Неточные совпадения
Но быть гласным, рассуждать о том, сколько золотарей нужно и как трубы провести в городе, где я не живу; быть присяжным и судить мужика, укравшего ветчину, и шесть часов слушать всякий вздор, который мелют защитники и
прокуроры, и как председатель спрашивает у моего старика Алешки-дурачка: «признаете ли вы,
господин подсудимый, факт похищения ветчины?» — «Ась?»
В заключение адвокат в пику товарищу
прокурора заметил, что блестящие рассуждения
господина товарища
прокурора о наследственности, хотя и разъясняют научные вопросы наследственности, неуместны в этом случае, так как Бочкова — дочь неизвестных родителей.
—
Господа присяжные заседатели, — продолжал между тем, грациозно извиваясь тонкой талией, товарищ
прокурора, — в вашей власти судьба этих лиц, но в вашей же власти отчасти и судьба общества, на которое вы влияете своим приговором. Вы вникните в значение этого преступления, в опасность, представляемую обществу от таких патологических, так сказать, индивидуумов, какова Маслова, и оградите его от заражения, оградите невинные, крепкие элементы этого общества от заражения и часто погибели.
— Камень в огород! И камень низкий, скверный! Не боюсь! О
господа, может быть, вам слишком подло мне же в глаза говорить это! Потому подло, что я это сам говорил вам. Не только хотел, но и мог убить, да еще на себя добровольно натащил, что чуть не убил! Но ведь не убил же его, ведь спас же меня ангел-хранитель мой — вот этого-то вы и не взяли в соображение… А потому вам и подло, подло! Потому что я не убил, не убил, не убил! Слышите,
прокурор: не убил!
— Да велите завтра площадь выместь, может, найдете, — усмехнулся Митя. — Довольно,
господа, довольно, — измученным голосом порешил он. — Вижу ясно: вы мне не поверили! Ни в чем и ни на грош! Вина моя, а не ваша, не надо было соваться. Зачем, зачем я омерзил себя признанием в тайне моей! А вам это смех, я по глазам вашим вижу. Это вы меня,
прокурор, довели! Пойте себе гимн, если можете… Будьте вы прокляты, истязатели!
Господа, — оборотился он вдруг к
прокурору и следователю, — теперь всю вам душу мою открою, всю изолью, мы это мигом покончим, весело покончим — под конец ведь будем же смеяться, будем?
С этого процесса
господин Ракитин в первый раз заявил себя и стал заметен;
прокурор знал, что свидетель готовит в журнал статью о настоящем преступлении и потом уже в речи своей (что увидим ниже) цитовал несколько мыслей из статьи, значит, уже был с нею знаком.
— Запиши сейчас… сейчас… «что схватил с собой пестик, чтобы бежать убить отца моего… Федора Павловича… ударом по голове!» Ну, довольны ли вы теперь,
господа? Отвели душу? — проговорил он, уставясь с вызовом на следователя и
прокурора.
В городе Кишкин знал всех и поэтому прямо отправился в квартиру
прокурора. Его заставили подождать в передней.
Прокурор, пожилой важный
господин, отнесся к нему совсем равнодушно и, сунув жалобу на письменный стол, сказал, что рассмотрит ее.
— Вы слышали, какую штуку с вами сыграл
господин губернатор? — спросил
прокурор. У него губы даже были бледны от гнева.
Впрочем, вечером, поразмыслив несколько о сообщенном ему
прокурором известии, он, по преимуществу, встревожился в том отношении, чтобы эти кляузы не повредили ему как-нибудь отпуск получить, а потому, когда он услыхал вверху шум и говор голосов, то, подумав, что это, вероятно, приехал к брату
прокурор, он решился сходить туда и порасспросить того поподробнее о проделке Клыкова; но, войдя к Виссариону в гостиную, он был неприятно удивлен: там на целом ряде кресел сидели
прокурор, губернатор, m-me Пиколова, Виссарион и Юлия, а перед ними стоял какой-то
господин в черном фраке и держал в руках карты.
— Первый тост, я полагаю, следует выпить за
господина Вихрова, который лучше всех играл, — проговорил
прокурор.
— Погоди, постой, любезный,
господин Вихров нас рассудит! — воскликнул он и обратился затем ко мне: — Брат мой изволит служить
прокурором; очень смело, энергически подает против губернатора протесты, — все это прекрасно; но надобно знать-с, что их министр не косо смотрит на протесты против губернатора, а, напротив того, считает тех
прокуроров за дельных, которые делают это; наше же начальство, напротив, прямо дает нам знать, что мы, говорит, из-за вас переписываться ни с губернаторами, ни с другими министерствами не намерены.
— Нет, вы поезжайте, — обратился
прокурор к Вихрову, — потому что, во-первых, из этих пустяков вам придется ссориться с этим
господином, а, во-вторых, вы и сами любите театр, я вижу это сейчас по лицу вашему, которое приняло какое-то особенное выражение.
— Очень просто! Просто очень! — отвечал
прокурор. — До выбора еще два года с лишком; он кандидата на это место, судью, очернит чем-нибудь — и взамен его представит определить от короны
господина Пиколова.
И после прямо бы можно было написать, что действительно вами было представляемо свидетельство, но на имение существующее
господина почтмейстера; а почему начальство таким образом распорядилось и подвергло вас тюремному заключению, — вы неизвестны и на обстоятельство это неоднократно жаловались как уголовных дел стряпчему, так и
прокурору.
