Неточные совпадения
В этот день мы прошли мало и рано стали биваком. На первом биваке места
в палатке мы заняли случайно, кто куда попал. Я, Дерсу и маньчжур Чи Ши-у разместились по одну
сторону огня, а
стрелки — по другую. Этот порядок соблюдался уже всю дорогу.
Стрелок объяснил мне, что надо идти по тропе до тех пор, пока справа я не увижу свет. Это и есть огонь Дерсу. Шагов триста я прошел
в указанном направлении и ничего не увидел. Я хотел уже было повернуть назад, как вдруг сквозь туман
в стороне действительно заметил отблеск костра. Не успел я отойти от тропы и пятидесяти шагов, как туман вдруг рассеялся.
В лесу мы не страдали от ветра, но каждый раз, как только выходили на реку, начинали зябнуть.
В 5 часов пополудни мы дошли до четвертой зверовой фанзы. Она была построена на берегу небольшой протоки с левой
стороны реки. Перейдя реку вброд, мы стали устраиваться на ночь. Развьючив мулов,
стрелки принялись таскать дрова и приводить фанзу
в жилой вид.
После ужина я и
стрелок Фокин улеглись спать, а гольд и Чжан Бао устроились
в стороне. Они взяли на себя заботу об огне.
Путь по реке Квандагоу показался мне очень длинным. Раза два мы отдыхали, потом опять шли
в надежде, что вот-вот покажется море. Наконец лес начал редеть; тропа поднялась на невысокую сопку, и перед нами развернулась широкая и живописная долина реки Амагу со старообрядческой деревней по ту
сторону реки. Мы покричали. Ребятишки подали нам лодку. Наше долгое отсутствие вызвало у Мерзлякова тревогу.
Стрелки хотели уже было идти нам навстречу, но их отговорили староверы.
Часов
в 8 вечера на западе начала сверкать молния, и послышался отдаленный гром. Небо при этом освещении казалось иллюминованным. Ясно и отчетливо было видно каждое отдельное облачко. Иногда молнии вспыхивали
в одном месте, и мгновенно получались электрические разряды где-нибудь
в другой
стороне. Потом все опять погружалось
в глубокий мрак.
Стрелки начали было ставить палатки и прикрывать брезентами седла, но тревога оказалась напрасной. Гроза прошла
стороной. Вечером зарницы долго еще играли на горизонте.
Вечером
стрелки и казаки сидели у костра и пели песни. Откуда-то взялась у них гармоника. Глядя на их беззаботные лица, никто бы не поверил, что только 2 часа тому назад они бились
в болоте, измученные и усталые. Видно было, что они совершенно не думали о завтрашнем дне и жили только настоящим. А
в стороне, у другого костра, другая группа людей рассматривала карты и обсуждала дальнейшие маршруты.
Стояла китайская фанзочка много лет
в тиши, слушая только шум воды
в ручье, и вдруг все кругом наполнилось песнями и веселым смехом. Китайцы вышли из фанзы, тоже развели небольшой огонек
в стороне, сели на корточки и молча стали смотреть на людей, так неожиданно пришедших и нарушивших их покой. Мало-помалу песни
стрелков начали затихать. Казаки и
стрелки последний раз напились чаю и стали устраиваться на ночь.
В стороне под покровом палатки спали мои
стрелки, около них горел костер.
Нечего делать, надо было становиться биваком. Мы разложили костры на берегу реки и начали ставить палатки.
В стороне стояла старая развалившаяся фанза, а рядом с ней были сложены груды дров, заготовленных корейцами на зиму.
В деревне стрельба долго еще не прекращалась. Те фанзы, что были
в стороне, отстреливались всю ночь. От кого? Корейцы и сами не знали этого.
Стрелки и ругались и смеялись.
В сумерки
стрелки заметили
в стороне на протоке одинокую юрту.
Лошади уже отабунились, они не лягались и не кусали друг друга.
В поводу надо было вести только первого коня, а прочие шли следом сами. Каждый из
стрелков по очереди шел сзади и подгонял тех лошадей, которые сворачивали
в сторону или отставали.
Труден был маневр, на целые недели надобно было растянуть этот поворот налево кругом и повертываться так медленно, так ровно, как часовая
стрелка: смотрите на нее, как хотите, внимательно, не увидите, что она поворачивается, а она себе исподтишка делает свое дело, идет
в сторону от прежнего своего положения.
