Неточные совпадения
Весь Божий мир изведали,
В горах,
в подземных пропастях
Искали…
Иногда, глядя с крыльца на двор и на пруд, говорил он о том, как бы хорошо было, если бы вдруг от дома провести
подземный ход или чрез пруд выстроить каменный мост, на котором бы были по обеим сторонам лавки, и чтобы
в них сидели купцы и продавали разные мелкие товары, нужные для крестьян.
Пред нею
Все побежало, все вокруг
Вдруг опустело — воды вдруг
Втекли
в подземные подвалы,
К решеткам хлынули каналы...
Пришлось самому тащить два тяжелых чемодана, шагать
подземным коридором
в толпе сердитых людей, подниматься с ними вверх по лестнице.
Он, с биением сердца и трепетом чистых слез, подслушивал, среди грязи и шума страстей,
подземную тихую работу
в своем человеческом существе, какого-то таинственного духа, затихавшего иногда
в треске и дыме нечистого огня, но не умиравшего и просыпавшегося опять, зовущего его, сначала тихо, потом громче и громче, к трудной и нескончаемой работе над собой, над своей собственной статуей, над идеалом человека.
Я
в свое окошечко видел блуждающий свет фонарей, слышал, точно
подземный грохот, стук травимой цепи и глухое, тяжелое падение другого якоря.
Утомленный, заснешь опять; вдруг удар, точно
подземный, так что сердце дрогнет — проснешься: ничего — это поддало
в корму, то есть ударило волной…
А их ведь много, их там сотни, подземных-то, с молотками
в руках.
Может быть, единственный раз
в жизни мы слышали
подземный гул.
Утром на следующий день я пошел осматривать пещеры
в известковых горах с правой стороны Арзамасовки против устья реки Угловой. Их две: одна вверху на горе, прямая, похожая на шахту, длина ее около 100 м, высота от 2,4 до 3,6 м, другая пещера находится внизу на склоне горы. Она спускается вниз колодцем на 12 м, затем идет наклонно под углом 10°. Раньше это было русло
подземной реки.
В заключение прибавлю несколько слов об элементах, из которых составился круг Станкевича; это бросает своего рода луч на странные
подземные потоки,
в тиши подмывающие плотную кору русско-немецкого устройства.
Увеличившийся шум и хохот заставили очнуться наших мертвецов, Солопия и его супругу, которые, полные прошедшего испуга, долго глядели
в ужасе неподвижными глазами на смуглые лица цыган: озаряясь светом, неверно и трепетно горевшим, они казались диким сонмищем гномов, окруженных тяжелым
подземным паром,
в мраке непробудной ночи.
Чувствовались
в некоторых течениях
подземные манихейские и богумильские влияния.
Я начал формироваться во вторую половину 80 годов, когда
в России происходила
подземная духовная работа.
Кроме «законных» сточных труб, проведенных с улиц для дождевых и хозяйственных вод, большинство богатых домовладельцев провело
в Неглинку тайные
подземные стоки для спуска нечистот, вместо того чтобы вывозить их
в бочках, как это было повсеместно
в Москве до устройства канализации.
Это было эпилогом к моему
подземному путешествию
в бездны Неглинки сорок лет назад.
В столице можно и украсть, и пострелять милостыньку, и ограбить свежего ночлежника; заманив с улицы или бульвара какого-нибудь неопытного беднягу бездомного, завести
в подземный коридор, хлопнуть по затылку и раздеть догола.
Знакомый
подземный коридор, освещенный тусклившимися сквозь туман электрическими лампочками. По всему желобу был настлан деревянный помост, во время оттепели все-таки заливавшийся местами водой. Работы уже почти кончились, весь ил был убран, и
подземная клоака была приведена
в полный порядок.
Тогда полиция не заглядывала сюда, да и после, когда уже существовала сыскная полиция, обходов никаких не было, да они ни к чему бы и не повели — под домом были
подземные ходы, оставшиеся от водопровода, устроенного еще
в екатерининские времена.
Еще
в екатерининские времена она была заключена
в подземную трубу: набили свай
в русло речки, перекрыли каменным сводом, положили деревянный пол, устроили стоки уличных вод через спускные колодцы и сделали
подземную клоаку под улицами.
