Неточные совпадения
— Господи, помилуй! прости, помоги! — твердил он как-то вдруг неожиданно пришедшие на уста ему слова. И он, неверующий человек, повторял эти слова не одними устами. Теперь,
в эту минуту, он знал, что все не только сомнения его, но та невозможность по разуму верить, которую он знал
в себе, нисколько не мешают ему обращаться к Богу. Всё это теперь, как
прах, слетело с его души. К кому же ему было обращаться, как не к Тому,
в Чьих руках он чувствовал себя, свою душу и свою любовь?
Но, прочтя потом историю церкви католического писателя и историю церкви православного писателя и увидав, что обе церкви, непогрешимые по сущности своей, отрицают одна другую, он разочаровался и
в Хомяковском учении о церкви, и это здание рассыпалось таким же
прахом, как и философские постройки.
И, не взглянувши на прекрасный уголок, так поражавший всякого гостя-посетителя, не поклонившись
праху своих родителей, по обычаю всех честолюбцев понесся он
в Петербург, куда, как известно, стремится ото всех сторон России наша пылкая молодежь — служить, блистать, выслуживаться или же просто схватывать вершки бесцветного, холодного как лед, общественного обманчивого образованья.
И там же надписью печальной
Отца и матери,
в слезах,
Почтил он
прах патриархальный…
Увы! на жизненных браздах
Мгновенной жатвой поколенья,
По тайной воле провиденья,
Восходят, зреют и падут;
Другие им вослед идут…
Так наше ветреное племя
Растет, волнуется, кипит
И к гробу прадедов теснит.
Придет, придет и наше время,
И наши внуки
в добрый час
Из мира вытеснят и нас!
И так они старели оба.
И отворились наконец
Перед супругом двери гроба,
И новый он приял венец.
Он умер
в час перед обедом,
Оплаканный своим соседом,
Детьми и верною женой
Чистосердечней, чем иной.
Он был простой и добрый барин,
И там, где
прах его лежит,
Надгробный памятник гласит:
Смиренный грешник, Дмитрий Ларин,
Господний раб и бригадир,
Под камнем сим вкушает мир.
С семьей Панфила Харликова
Приехал и мосье Трике,
Остряк, недавно из Тамбова,
В очках и
в рыжем парике.
Как истинный француз,
в кармане
Трике привез куплет Татьяне
На голос, знаемый детьми:
Réveillez-vous, belle endormie.
Меж ветхих песен альманаха
Был напечатан сей куплет;
Трике, догадливый поэт,
Его на свет явил из
праха,
И смело вместо belle Nina
Поставил belle Tatiana.
И я не осуждаю, не осуждаю, ибо сие последнее у ней и осталось
в воспоминаниях ее, а прочее все пошло
прахом!
Сама Амалия Ивановна приглашена была тоже с большим почетом, несмотря на все бывшие неприятности, а потому хозяйничала и хлопотала теперь, почти чувствуя от этого наслаждение, а сверх того была вся разодета хоть и
в траур, но во все новое,
в шелковое,
в пух и
прах, и гордилась этим.
— А теперь вот, зачатый великими трудами тех людей, от коих даже
праха не осталось, разросся значительный город, которому и
в красоте не откажешь, вмещает около семи десятков тысяч русских людей и все растет, растет тихонько.
В тихом-то трудолюбии больше геройства, чем
в бойких наскоках. Поверьте слову: землю вскачь не пашут, — повторил Козлов, очевидно, любимую свою поговорку.
Самгину показалось, что обойщик
Прахов даже присел, а люди, стоявшие почти вплоть к оратору, но на ступень ниже его, пошатнулись, а человек
в перчатках приподнял воротник пальто, спрятал голову, и плечи его задрожали, точно он смеялся.
— Ловко сказано, — похвалил Поярков. — Хорошо у нас говорят, а живут плохо. Недавно я прочитал у Татьяны Пассек: «Мир
праху усопших, которые не сделали
в жизни ничего, ни хорошего, ни дурного». Как это вам нравится?
Венчанный славой бесполезной,
Отважный Карл скользил над бездной.
Он шел на древнюю Москву,
Взметая русские дружины,
Как вихорь гонит
прах долины
И клонит пыльную траву.
Он шел путем, где след оставил
В дни наши новый, сильный враг,
Когда падением ославил
Муж рока свой попятный шаг.
Бросая груды тел на груду,
Шары чугунные повсюду
Меж ними прыгают, разят,
Прах роют и
в крови шипят.
Тогда все люди казались ему евангельскими гробами, полными
праха и костей. Бабушкина старческая красота, то есть красота ее характера, склада ума, старых цельных нравов, доброты и проч., начала бледнеть. Кое-где мелькнет
в глаза неразумное упорство, кое-где эгоизм; феодальные замашки ее казались ему животным тиранством, и
в минуты уныния он не хотел даже извинить ее ни веком, ни воспитанием.