Вся хитрость состоит
в том, чтоб уловить гаршнепа
в ту минуту, когда он, сделав уступку ветру и будучи отнесен им
в сторону, начнет опять лететь прямо; тут выходят такие мгновения от противоборства ветра и усилий птицы, что она стоит
в воздухе неподвижно; опытные
стрелки знают это и редко дают промахи по гаршнепам.
В это время подошла лодка, и мы принялись разгружать ее. Затем
стрелки и казаки начали устраивать бивак, ставить палатки и разделывать зверей, а я пошел экскурсировать по окрестностям. Солнце уже готовилось уйти на покой. День близился к концу и до сумерек уже недалеко. По обе
стороны речки было множество лосиных следов, больших и малых, из чего я заключил, что животные эти приходили сюда и
в одиночку, и по несколько голов сразу.
Тогда Ноздрин потрогал змей палкой. Я думал, что они разбегутся во все
стороны, и готовился уже спрыгнуть вниз под обрыв, но, к удивлению своему, увидел, что они почти вовсе не реагировали на столь фамильярное, к ним отношение. Верхние пресмыкающиеся чуть шевельнулись и вновь успокоились.
Стрелок тронул их сильнее. Эффект получился тот же самый. Тогда он стал бросать
в них камнями, но и это не помогло вывести их из того состояния неподвижности, лени и апатии,
в которой они находились.
И разве он не видал, что каждый раз перед визитом благоухающего и накрахмаленного Павла Эдуардовича, какого-то балбеса при каком-то посольстве, с которым мама,
в подражание модным петербургским прогулкам на
Стрелку, ездила на Днепр глядеть на то, как закатывается солнце на другой
стороне реки,
в Черниговской губернии, — разве он не видел, как ходила мамина грудь и как рдели ее щеки под пудрой, разве он не улавливал
в эти моменты много нового и странного, разве он не слышал ее голос, совсем чужой голос, как бы актерский, нервно прерывающийся, беспощадно злой к семейным и прислуге и вдруг нежный, как бархат, как зеленый луг под солнцем, когда приходил Павел Эдуардович.
Уже более пяти часов продолжалось сражение; несколько раз
стрелки наши то сбивали неприятельскую цепь и дрались на противуположном берегу речки; то, прогоняемые на нашу
сторону, продолжали перестрелку
в нескольких шагах от колонн своих.
— Слава богу! насилу-то и мы будем атаковать. А то, поверишь ли, как надоело! Toujours sur la défensive [Всегда
в обороне (франц.)] — тоска, да и только. Ого!.. кажется, приказание уж исполняется?.. Видишь, как подбавляют у нас
стрелков?.. Черт возьми! да это батальный огонь, а не перестрелка. Что ж это французы не усиливают своей цепи?.. Смотри, смотри!.. их сбили… они бегут… вон уж наши на той
стороне… Ай да молодцы!
Месяц бледным серпом выплыл из-за горы, и от него потянулись во все
стороны длинные серебряные нити; теперь вершины леса обрисовались резкими контурами, и
стрелки елей кажутся воздушными башенками скрытого
в земле готического здания.
Вечерняя заря догорала, окрашивая гряды белых облаков розовым золотом;
стрелки елей и пихт купались
в золотой пыли; где-то
в густой осоке звонко скрипел коростель; со
стороны прииска наносило запахом гари и нестройным гулом разнородных звуков.
Стрелки стояли во фронте. Венцель, что-то хрипло крича, бил по лицу одного солдата. С помертвелым лицом, держа ружье у ноги и не смея уклоняться от ударов, солдат дрожал всем телом. Венцель изгибался своим худым и небольшим станом от собственных ударов, нанося их обеими руками, то с правой, то с левой
стороны. Кругом все молчали; только и было слышно плесканье да хриплое бормотанье разъяренного командира. У меня потемнело
в глазах, я сделал движение. Житков понял его и изо всех сил дернул за полотнище.
Отсюда роты развели
в разные
стороны, чтобы охватить турок с флангов; нашу роту оставили
в резерве
в овраге.