Прокурор (поспешно перелистывает карманное уложение, но ничего подходящего не находит). Мм… мм… я полагал бы… я полагаю, что, ввиду болезненного состояния подсудимого, можно ограничиться предложением ему кратких и несложных вопросов, на которые он мог бы отвечать необременительными телодвижениями. Нет сомнения, что
господа защитники, которым должен быть понятен язык пискарей, не откажут суду в разъяснении этих телодвижений.
Иван Иваныч. Не знаете?.. ну, так я и знал! Потревожили вас только… А впрочем, это не я, а вот он… (Указывает на Шестакова.) Других перебивать любит, а сам… Много за вами блох,
господин Шестаков! ах, как много! (К головастикам.) Вы свободны,
господа! (Смотрит на
прокурора.) Кажется, я могу… отпустить?
Газеты сообщают, что в июле сего года откупщики жаловались министру внутренних дел на православных священников, удерживающих народ от пьянства, и
господин министр передал эту жалобу обер-прокурору святейшего синода, который отвечал, что „св. синод благословляет священнослужителей ревностно содействовать возникновению в некоторых городских и сельских сословиях благой решимости воздержания от употребления вина“.
То ему представлялся губернский
прокурор, который в три минуты успел ему шесть раз сказать: «Вы сами человек с образованием, вы понимаете, что для меня
господин губернатор постороннее лицо: я пишу прямо к министру юстиции, министр юстиции — это генерал-прокурор.
—
Господа присяжные! — мягко и внушительно говорил
прокурор. — Взгляните на лицо этого человека, — оно красноречивее показаний свидетелей, безусловно установивших виновность подсудимого… оно не может не убедить вас в том, что пред вами стоит типичный преступник, враг законопорядка, враг общества…
Дело шло о службе где-то в палате в губернии, о
прокурорах и председателях, о кое-каких канцелярских интригах, о разврате души одного из повытчиков, о ревизоре, о внезапной перемене начальства, о том, как
господин Голядкин-второй пострадал совершенно безвинно; о престарелой тетушке его, Пелагее Семеновне; о том, как он, по разным интригам врагов своих, места лишился и пешком пришел в Петербург; о том, как он маялся и горе мыкал здесь, в Петербурге, как бесплодно долгое время места искал, прожился, исхарчился, жил чуть не на улице, ел черствый хлеб и запивал его слезами своими, спал на голом полу и, наконец, как кто-то из добрых людей взялся хлопотать о нем, рекомендовал и великодушно к новому месту пристроил.
Вот кабы ты,
господин Золя, поприсутствовал при этих разговорах — может быть, и понял бы, что самое наглое психологическое лганье, которое не снилось ни тебе, ни братьям Гонкурам, ниже
прокурорам и адвокатам (
прокурорам — разумеется, французским, а адвокатам — всем вообще), должно стать в тупик перед этой психологической непроходимостью.
— Ну, что ж,
господа? Рюмки-то ведь не ждут! А?
Прокурор! Доктор! За медицину! Люблю медицину. Вообще люблю молодежь, тридцать три моментально. Что бы там ни говорили, а молодежь всегда будет идти впереди. Ну-с, будемте здоровы.
— Очень кстати, очень кстати,
господа… — заговорил он. — А мы только что сели ужинать и буженину едим, тридцать три моментально. А у меня, знаете, товарищ
прокурора сидит. Спасибо ему, ангелу, заехал за мной. Завтра с ним на съезд ехать. У нас завтра съезд… тридцать три моментально…
Я не обвиняю в этом
господина Савина, это не мое дело, есть другие
прокуроры, ожидающие его, и которые его будут в этом обвинять.
Вот все мы здесь, товарищ
прокурора,
господа присяжные заседатели, занимаемся разным делом: кто служит, кто торгует, и это не мешает нам быть христианами.
— Но раз было предоставлено слово
господину товарищу
прокурора…
Обратись к обвиняемому со своими требованиями
господин комиссар вежливо, предъяви он ему сразу приказ
прокурора, без которого никто не может быть арестован, а главное, не позволь он себе врываться в его спальню и оскорблять ни в чем не повинную и вполне уважаемую женщину, то, конечно, ничего бы не случилось.
— Вам,
господин комиссар, я объявляю, что права меня арестовать я за вами не признаю, я требую формального приказа от королевского
прокурора, без которого не подчинюсь и не последую за вами.
— Ваше слово,
господин обвинитель, — обратился председатель к
прокурору.
— Остроумные упражнения
господина товарища
прокурора и частного пристава в богословии… — начинает он медленно.
Господин действительный тайный советник генерал-прокурор и кавалер князь Алексей Борисович Куракин 10 минувшего марта сообщил мне высочайшее Его Императорского Величества повеление, на имя его данное, чтобы сооруженный в Херсоне от казны в память князю Потемкину памятник был уничтожен.
— Будьте, главное, откровенны и правдивы, — заметил
прокурор, — и тогда я постараюсь улучшить ваше положение, оставю вас до суда на свободе, разрешу свидание с
господином Савиным.
—
Господин председатель! — поднялся
прокурор, строгий и величественный. — Ввиду того, что многие случаи, сообщенные здесь свидетельницей Карауловой, вполне подходят под понятие кощунства, я как представитель прокурорского надзора желал бы знать, не помнит ли она имен?..
— Кроме пятидесяти рублей в месяц, я не могу пока выдавать вам ничего! Против того же
господина я уже начал дело и подал, как ваш опекун, жалобу
прокурору, — протянул барон.
Земский заседатель, узнав от старосты о совершенном убийстве и главное, что убитый не крестьянин или поселенец, а «
барин форменный», как выразился староста, быстро понял, что ему предстоит казусное дело, на которое обратит внимание и
прокурор, и губернатор, немедля захватив с собой врача, помчался на прииск Толстых.