— Как не готовили? Учили верхом ездить для военной службы, дали хороший почерк для гражданской. А
в университете: и права, и греческую, и латинскую мудрость, и государственные науки, чего не было? А все
прахом пошло. Ну-с, продолжайте, что же я такое?
У меня на душе зашевелилось приятное чувство любопытства;
в воображении поднялись из
праха забвения картины и образы католического юга.
Не плачь, Григорий, мы его сею же минутой разобьем
в дым и
прах.
И что
в том, что «справедливость» эта,
в ожиданиях Алеши, самим даже ходом дела, приняла форму чудес, немедленно ожидаемых от
праха обожаемого им бывшего руководителя его?
Один короткий, быстротечный месяц!
И башмаков еще не износила,
В которых шла,
в слезах,
За бедным
прахом моего отца!
О небо! Зверь без разума, без слова
Грустил бы долее…
Имение свое Тихон Иванович завещал, как и следовало ожидать, своему почтеннейшему благодетелю и великодушному покровителю, «Пантелею Еремеичу Чертопханову»; но почтеннейшему благодетелю оно большой пользы не принесло, ибо вскорости было продано с публичного торга — частью для того, чтобы покрыть издержки надгробного монумента, статуи, которую Чертопханов (а
в нем, видно, отозвалась отцовская жилка!) вздумал воздвигнуть над
прахом своего приятеля.
Меня обносили за столом, холодно и надменно встречали, наконец не замечали вовсе; мне не давали даже вмешиваться
в общий разговор, и я сам, бывало, нарочно поддакивал из-за угла какому-нибудь глупейшему говоруну, который во время оно,
в Москве, с восхищением облобызал бы
прах ног моих, край моей шинели…
С того самого дня они уже более не расставались. (Деревня Бесселендеевка отстояла всего на восемь верст от Бессонова.) Неограниченная благодарность Недопюскина скоро перешла
в подобострастное благоговение. Слабый, мягкий и не совсем чистый Тихон склонялся во
прах перед безбоязненным и бескорыстным Пантелеем. «Легкое ли дело! — думал он иногда про себя, — с губернатором говорит, прямо
в глаза ему смотрит… вот те Христос, так и смотрит!»
«Повинуйся твоему господину; услаждай лень его
в промежутки набегов; ты должна любить его потому что он купил тебя, и если ты не будешь любить его, он убьет тебя», — говорит она женщине, лежащей перед нею во
прахе.
Самый патетический состоял
в том, чтобы торжественно провозгласить устами своими и Павла Константиныча родительское проклятие ослушной дочери и ему, разбойнику, с объяснением, что оно сильно, — даже земля, как известно, не принимает
праха проклятых родителями.
Апостол-воин, готовый проповедовать крестовый поход и идти во главе его, готовый отдать за свой народ свою душу, своих детей, нанести и вынести страшные удары, вырвать душу врага, рассеять его
прах… и, позабывши потом победу, бросить окровавленный меч свой вместе с ножнами
в глубину морскую…
Погодин был полезный профессор, явившись с новыми силами и с не новым Гереном на пепелище русской истории, вытравленной и превращенной
в дым и
прах Каченовским.
— Нет, да вы представьте себе эту картину: стоит она перед ним, вытаращивши глаза, покуда он
в карман завещание кладет, и думает, что во сне ей мерещится… ах,
прах побери да и совсем!
Был случай, когда свадебная карета — этот стеклянный фонарь, где сидели разодетые
в пух и
прах невеста с женихом, — проезжала
в одном из переулков
в Хапиловке.
— Она ждет не дождется, когда муж умрет, чтобы выйти замуж за Мышникова, — объяснила Харитина эту политику. — Понимаешь, влюблена
в Мышникова, как кошка. У ней есть свои деньги, и ей наплевать на мужнины капиталы. Все равно
прахом пойдут.
Все мысли и чувства Аграфены сосредоточивались теперь
в прошлом, на том блаженном времени, когда была жива «сама» и дом стоял полною чашей. Не стало «самой» — и все пошло
прахом. Вон какой зять-то выворотился с поселенья. А все-таки зять, из своего роду-племени тоже не выкинешь. Аграфена являлась живою летописью малыгинской семьи и свято блюла все, что до нее касалось. Появление Полуянова с особенною яркостью подняло все воспоминания, и Аграфена успела, ставя самовар, всплакнуть раз пять.
Проигравшись как-то
в клубе
в пух и
прах, Полуянов на другой день с похмелья отправился к Шахме и без предисловий заявил свои подозрения.
Эти строгие теоретические рассуждения разлетались
прахом при ближайшем знакомстве с делом. Конечно, и пшеничники виноваты, а с другой стороны, выдвигалась масса таких причин, которые уже не зависели от пшеничников. Первое дело, своя собственная темнота одолевала, тот душевный глад, о котором говорит писание. Пришли волки
в овечьей шкуре и воспользовались мглой… По закону разорили целый край. И как все просто: комар носу не подточит.
— Ну, этого тебе не понять! — строго нахмурясь, говорит он и снова внушает. — Надо всеми делами людей — господь! Люди хотят одного, а он — другого. Всё человечье — непрочно, дунет господь, и — всё во
прах,
в пыль!