Стрелки должны были идти прямо и, пройдя через кусты, ворваться
в деревню. Турецкие выстрелы трещали по-прежнему часто, без умолку, но гораздо громче.
Ярость овладела Коротковым. Он взмахнул канделябром и ударил им
в часы. Они ответили громом и брызгами золотых
стрелок. Кальсонер выскочил из часов, превратился
в белого петушка с надписью «исходящий» и юркнул
в дверь. Тотчас за внутренними дверями разлился вопль Дыркина: «Лови его, разбойника!» — и тяжкие шаги людей полетели со всех
сторон. Коротков повернулся и бросился бежать.
— Ничем не попорчена, — сказал он, рассматривая их. — Да и портиться тут нечему, потому что
в стрелке не пружина какая, а одна только Божия сила… Видишь,
в одну
сторону обе
стрелки тянут… Вот сивер, тут будет полдень, тут закат, а тут восток, — говорил дядя Онуфрий, показывая рукой страны света по направлению магнитной
стрелки.
По небу ползли тяжелые черные тучи:
в горах шел снег. От фанзы Кивета поднималась кверху беловатая струйка дыма. Там кто-то рубил дрова, и звук топора звонко доносился на эту
сторону реки. Когда мы подошли к дому,
стрелки обступили Глеголу. Он начал им рассказывать, как все случилось, а я пошел прямо к себе, разделся и сел за работу.
Надо было окружить настороженными ружьями и самое логовище. Эту работу взялся выполнить Крылов с двумя
стрелками, а я остался на биваке. Совсем
в сумерки они возвратились и сообщили, что на обратном пути на берегу одной из проток они нашли штабель мороженой рыбы, со всех четырех
сторон оплетенный ивовыми прутьями. Рыба принадлежала, должно быть, удэхейцу Маха Кялондига. Тигр разломал плетенку и лакомился рыбой. Судя по следам, это было сделано вчера ночью.
С той
стороны, куда пошел на охоту Марунич, неслась испуганная козуля; ничего не видя перед собой, она вплотную набежала на
стрелков около фанзы. Испугавшись еще более, козуля бросилась к реке с намерением перебраться на другую
сторону, но на беду попала на гладкий лед, поскользнулась и упала. Она силилась встать, но копытца ее скользили, ноги разъезжались
в разные
стороны, и она падала то на один бок, то на другой.
Когда я проснулся, были уже сумерки.
В юрте горел огонь. По одну
сторону его вместе со мной были
стрелки и казаки, а по другую
сторону сидел сам хозяин дома, его жена и удэхеец Цазамбу.
Было еще темно, когда удэхеец разбудил меня.
В очаге ярко горел огонь, женщина варила утренний завтрак. С той
стороны, где спали
стрелки и казаки, несся дружный храп. Я не стал их будить и начал осторожно одеваться. Когда мы с удэхейцем вышли из юрты, было уже совсем светло.
В природе царило полное спокойствие. Воздух был чист и прозрачен. Снежные вершины высоких гор уже озарились золотисторозовыми лучами восходящего солнца, а теневые
стороны их еще утопали
в фиолетовых и синих тонах. Мир просыпался…
Назавтра, 24 февраля, с раннего утра кругом загремели пушки. Они гремели близко и со всех
сторон, было впечатление, что мы уж целиком охвачены одним огромным гремящим огненным кольцом.
В соседней деревне тучами рвались шрапнели, ахали шимозы, трещали ружейные пачки: японцы, под огнем наших
стрелков, переправлялись через реку Хуньхе.
Подходя к укрепленному лагерю, поручик Путята с взводом остался
в резерве, а два полувзвода
стрелков под командою поручика Суворова двинулись вперед с двух
сторон.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим
сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. 24 человека
стрелков с разряженными ружьями, стоявшие
в середине круга, примыкали бегом к своим местам,
в то время как роты проходили мимо них.
Но дело становилось к спеху. Канонада и стрельба, сливаясь, гремели справа и
в центре, и французские капоты
стрелков Ланна проходили уже плотину мельницы и выстраивались на этой
стороне в двух ружейных выстрелах. Пехотный полковник вздрагивающею походкой подошел к лошади и, взлезши на нее и сделавшись очень прямым и высоким, поехал к павлоградскому командиру. Полковые командиры съехались с учтивыми поклонами и со скрываемою злобой
в сердце.