В «Кулаковку» даже днем опасно ходить — коридоры темные, как ночью. Помню, как-то я иду
подземным коридором «Сухого оврага», чиркаю спичку и вижу — ужас! — из каменной стены, из гладкой каменной стены вылезает голова живого человека. Я остановился, а голова орет...
Подземные болота, окружавшие площадь, как и
в древние времена, тоже не имели выхода.
Самую же главную трущобу «Кулаковку» с ее
подземными притонами
в «Сухом овраге» по Свиньинскому переулку и огромным «Утюгом» срыла до основания и заново застроила.
Я — за ними, по траве, чтобы не слышно. Дождик переставал. Журчала вода, стекая по канавке вдоль тротуара, и с шумом падала
в приемный колодец
подземной Неглинки сквозь железную решетку. Вот у нее-то «труженики» остановились и бросили тело на камни.
Мы пролезли
в пролом, спустились на четыре ступеньки вниз, на каменный пол; здесь
подземный мрак еще боролся со светом из проломанного потолка
в другом конце подземелья. Дышалось тяжело… Проводник мой вынул из кармана огарок свечи и зажег… Своды… кольца… крючья…
Она содержалась тогда
в подземной тюрьме, выглядывала сквозь решетку,
в окошечко, визжала, ругалась и плевалась на нас.
Действительно, я напечатал рассказ «
В глухую», где подробно описал виденный мною притон, игру
в карты, отравленного «малинкой» гостя, которого потащили сбросить
в подземную клоаку, приняв за мертвого. Только Колосов переулок назвал Безымянным. Обстановку описал и
в подробностях, как живых, действующих лиц. Барон Дорфгаузен, Отто Карлович… и это действительно было его настоящее имя.
Привожу слова пушкинского Пимена, но я его несравненно богаче: на пестром фоне хорошо знакомого мне прошлого, где уже умирающего, где окончательно исчезнувшего, я вижу растущую не по дням, а по часам новую Москву. Она ширится, стремится вверх и вниз,
в неведомую доселе стратосферу и
в подземные глубины метро, освещенные электричеством, сверкающие мрамором чудесных зал.
Третий собеседник, Николай Михайлович Левачев, городской инженер, известный перестройкой
подземной Неглинки,
в это время, не обращая ни на что никакого внимания, составлял на закуску к водке свой «Левачевский» салат, от которого глаза на лоб лезли.
Происходило это оттого, что никогда не чищенная
подземная клоака Неглинки, проведенная от Самотеки под Цветным бульваром, Неглинным проездом, Театральной площадью и под Александровским садом вплоть до Москвы-реки, не вмещала воды, переполнявшей ее
в дождливую погоду.
Благодаря ей и верхнюю, чистую часть дома тоже называли «дыра». Под верхним трактиром огромный
подземный подвал, куда ведет лестница больше чем
в двадцать ступеней. Старинные своды невероятной толщины — и ни одного окна. Освещается газом. По сторонам деревянные каютки — это «каморки», полутемные и грязные. Посередине стол, над которым мерцает
в табачном дыме газовый рожок.
Побывав уже под Москвой
в шахтах артезианского колодца и прочитав описание
подземных клоак Парижа
в романе Виктора Гюго «Отверженные», я решил во что бы то ни стало обследовать Неглинку. Это было продолжение моей постоянной работы по изучению московских трущоб, с которыми Неглинка имела связь, как мне пришлось узнать
в притонах Грачевки и Цветного бульвара.
Еще
в семи — и восьмидесятых годах он был таким же, как и прежде, а то, пожалуй, и хуже, потому что за двадцать лет грязь еще больше пропитала пол и стены, а газовые рожки за это время насквозь прокоптили потолки, значительно осевшие и потрескавшиеся, особенно
в подземном ходе из общего огромного зала от входа с Цветного бульвара до выхода на Грачевку.
Многие из товарищей-литераторов просили меня сводить их на Хитров и показать трущобы, но никто не решался войти
в «Сухой овраг» и даже
в «Утюг». Войдем на крыльцо, спустимся несколько шагов вниз
в темный
подземный коридор — и просятся назад.
В дождливую погоду бывают очень мокры, а
в засуху на полянах или там, где лес редок, иногда совершенно высыхают, ибо не поддерживаются ни
подземными ключами, ни открытыми родниками, ни паточинами.
