Неточные совпадения
Радужные краски
загорались иногда и у ней перед
глазами, но она отдыхала, когда они угасали, и не жалела о них.
Любитель комфорта, может быть, пожал бы плечами, взглянув на всю наружную разнорядицу мебели, ветхих картин, статуй с отломанными руками и ногами, иногда плохих, но дорогих по воспоминанию гравюр, мелочей. Разве
глаза знатока
загорелись бы не раз огнем жадности при взгляде на ту или другую картину, на какую-нибудь пожелтевшую от времени книгу, на старый фарфор или камни и монеты.
Случается и то, что он исполнится презрения к людскому пороку, ко лжи, к клевете, к разлитому в мире злу и разгорится желанием указать человеку на его язвы, и вдруг
загораются в нем мысли, ходят и гуляют в голове, как волны в море, потом вырастают в намерения, зажгут всю кровь в нем, задвигаются мускулы его, напрягутся жилы, намерения преображаются в стремления: он, движимый нравственною силою, в одну минуту быстро изменит две-три позы, с блистающими
глазами привстанет до половины на постели, протянет руку и вдохновенно озирается кругом…
— Как вы возмужали и… похорошели! — сказала она, и
глаза у нее
загорелись от удовольствия.
С первого взгляда он казался моложе своих лет: большой белый лоб блистал свежестью,
глаза менялись, то
загорались мыслию, чувством, веселостью, то задумывались мечтательно, и тогда казались молодыми, почти юношескими.
— Он вас вызвал? — вскричал я и почувствовал, что
глаза мои
загорелись и кровь залила мне лицо.
Как берег ни красив, как ни любопытен, но тогда только
глаза путешественника
загорятся огнем живой радости, когда они завидят жизнь на берегу. Шкуна между тем, убавив паров, подвигалась прямо на утесы. Вот два из них вдруг посторонились, и нам открылись сначала два купеческих судна на рейде, потом длинное деревянное строение на берегу с красной кровлей.
Он покраснел,
глаза его
загорелись, губы вздрогнули…
— Не надо, не надо! — с горестным надрывом в голосе воскликнул Илюша. Укор
загорелся в
глазах его.
— Молчать! Не ссориться! Чтобы не было ссор! — крикнула повелительно Грушенька и стукнула ножкой об пол. Лицо ее
загорелось,
глаза засверкали. Только что выпитый стакан сказался. Митя страшно испугался.
Он в волнении подошел к Алеше и вдруг поцеловал его.
Глаза его
загорелись.
Внутренность рощи, влажной от дождя, беспрестанно изменялась, смотря по тому, светило ли солнце, или закрывалось облаком; она то озарялась вся, словно вдруг в ней все улыбнулось: тонкие стволы не слишком частых берез внезапно принимали нежный отблеск белого шелка, лежавшие на земле мелкие листья вдруг пестрели и
загорались червонным золотом, а красивые стебли высоких кудрявых папоротников, уже окрашенных в свой осенний цвет, подобный цвету переспелого винограда, так и сквозили, бесконечно путаясь и пересекаясь перед
глазами; то вдруг опять все кругом слегка синело: яркие краски мгновенно гасли, березы стояли все белые, без блеску, белые, как только что выпавший снег, до которого еще не коснулся холодно играющий луч зимнего солнца; и украдкой, лукаво, начинал сеяться и шептать по лесу мельчайший дождь.
Мужик внезапно выпрямился.
Глаза у него
загорелись, и на лице выступила краска. «Ну, на, ешь, на, подавись, на, — начал он, прищурив
глаза и опустив углы губ, — на, душегубец окаянный, пей христианскую кровь, пей…»
Она не шла навстречу восторгам, а предоставляла любоваться собой и чуть заметно улыбалась, когда на нее заглядывались, как будто ее даже удивляло, что в
глазах молодых людей
загорались искры, когда они, во время танцев, прикасались к ее талии.
Во время рассказа Ванька-Каин постепенно входил в такой азарт, что даже белесоватые
глаза его
загорались. Со всех сторон слышались восклицания...
За завтраком Марья Маревна рассказала все подробности своей скитальческой жизни, и чем больше развертывалась перед
глазами радушных хозяев повесть ее неприглядного существования, тем больше
загоралось в сердцах их участие к бедной страдалице матери.
Глаза его
загорелись… ум помутился…
Она слушала, низко наклонясь над работой. Ее
глаза заискрились, щеки
загорелись румянцем, сердце стучало… Потом блеск
глаз потух, губы сжались, а сердце застучало еще сильнее, и на побледневшем лице появилось выражение испуга.