Подпольный человек восклицает: «Ведь я, например, нисколько не удивлюсь, если вдруг ни с того ни с сего, среди всеобщего будущего благоразумия возникнет какой-нибудь джентльмен, с неблагородной или, лучше сказать, с ретроградной и насмешливой физиономией, упрет руки
в бок и скажет нам всем: а что, господа, не столкнуть ли нам все это благоразумие с одного раза ногой,
прахом, единственно с той целью, чтобы все эти логарифмы отправились к черту и нам опять по своей глупой воле пожить!» У самого Достоевского была двойственность.
Согласно современному сознанию человек не имеет глубоких корней
в бытии; он не божественного происхождения, он — дитя
праха; но именно потому должен сделаться богом, его ждет земное могущество, царство
в мире.
На Александровском кладбище я видел черный крест с изображением божией матери и с такою надписью: «Здесь покоится
прах Девицы Афимьи Курниковой. скончалась
в 1888 Году: мая 21 дня.
Одни зимние вьюги, по-оренбургски — бураны, беспрепятственно владычествуют на гладких равнинах, взрывая их со всех сторон, превращая небо, воздух и землю
в кипящий снежный
прах и белый мрак…
В бездне миров беспредельной, как
в морских волнах малейшая песчинка, как во льде, не тающем николи, искра едва блестящая,
в свирепейшем вихре как
прах тончайший, что есть разум человеческий?
Но верьте, верьте, простодушные люди, что и
в этой благонравной строфе,
в этом академическом благословении миру во французских стихах засело столько затаенной желчи, столько непримиримой, самоусладившейся
в рифмах злобы, что даже сам поэт, может быть, попал впросак и принял эту злобу за слезы умиления, с тем и помер; мир его
праху!
— Во-первых, это; но, положим, он тогда уже мог родиться; но как же уверять
в глаза, что французский шассёр навел на него пушку и отстрелил ему ногу, так, для забавы; что он ногу эту поднял и отнес домой, потом похоронил ее на Ваганьковском кладбище, и говорит, что поставил над нею памятник, с надписью, с одной стороны: «Здесь погребена нога коллежского секретаря Лебедева», а с другой: «Покойся, милый
прах, до радостного утра», и что, наконец, служит ежегодно по ней панихиду (что уже святотатство) и для этого ежегодно ездит
в Москву.
Всё пошло
прахом! «Я не хочу тебя отнять у твоей матери и не беру с собой! — сказал он мне
в день ретирады, — но я желал бы что-нибудь для тебя сделать».
Ему казалось, что он теперь только понимал, для чего стоит жить; все его предположения, намерения, весь этот вздор и
прах исчезли разом; вся душа его слилась
в одно чувство,
в одно желание,
в желание счастья, обладания, любви, сладкой женской любви.
Не стало и Настасьи Карповны; верная старушка
в течение нескольких лет еженедельно ходила молиться над
прахом своей приятельницы…
Завтра еду обедать
в Урик к Панову. Опять буду на могиле Никиты, за вас поклонюсь его
праху…
Черкасов говорит ему, что счастлив, что имел возможность преклонить колени перед могилой, где покоится
прах женщины, которой он давно
в душе поклоняется, слыша о ней столько доброго по всему Забайкалью.
— Не люблю я этих извозчиков!..
Прах его знает — какой чужой мужик, поезжай с ним по всем улицам! — отшутилась Анна Гавриловна, но
в самом деле она не ездила никогда на извозчиках, потому что это казалось ей очень разорительным, а она обыкновенно каждую копейку Еспера Иваныча, особенно когда ей приходилось тратить для самой себя, берегла, как бог знает что.
Потом осень, разделка им начнется: они все свои прогулы и нераденье уж и забыли, и давай только ему денег больше и помни его услуги; и тут я, — может быть, вы не поверите, — а я вот, матерь божья, кажинный год после того болен бываю; и не то, чтобы мне денег жаль, —
прах их дери, я не жаден на деньги, — а то, что никакой справедливости ни
в ком из псов их не встретишь!
Раза два, матерь божья, на сеновале места присматривал, чтобы удавиться, а тут,
прах дери, на мельницу меня еще с мешками вздумали послать, и жил тоже
в монастыре мужичонко один, — по решению присутственного места.
Помните дом этот серый двухэтажный, так вот и чудится, что
в нем разные злодейства происходили;
в стороне этот лесок так и ныне еще называется «палочник», потому что барин резал
в нем палки и крестьян своих ими наказывал; озерко какое-то около усадьбы тинистое и нечистое; поля,
прах их знает, какие-то ровные, луга больше все болотина, — так за сердце и щемит, а ночью так я и миновать его всегда стараюсь, привидений боюсь, покажутся, — ей-богу!..
—
В прочих комнатах, ваше высокородие, прикажете ставни отворять? Через коридор каменный к ним ход, — темный такой,
прах его дери! — спросил солдат.