Желал бы я последовать ему
в подземном его путешествии, собрать его размышления и представить их
в той связи и тем порядком, какими они
в разуме его возрождалися.
Но нет, нисходи, познай
подземные ухищрения человека и, возвратясь
в отечество, имей довольно крепости духа подать совет зарыть и заровнять сии могилы, где тысящи
в животе сущие погребаются.
И тихого ангела бог ниспослал
В подземные копи, —
в мгновенье
И говор, и грохот работ замолчал,
И замерло словно движенье,
Чужие, свои — со слезами
в глазах,
Взволнованны, бледны, суровы,
Стояли кругом. На недвижных ногах
Не издали звука оковы,
И
в воздухе поднятый молот застыл…
Всё тихо — ни песни, ни речи…
Казалось, что каждый здесь с нами делил
И горечь, и счастие встречи!
Святая, святая была тишина!
Какой-то высокой печали,
Какой-то торжественной думы полна.
Орудья
подземных работ на пути,
Провалы, бугры мы встречали.
Работа кипела под звуки оков,
Под песни, — работа над бездной!
Стучались
в упругую грудь рудников
И заступ и молот железный.
Там с ношею узник шагал по бревну,
Невольно кричала я: «Тише!»
Там новую мину вели
в глубину,
Там люди карабкались выше
По шатким подпоркам… Какие труды!
Какая отвага!.. Сверкали
Местами добытые глыбы руды
И щедрую дань обещали…
И не нас одних, а всю Европу дивит
в таких случаях русская страстность наша; у нас коль
в католичество перейдет, то уж непременно иезуитом станет, да еще из самых
подземных; коль атеистом станет, то непременно начнет требовать искоренения веры
в бога насилием, то есть, стало быть, и мечом!
— По закону бабам совсем не полагается
в подземные работы лазать. Я вот тебя еще
в тюрьму посажу.
Пропаганда шла какими-то
подземными путями, причем оказались запутанными
в это дело и старик Основа и выкрест Гермоген, а главным образом самосадчане.
В самом нижнем, так сказать,
в подземном этаже дома шли огромные подвалы, разветвлявшиеся под всем строением и представлявшие собою огромные удобства для всяких хозяйственных сбережений и для изучения неэкономности построек минувшего периода
в архитектурном отношении.
Здесь, кроме камер с дырами, выходившими на свет божий, шел целый лабиринт,
в который луч солнечного света не западал с тех пор, как последний кирпич заключил собою тяжелые своды этих
подземных нор.
Первые
подземные толчки этой катастрофы начались
в разгаре лета, во время ежегодной летней ярмарки, которая
в этом году была сказочно блестяща.
Она появлялась еще несколько раз на сцене; унесена была, наконец, другими русалками
в свое
подземное царство; затем — перемена декорации, водяной дворец, бенгальский огонь, и занавес опустился.
— Это цербер [Цербер —
в древнегреческой мифологии пес, охранявший вход
в подземное царство Аида.] какой-то, вас стерегущий! Он и меня никак не хотел пустить, — сказал Павел.
Я это думал, я воображал себе эти дорогие черты, эти глаза, эти кудри —
в тесном ящике,
в сырой
подземной тьме — тут же, недалеко от меня, пока еще живого, и, может быть,
в нескольких шагах от моего отца…
Не помню, как я очутился внизу,
в одной из общественных уборных при станции
подземной дороги. Там, наверху, все гибло, рушилась величайшая и разумнейшая во всей истории цивилизация, а здесь — по чьей-то иронии — все оставалось прежним, прекрасным. И подумать: все это — осуждено, все это зарастет травой, обо всем этом — будут только «мифы»…
В вагоне
подземной дороги я несся туда, где на стапеле сверкало под солнцем еще недвижное, еще не одухотворенное огнем, изящное тело «Интеграла». Закрывши глаза, я мечтал формулами: я еще раз мысленно высчитывал, какая нужна начальная скорость, чтобы оторвать «Интеграл» от земли. Каждый атом секунды — масса «Интеграла» меняется (расходуется взрывное топливо). Уравнение получалось очень сложное, с трансцендентными величинами.