Неточные совпадения
— Ах, какой вздор! — продолжала Анна, не видя мужа. — Да дайте мне ее,
девочку, дайте! Он еще не приехал. Вы оттого говорите, что не простит, что вы не знаете его. Никто не знал. Одна я, и то мне тяжело стало. Его
глаза, надо знать, у Сережи точно такие же, и я их видеть не могу от этого. Дали ли Сереже обедать? Ведь я знаю, все забудут. Он бы не забыл. Надо Сережу перевести в угольную и Mariette попросить с ним лечь.
Где его голубые
глаза, милая и робкая улыбка?» была первая мысль ее, когда она увидала свою пухлую, румяную
девочку с черными вьющимися волосами, вместо Сережи, которого она, при запутанности своих мыслей, ожидала видеть в детской.
Девочка, сидя у стола, упорно и крепко хлопала по нем пробкой и бессмысленно глядела на мать двумя смородинами — черными
глазами.
Вечером я имел с ним длинное объяснение: мне было досадно, что он переменился к этой бедной
девочке; кроме того, что он половину дня проводил на охоте, его обращение стало холодно, ласкал он ее редко, и она заметно начинала сохнуть, личико ее вытянулось, большие
глаза потускнели.
Я поднял голову — на табурете подле гроба стояла та же крестьянка и с трудом удерживала в руках
девочку, которая, отмахиваясь ручонками, откинув назад испуганное личико и уставив выпученные
глаза на лицо покойной, кричала страшным, неистовым голосом.
— Это все мне? — тихо спросила
девочка. Ее серьезные
глаза, повеселев, просияли доверием. Опасный волшебник, разумеется, не стал бы говорить так; она подошла ближе. — Может быть, он уже пришел… тот корабль?
Бросив лопату, он сел к низкому хворостяному забору и посадил
девочку на колени. Страшно усталая, она пыталась еще прибавить кое-какие подробности, но жара, волнение и слабость клонили ее в сон.
Глаза ее слипались, голова опустилась на твердое отцовское плечо, мгновение — и она унеслась бы в страну сновидений, как вдруг, обеспокоенная внезапным сомнением, Ассоль села прямо, с закрытыми
глазами и, упираясь кулачками в жилет Лонгрена, громко сказала...
— «Как это — уметь?» — «А вот так!» Он брал
девочку на руки и крепко целовал грустные
глаза, жмурившиеся от нежного удовольствия.
Ассоль смутилась; ее напряжение при этих словах Эгля переступило границу испуга. Пустынный морской берег, тишина, томительное приключение с яхтой, непонятная речь старика с сверкающими
глазами, величественность его бороды и волос стали казаться
девочке смешением сверхъестественного с действительностью. Сострой теперь Эгль гримасу или закричи что-нибудь —
девочка помчалась бы прочь, заплакав и изнемогая от страха. Но Эгль, заметив, как широко раскрылись ее
глаза, сделал крутой вольт.
Туробоев, холодненький, чистенький и вежливый, тоже смотрел на Клима, прищуривая темные, неласковые
глаза, — смотрел вызывающе. Его слишком красивое лицо особенно сердито морщилось, когда Клим подходил к Лидии, но
девочка разговаривала с Климом небрежно, торопливо, притопывая ногами и глядя в ту сторону, где Игорь. Она все более плотно срасталась с Туробоевым, ходили они взявшись за руки; Климу казалось, что, даже увлекаясь игрою, они играют друг для друга, не видя, не чувствуя никого больше.
Черные
глаза ее необыкновенно обильно вспотели слезами, и эти слезы показались Климу тоже черными. Он смутился, — Лидия так редко плакала, а теперь, в слезах, она стала похожа на других
девочек и, потеряв свою несравненность, вызвала у Клима чувство, близкое жалости. Ее рассказ о брате не тронул и не удивил его, он всегда ожидал от Бориса необыкновенных поступков. Сняв очки, играя ими, он исподлобья смотрел на Лидию, не находя слов утешения для нее. А утешить хотелось, — Туробоев уже уехал в школу.
Мать Клима тотчас же ушла, а
девочка, сбросив подушку с головы, сидя на полу, стала рассказывать Климу, жалобно глядя на него мокрыми
глазами.
Не слушая ни Алину, ни ее, горбатенькая все таскала детей, как собака щенят. Лидия, вздрогнув, отвернулась в сторону, Алина и Макаров стали снова сажать ребятишек на ступени, но
девочка, смело взглянув на них умненькими
глазами, крикнула...
А
девочка навострила на него
глаза, ожидая, что он сделает с сухарями.
— Это такое важное дело, Марья Егоровна, — подумавши, с достоинством сказала Татьяна Марковна, потупив
глаза в пол, — что вдруг решить я ничего не могу. Надо подумать и поговорить тоже с Марфенькой. Хотя
девочки мои из повиновения моего не выходят, но все я принуждать их не могу…
Марфенька, напротив, беленькая, красненькая и пухленькая
девочка по пятому году. Она часто капризничает и плачет, но не долго: сейчас же, с невысохшими
глазами, уже визжит и смеется.