В Гане что-то происходило особенное, когда он задавал этот вопрос. Точно новая и особенная какая-то идея
загорелась у него в мозгу и нетерпеливо засверкала в
глазах его. Генерал же, который искренно и простосердечно беспокоился, тоже покосился на князя, но как бы не ожидая много от его ответа.
Сыгранный ею самою вальс звенел у ней в голове, волновал ее; где бы она ни находилась, стоило ей только представить себе огни, бальную залу, быстрое круженье под звуки музыки — и душа в ней так и
загоралась,
глаза странно меркли, улыбка блуждала на губах, что-то грациозно-вакхическое разливалось по всему телу.
Но боже, как она была прекрасна! Никогда, ни прежде, ни после, не видал я ее такою, как в этот роковой день. Та ли, та ли это Наташа, та ли это девочка, которая, еще только год тому назад, не спускала с меня
глаз и, шевеля за мною губками, слушала мой роман и которая так весело, так беспечно хохотала и шутила в тот вечер с отцом и со мною за ужином? Та ли это Наташа, которая там, в той комнате, наклонив головку и вся
загоревшись румянцем, сказала мне: да.
Наташа побледнела и встала с места. Вдруг
глаза ее
загорелись. Она стала, слегка опершись на стол, и в волнении смотрела на дверь, в которую должен был войти незваный гость.
Глаза ее сверкали, щечки
загорелись. «Верно, она неспроста так говорит», — подумал я про себя.
Ужин прошел весело. Сарматов и Летучий наперерыв рассказывали самые смешные истории. Евгений Константиныч улыбался и сам рассказал два анекдота; он не спускал
глаз с Луши, которая несколько раз
загоралась горячим румянцем под этим пристальным взглядом. M-r Чарльз прислуживал дамам с неизмеримым достоинством, как умеют служить только слуги хорошей английской школы. Перед дамами стояли на столе свежие букеты.
Во всех чувствовалось что-то сдвинутое, нарушенное, разбитое, люди недоуменно мигали ослепленными
глазами, как будто перед ними
загорелось нечто яркое, неясных очертаний, непонятного значения, но вовлекающей силы. И, не понимая внезапно открывавшегося великого, люди торопливо расходовали новое для них чувство на мелкое, очевидное, понятное им. Старший Букин, не стесняясь, громко шептал...
Порой, в минуты этих проблесков сознания, когда до слуха его долетало имя панны с белокурою косой, в сердце его поднималось бурное бешенство;
глаза Лавровского
загорались темным огнем на бледном лице, и он со всех ног кидался в толпу, которая быстро разбегалась.
Валек, вообще очень солидный и внушавший мне уважение своими манерами взрослого человека, принимал эти приношения просто и по большей части откладывал куда-нибудь, приберегая для сестры, но Маруся всякий раз всплескивала ручонками, и
глаза ее
загорались огоньком восторга; бледное лицо девочки вспыхивало румянцем, она смеялась, и этот смех нашей маленькой приятельницы отдавался в наших сердцах, вознаграждая за конфеты, которые мы жертвовали в ее пользу.
На время небо опять прояснилось; с него сбежали последние тучи, и над просыхающей землей, в последний раз перед наступлением зимы, засияли солнечные дни. Мы каждый день выносили Марусю наверх, и здесь она как будто оживала; девочка смотрела вокруг широко раскрытыми
глазами, на щеках ее
загорался румянец; казалось, что ветер, обдававший ее своими свежими взмахами, возвращал ей частицы жизни, похищенные серыми камнями подземелья. Но это продолжалось так недолго…
С генералом опять происходила перемена; он становился ужасен,
глаза лихорадочно
загорались, щеки вваливались, короткие волосы подымались на голове дыбом.
Он, морщась, с видом крайнего отвращения пил рюмку за рюмкой, и Ромашов видел, как понемногу
загорались жизнью и блеском и вновь становились прекрасными его голубые
глаза.
Министр принимал в свой обыкновенный час. Он обошел трех просителей, принял губернатора и подошел к черноглазой, красивой, молодой женщине в черном, стоявшей с бумагой в левой руке. Ласково-похотливый огонек
загорелся в
глазах министра при виде красивой просительницы, но, вспомнив свое положение, министр сделал серьезное лицо.
— А нет ли, — говорит, — там где-нибудь моей с ним разлучницы? Скажи мне: может, он допреж меня кого любил и к ней назад воротился, или не задумал ли он, лиходей мой, жениться? — А у самой при этом
глаза так и
загорятся, даже смотреть ужасно.
