Неточные совпадения
Далее по всем направлениям колонии проложены и пролагаются вновь шоссе, между
портами учреждено пароходство; возникло много новых
городов, которых имена приобретают
в торговом мире более и более известности.
Где же Нагасаки?
Города еще не видать. А! вот и Нагасаки. Отчего ж не Нангасаки? оттого, что настоящее название — Нагасаки, а буква н прибавляется так, для шика, так же как и другие буквы к некоторым словам. «Нагасаки — единственный
порт, куда позволено входить одним только голландцам», — сказано
в географиях, и куда, надо бы прибавить давно, прочие ходят без позволения. Следовательно, привилегия ни
в коем случае не на стороне голландцев во многих отношениях.
Притом он мануфактурный
город: нелегко широкий приток товаров его к южному
порту поворотить
в другую сторону, особенно когда этот
порт имеет еще на своей стороне право старшинства.
Еще до сих пор не определено, до какой степени может усилиться шерстяная промышленность, потому что нельзя еще, по неверному состоянию края, решить, как далеко может быть она распространена внутри колонии. Но, по качествам своим, эта шерсть стоит наравне с австралийскою, а последняя высоко ценится на лондонском рынке и предпочитается ост-индской. Вскоре возник
в этом углу колонии
город Грем (Grahamstown) и
порт Елизабет, через который преимущественно производится торговля шерстью.
В один месяц возникло
в городе несколько десятков новых увеселительных заведений — шикарных Тиволи, Шато-де-Флеров, Олимпий, Альказаров и так далее, с хором и с опереткой, много ресторанов и портерных, с летними садиками, и простых кабачков — вблизи строящегося
порта.
Кроме того, строгие карантинные правила по разным соображениям не выпустили бы нас с кораблем из
порта ранее трех недель, и я, поселившись
в гостинице на набережной Канье, частью скучал, частью проводил время с сослуживцами
в буфете гостиницы, но более всего скитался по
городу, надеясь случайно встретиться с кем-нибудь из участников истории, разыгравшейся пять лет назад во дворце «Золотая цепь».
Упомянув сначала о запрещении 1796 года, указ продолжает: «Но как, с одной стороны, внешние обстоятельства, к мере сей правительство побудившие, прошли и ныне уже не существуют, а с другой — пятилетний опыт доказал, что средство сие было и весьма недостаточно к достижению предполагаемой им цели, то по уважениям сим и признали мы справедливым, освободив сию часть от препон, по времени соделавшихся излишними и бесполезными, возвратить ее
в прежнее положение…» Далее, после разрешения вновь заводить вольные типографии и печатать
в них всякие книги с освидетельствованием Управы благочиния,
в указе повелевается — «цензуры всякого рода,
в городах и при
портах учрежденные, яко уже ненужные, упразднить» (П. С. З., № 20139).
— Великолепный
город!
Порт, крепость, твердыня-с, оплот, окно
в Европу-с… Превосходный
город, уголок Санкт-Петербурга!
Даже сам боцман Федотов, уже на что всегда лаявшийся на все иностранные
порты, хотя он
в них дальше ближайшего от пристани кабака никогда и не заглядывал, и находивший, что чужим
городам против российских не «выстоять», и что только
в России водка настоящая и есть бани, а у этих «подлецов», под которыми Федотов разумел представителей всех наций без разбора, ни тебе настоящей водки, ни тебе бань, — и тот даже находил, что
в Гонолуле ничего себе и что народ даром что вроде арапов, а обходительный, приветливый и угостительный.
Гонконг, блестящий
город дворцов, прелестных зданий и превосходных улиц, этот
город, высеченный
в скале острова и, благодаря предприимчивости и энергии своих хозяев-англичан, ставший одним из важнейших
портов Востока и по военному значению, и по торговле, — этот Гонконг
в то же время является «rendes vous» [Местом встречи (франц.).] китайских пиратов, и
в его населенном, многолюдном и грязном китайском квартале, несмотря на английскую полицию, живут самые отчаянные разбойники, скрывающиеся от китайских властей.
Перед изумленными путешественниками на месте, где за семьдесят лет перед тем была лишь пустынная степь и развалины, предстала крепость, арсенал со множеством пушек, три готовых на верфях корабля, несколько церквей, красивые здания, купеческие суда
в прекрасном
порту, словно как из земли выросший новый
город, богатый и многолюдный.
—
В городе, — сказал он, — жизнь текла по прежнему… Порт-артурцы точно привыкли к бомбардировкам. Тем более, что
в это время был большой подъём духа — прибыл С. О. Макаров, так трагически погибший 30 марта. На него возлагались большие надежды… Он вдохнул дух отваги даже
в мирных обывателей. Бомбардировка 9 марта не произвела на них никакого впечатления…
В городе было обычное движение… Я как раз
в это время ехал на «рикше» [извозчик.] по главной улице, когда послышались залпы из японских орудий…
Остров, на котором он находится, превращается
в крепость; верфь, адмиралтейство, таможня, академии, казармы, конторы, домы вельмож и после всего дворец возникают из болот; на берегах Невы, по островам, расположен
город, стройностью, богатством и величием спорящий с первыми
портами и столицами европейскими; торговля кипит на пристанях и рынках; народы всех стран волнуются по нем; науки
в нем процветают.
Нам казалось непостижимым, каким образом
в 2000 верстах от столицы,
в недавно приобретенном крае, Потемкин нашел возможным воздвигнуть такие здания, соорудить
город, создать флот, утвердить
порт и поселить столько жителей.