«Какая она?» — думалось ему — и то казалась она ему теткой Варварой Николаевной, которая ходила, покачивая головой, как игрушечные коты, и прищуривала
глаза, то в виде жены директора, у которой были такие белые руки и острый, пронзительный взгляд, то тринадцатилетней, припрыгивающей, хорошенькой
девочкой в кружевных панталончиках, дочерью полицмейстера.
Верочка была с черными, вострыми
глазами, смугленькая
девочка, и уж начинала немного важничать, стыдиться шалостей: она скакнет два-три шага по-детски и вдруг остановится и стыдливо поглядит вокруг себя, и пойдет плавно, потом побежит, и тайком, быстро, как птичка клюнет, сорвет ветку смородины, проворно спрячет в рот и сделает губы смирно.
Она опять походила на старый женский фамильный портрет в галерее, с суровой важностью, с величием и уверенностью в себе, с лицом, истерзанным пыткой, и с гордостью, осилившей пытку. Вера чувствовала себя жалкой
девочкой перед ней и робко глядела ей в
глаза, мысленно меряя свою молодую, только что вызванную на борьбу с жизнью силу — с этой старой, искушенной в долгой жизненной борьбе, но еще крепкой, по-видимому, несокрушимой силой.
А когда Бережкова уходила или уезжала из дома,
девочка шла к Василисе, влезала на высокий табурет и молча, не спуская
глаз с Василисы, продолжала вязать чулок, насилу одолевая пальцами длинные стальные спицы. Часто клубок вываливался из-под мышки и катился по комнате.
Девочка некоторое время слушала и спешила-спешила, наклонив голову и закрывшись вуалем, боясь и трепеща, но вдруг остановилась, откинула вуаль с своего очень недурного, сколько помню, но худенького лица и с сверкающими
глазами крикнула нам...
Только одна
девочка, лет тринадцати и, сверх ожидания, хорошенькая, вышла из сада на дорогу и смело, с любопытством, во все
глаза смотрела на нас, как смотрят бойкие дети.
Он был уверен, что его чувство к Катюше есть только одно из проявлений наполнявшего тогда всё его существо чувства радости жизни, разделяемое этой милой, веселой
девочкой. Когда же он уезжал, и Катюша, стоя на крыльце с тетушками, провожала его своими черными, полными слез и немного косившими
глазами, он почувствовал однако, что покидает что-то прекрасное, дорогое, которое никогда уже не повторится. И ему стало очень грустно.
Дочка же ее, семилетняя
девочка с распущенными белыми волосами, стоя в одной рубашонке рядом с рыжей и ухватившись худенькой маленькой ручонкой за ее юбку, с остановившимися
глазами внимательно вслушивалась в те ругательные слова, которыми перекидывались женщины с арестантами, и шопотом, как бы заучивая, повторяла их.
Женщина эта — мать мальчишки, игравшего с старушкой, и семилетней
девочки, бывшей с ней же в тюрьме, потому что не с кем было оставить их, — так же, как и другие, смотрела в окно, но не переставая вязала чулок и неодобрительно морщилась, закрывая
глаза, на то, что говорили со двора проходившие арестанты.
Плевавшая семечки и слушавшая мать
девочка, как бы подтверждая слова матери, взглянула спокойными, умными
глазами в лицо старика и Нехлюдова.
— Что ж, это можно, — сказал смотритель. — Ну, ты чего, — обратился он к
девочке пяти или шести лет, пришедшей в комнату, и, поворотив голову так, чтобы не спускать
глаз с Нехлюдова, направлявшейся к отцу. — Вот и упадешь, — сказал смотритель, улыбаясь на то, как
девочка, не глядя перед собой, зацепилась зa коврик и подбежала к отцу.
Между прочим, Хина успела показать
глазами на Аллу: дескать, какова
девочка, если знаешь толк в женщинах.
Девочка прильнула к матери и ни за что не хотела идти на руки к седому настоящему деду; она несколько раз пристально и недоверчиво заглянула в
глаза матери, точно подозревая какую-то измену.
— Буду с вами откровенна, — продолжала расходившаяся Хина, заглядывая в
глаза Половодовой. — Ведь я вас знала, mon ange, еще маленькой
девочкой и могу позволить себе такую откровенность… Да?
Он вышел и хлопнул дверью. Я в другой раз осмотрелся. Изба показалась мне еще печальнее прежнего. Горький запах остывшего дыма неприятно стеснял мне дыхание.
Девочка не трогалась с места и не поднимала
глаз; изредка поталкивала она люльку, робко наводила на плечо спускавшуюся рубашку; ее голые ноги висели, не шевелясь.
Мужик глянул на меня исподлобья. Я внутренне дал себе слово во что бы то ни стало освободить бедняка. Он сидел неподвижно на лавке. При свете фонаря я мог разглядеть его испитое, морщинистое лицо, нависшие желтые брови, беспокойные
глаза, худые члены…
Девочка улеглась на полу у самых его ног и опять заснула. Бирюк сидел возле стола, опершись головою на руки. Кузнечик кричал в углу… дождик стучал по крыше и скользил по окнам; мы все молчали.
