиться из корабля! — думал Петр Степанович, выходя на улицу. — Ну, коли уж этот “почти
государственный ум” так уверенно осведомляется о дне и часе и так почтительно благодарит за полученное сведение, то уж нам-то в себе нельзя после того сомневаться. (Он усмехнулся.) Гм. А он в самом деле у них не глуп и… всего только переселяющаяся крыса; такая не донесет!»
Затем в толпе молодых дам и полураспущенных молодых людей, составлявших обычную свиту Юлии Михайловны и между которыми эта распущенность принималась за веселость, а грошовый цинизм за
ум, я заметил два-три новых лица: какого-то заезжего, очень юлившего поляка, какого-то немца-доктора, здорового старика, громко и с наслаждением смеявшегося поминутно собственным своим вицам, и, наконец, какого-то очень молодого князька из Петербурга, автоматической фигуры, с осанкой
государственного человека и в ужасно длинных воротничках.
«И это, — думал он про себя, — разговаривают сановники,
государственные люди, тогда как по службе его в Гатчинском полку ему были еще памятны вельможи екатерининского и павловского времени: те, бывало, что ни слово скажут, то во всем виден
ум, солидность и твердость характера; а это что такое?..»
Первее всего обнаружилось, что рабочий и разный ремесленный, а также мелкослужащий народ довольно подробно понимает свои выгоды, а про купечество этого никак нельзя сказать, даже и при добром желании, и очень может быть, что в
государственную думу, которой дана будет вся власть, перепрыгнет через купца этот самый мелкий человек, рассуждающий обо всём весьма сокрушительно и руководимый в своём
уме инородными людями, как-то — евреями и прочими, кто поумнее нас.
Служив при одном из самых набожных царей русских, Замятня-Опалев привык употреблять в разговорах, кстати и некстати, изречения, почерпнутые из церковных книг, буквальное изучение которых было в тогдашнее время признаком отличного воспитания и нередко заменяло
ум и даже природные способности, необходимые для
государственного человека.
При этом историк высказывает следующее, вполне справедливое убеждение: «Мысль преобразовать государство родилась в
уме Петра уже за границею, но она еще долго оставалась неясною, неопределенною, и
государственное устройство изменялось постепенно в продолжение всего царствования Петрова, по указанию опыта)) (том III, стр. 402).
Из среды тогдашнего аристократства скоро обратил на себя глаза юноша лучшей фамилии, отличившийся уже в молодых летах на
государственном поприще, жаркий почитатель всего истинного, возвышенного, ревнитель всего, что породило искусство и
ум человека, пророчивший в себе мецената.
Если иностранные Писатели доныне говорят, что в России нет Среднего состояния, то пожалеем об их дерзком невежестве, но скажем, что Екатерина даровала сему важному состоянию истинную политическую жизнь и цену: что все прежние его установления были недостаточны, нетверды и не образовали полной системы; что Она первая обратила его в
государственное достоинство, которое основано на трудолюбии и добрых нравах и которое может быть утрачено пороками [См.: «Городовое Положение».]; что Она первая поставила на его главную степень цвет
ума и талантов — мужей, просвещенных науками, украшенных изящными дарованиями [Ученые и художники по сему закону имеют право на достоинство Именитых Граждан.]; и чрез то утвердила законом, что государство, уважая общественную пользу трудолюбием снисканных богатств, равномерно уважает и личные таланты, и признает их нужными для своего благоденствия.
Он посетил также замечательнейшие воспитательные заведения материка, особенно Фалленберга и Песталоцци, получая из уст
государственных людей, законодателей, наставников такие сведения, какие только могли быть сообщены лучшими
умами того времени.
Лучшие
умы нашего столетия выражали свое сочувствие Овэну; даже
государственные люди, князья и правители были одно время благосклонно заинтересованы его начинаниями.
Если мы обратимся к истории, то найдем, что из простолюдинов наших очень нередко выходили люди, отличавшиеся и силой души, и светлым
умом, и чистым благородством своих стремлений, в самых трудных положениях, на самых высоких степенях
государственных, в самых разнообразных отраслях наук и искусств.
И во всем, что он говорил, звучала самая твердая убежденность и сквозил
ум, верный расчет, высшие ресурсы настоящего
государственного человека, который только пользуется редким красноречием для служения своей идее, своему плану, твердо намеченной цели.
Старший сын царя Иоанна Васильевича — Иоанн — был любимцем отца. Юноша занимался вместе с отцом
государственными делами, проявлял в них
ум и чуткость к славе России. Во время переговоров о мире, страдая за Россию, читая и горесть на лицах бояр, слыша, может быть, и всеобщий ропот, царевич, исполненный благородной ревности, пришел к отцу и потребовал, чтобы он послал его с войском изгнать неприятеля, освободить Псков, восстановить честь России.
По улицам снуют прохожие торопливо с угрюмым, озабоченным видом, и ни в одном взгляде не встретишь привета, как будто задачей их жизни показать, что все и все, кроме них самих, для них чуждо и неинтересно. В этом центре
ума и просвещения, в этом горниле
государственной и общественной деятельности личность пропадает, расплавляется, уничтожается.
С этого времени начинается исключительное влияние Потемкина на дела
государственные и ряд великих заслуг, оказанных им России. Тонкий политик, искусный администратор, человек с возвышенной душой и светлым
умом, он вполне оправдал доверие и дружбу императрицы и пользовался своею почти неограниченною властью лишь для блага и величия родины. Имя его тесно связано со всеми славными событиями Екатерининского царствования и справедливо занимает в истории одно из самых видных и почетных мест.
Князь Никита не испытал семейных огорчений, как не испытал и сладостей семейной жизни: он был, как сам называл себя, «старым холостяком», отдававшим всю свою жизнь исключительно делам
государственным и придворным интригам, что было в описываемое нами время нераздельно. Его сердце и
ум были всецело поглощены колоссальным честолюбием, но в первом, впрочем, находили себе место привязанность к брату и нежная любовь к племяннице.
Оба, без сомнения, велики, но Иоанн, включив Россию в общую
государственную систему Европы и ревностно заимствуя искусство образованных народов, не мыслил о введении новых обычаев; не видим также, чтобы он пекся о просвещении
умов науками.
Но ветреник в делах сердечных был совсем другой в делах
государственных, и если б порывы пламенной души его не разрушали иногда созданий его
ума, то Россия имела бы в нем одного из лучших своих министров.
Да что в самом деле, разве я поступила к нему в обучение? Даже смешно. Мне кажется, я уж слишком восторгаюсь его
умом. Говорила я с разным народом, с
государственными лицами, и то не теряла своей амбиции.
Звезда Потемкина восходила, но восходила не по капризу фортуны-женщины, а в силу на самом деле выдающегося
ума и способностей, в которых зоркий глаз повелительницы Севера, славившейся умением выбирать людей, усмотрела задатки будущего полезного
государственного деятеля.