Через час завидел он обетованный уголок, встал в лодке и устремил взоры вдаль. Сначала
глаза его отуманились страхом и беспокойством, которое перешло в сомнение. Потом вдруг лицо озарилось светом радости, как солнечным блеском. Он отличил у решетки сада знакомое платье; вот там его узнали, махнули платком. Его ждут, может быть, давно. У него подошвы как будто
загорелись от нетерпения.
Сначала она изумилась, испугалась и побледнела страшно… потом испуг в ней сменился негодованием, она вдруг покраснела вся, до самых волос — и ее
глаза, прямо устремленные на оскорбителя, в одно и то же время потемнели и вспыхнули, наполнились мраком,
загорелись огнем неудержимого гнева.
Глаза его опять
загорелись. Он всё смотрел прямо на Ставрогина, взглядом твердым и неуклонным. Ставрогин нахмуренно и брезгливо следил за ним, но насмешки в его взгляде не было.
— Подойдите!.. — прошептал он уже страстно, изменившись в одно мгновение, как хамелеон, из бессердечного, холодного насмешника в пылкого и нежного итальянца;
глаза у него
загорелись, в лицо бросилась кровь.
Доктору, кажется, досадно было, что Аггей Никитич не знает этого, и, как бы желая поразобраться с своими собственными мыслями, он вышел из гостиной в залу, где принялся ходить взад и вперед, причем лицо его изображало то какое-то недоумение, то уверенность, и в последнем случае
глаза его
загорались, и он начинал произносить сам с собою отрывистые слова. Когда потом gnadige Frau, перестав играть в шахматы с отцом Василием, вышла проводить того, Сверстов сказал ей...
Глаза атамана
загорелись от радости.
— Не дашь? — вскричал Басманов, и
глаза его снова
загорелись, но, вероятно, не вошло в его расчет ссориться с князем, и, внезапно переменив приемы, он сказал ему весело: — Эх, князь!
Тогда внутри ее словно
загоралось, тоска заползала в сердце, и слезы подступали к
глазам.
Лицо Марка Васильева было изменчиво, как осенний день: то сумрачно и старообразно, а то вдруг
загорятся, заблестят на нём молодые, весёлые
глаза, и весь он становится другим человеком.
— Вот тут я вас усердно прошу спросить прямо по лестнице, в третьем этаже, перчаточницу Марью Матвеевну; отдайте ей эти цветы и зонтик, а коробочку эту Лизе, блондинке; приволокнитесь за нею смело: она самое бескорыстнейшее существо и очень влюбчива, вздохните, глядя ей в
глаза да руку к сердцу, она и
загорится; а пока au revoir. [До свидания — Франц.]
Его землистое лицо почернело, как-то жутко
загорались иногда глубокие
глаза в черных впадинах…
И в одно время у них — уж сколько я наблюдаю —
глаза вместе
загораются…
Эге, говорю тебе, хитрый был пан! Хотел Романа напоить своею горелкой допьяна, а еще такой и горелки не бывало, чтобы Романа свалила. Пьет он из панских рук чарку, пьет и другую, и третью выпил, а у самого только
глаза, как у волка,
загораются, да усом черным поводит. Пан даже осердился.
— На небо, — добавила Маша и, прижавшись к Якову, взглянула на небо. Там уже
загорались звёзды; одна из них — большая, яркая и немерцающая — была ближе всех к земле и смотрела на неё холодным, неподвижным оком. За Машей подняли головы кверху и трое мальчиков. Пашка взглянул и тотчас же убежал куда-то. Илья смотрел долго, пристально, со страхом в
глазах, а большие
глаза Якова блуждали в синеве небес, точно он искал там чего-то.
Горячее любопытство Ильи и несколько стаканов пива оживили Грачёва. Его
глаза вспыхнули, и на жёлтых щеках
загорелся румянец.
Недосягаемые вершины таинственного Каштан-тау
загорелись сплошным розовым алмазом в лучах невидимого еще солнца. Передо мной сверкнул огненными
глазами не менее таинственный, чем Каштан-тау, мой кунак и с улыбкой указал на повисшего на скале убитого тура.
А публика еще ждет. Он секунду, а может быть, полминуты глядит в одну и ту же точку — и вдруг
глаза его, как серое северное море под прорвавшимся сквозь тучи лучом солнца,
загораются черным алмазом, сверкают на миг мимолетной улыбкой зубы, и он, радостный и оживленный, склоняет голову. Но это уж не Гамлет, а полный жизни, прекрасный артист Вольский.