Глядя на бледный цвет лица, на большие
глаза, окаймленные темной полоской, двенадцатилетней
девочки, на ее томную усталь и вечную грусть, многим казалось, что это одна из предназначенных, ранних жертв чахотки, жертв, с детства отмеченных перстом смерти, особым знамением красоты и преждевременной думы. «Может, — говорит она, — я и не вынесла бы этой борьбы, если б я не была спасена нашей встречей».
У
девочки были слезы на
глазах; она опять села к окну и опять стала смотреть в него.
Девочка терзалась, а тут же, в двух шагах от нее, преспокойно гуторили два старика, будто ничего необыкновенного в их
глазах не происходило.
Ко времени своей свадьбы она была болезненная
девочка, с худенькой, не вполне сложившейся фигуркой, с тяжелой светлорусой косой и прекрасными, лучистыми серо — голубыми
глазами.
В первое мгновение мне показалось даже, что у той
девочки было то же самое лицо с красивым профилем и с тем же выражением в голубых
глазах, которые вчера глядели на меня несколько раз с таким милым дружеским расположением.
Вдруг вблизи послышалось легкое шуршание. Я оглянулся и увидел в двух шагах, за щелеватым палисадом, пеструю фигуру
девочки — подростка, немного старше меня. В широкую щель глядели на меня два черных
глаза. Это была еврейка, которую звали Итой; но она была более известна всем в городе, как «Басина внучка».
У этой
девочки было красивое уменьшительное имя Люня, ровные черные брови и бархатные, наивно — задумчивые
глаза.
— Вот ращу дочь, а у самого кошки на душе скребут, — заметил Тарас Семеныч, провожая
глазами убегавшую
девочку. — Сам-то стар становлюсь, а с кем она жить-то будет?.. Вот нынче какой народ пошел: козырь на козыре. Конечно, капитал будет, а только деньгами зятя не купишь, и через золото большие слезы льются.
Больная благословила
девочку и сделала
глазами Харитине знак, чтоб увели детей. Когда Харитина вернулась, она посмотрела на нее, потом на Галактиона и проговорила с удивительною твердостью...
Девушка зарыдала, опустилась на колени и припала головой к слабо искавшей ее материнской руке. Губы больной что-то шептали, и она снова закрыла
глаза от сделанного усилия. В это время Харитина привела только что поднятую с постели двенадцатилетнюю Катю.
Девочка была в одной ночной кофточке и ничего не понимала, что делается. Увидев плакавшую сестру, она тоже зарыдала.
Больная лежала в спальне на своей кровати, со стиснутыми зубами и закатившимися
глазами. Около нее стояла девочка-подросток и с умоляющим отчаянием посмотрела на доктора.
Любовь Андреевна. Знаете, друзья, пойдемте, уже вечереет. (Ане.) У тебя на
глазах слезы… Что ты,
девочка? (Обнимает ее.)
В обществе этих стариков росла их единственная дочь, небольшая
девочка, с длинною русой косой и голубыми
глазами, поражавшая всех при первом же знакомстве какою-то странною солидностью, разлитою во всей ее фигуре.
Он повиновался. Теперь он сидел, как прежде, лицом к стороне заката, и когда
девочка опять взглянула на это лицо, освещенное красноватыми лучами, оно опять показалось ей странным. В
глазах мальчика еще стояли слезы, но
глаза эти были по-прежнему неподвижны; черты лица то и дело передергивались от нервных спазмов, но вместе с тем в них виднелось недетское, глубокое и тяжелое горе.
Слово участия и ласковый тон вызвали в мальчике еще большую нервную вспышку плача. Тогда
девочка присела около него на корточки; просидев так с полминуты, она тихо тронула его волосы, погладила его голову и затем, с мягкою настойчивостью матери, которая успокаивает наказанного ребенка, приподняла его голову и стала вытирать платком заплаканные
глаза.
Все это было сделано так неожиданно и быстро, что
девочка, пораженная удивлением, не могла сказать ни слова; она только глядела на него широко открытыми
глазами, в которых отражалось чувство, близкое к ужасу.
Девочка перестала плакать и только по временам еще всхлипывала, перемогаясь. Полными слез
глазами она смотрела, как солнце, будто вращаясь в раскаленной атмосфере заката, погружалось за темную черту горизонта. Мелькнул еще раз золотой обрез огненного шара, потом брызнули две-три горячие искры, и темные очертания дальнего леса всплыли вдруг непрерывной синеватою чертой.
Слушателями были: мальчик лет пятнадцати, с довольно веселым и неглупым лицом и с книгой в руках, молодая девушка лет двадцати, вся в трауре и с грудным ребенком на руках, тринадцатилетняя
девочка, тоже в трауре, очень смеявшаяся и ужасно разевавшая при этом рот, и, наконец, один чрезвычайно странный слушатель, лежавший на диване малый лет двадцати, довольно красивый, черноватый, с длинными, густыми волосами, с черными большими
глазами, с маленькими поползновениями на бакенбарды и бородку.