Точка невозвращения

Илья Твиров

Григорий Мезенцев и Михаил Кондратьев совсем друг на друга не похожи. Григорий – молодой человек, только ищущий себя в жизни – закончил технический ВУЗ, работает простым инженером и старается не выделяться. Если бы ни тайна, связанная с наличием у него паранормальных способностей, которыми он изредка пользуется, его жизнь представляла бы собой жизнь совершенно заурядного, среднестатистического россиянина. Михаил Кондратьев, напротив, каждый божий день рискует головой, выполняя особо важные, деликатные задания правительства. Засекреченного сверх всякой меры оперативника можно назвать настоящим суперсолдатом. Сложно предположить, чтобы жизненные пути этих двух когда-нибудь пересеклись. Однако неисповедимы пути судьбы. Для выполнения очередного задания Кондратьев получает в напарники находящегося под пристальным наблюдением отечественных спецслужб Мезенцева. Теперь этим двум придется как можно скорее притереться друг к другу и превратиться в слаженную боевую пару, ведь задание, на первый взгляд довольно простое, на деле оборачивается чередой загадочных и даже мистических событий.

Глава 1

Человек с необычным прошлым

Горное поселение, со всех сторон окруженное отвесными скалами, очищенными самой природой от всякой растительности, как нельзя лучше подходило для тайной сделки. Те, кто организовывал обмен, знали, что никто бы не стал искать бандитов именно здесь, среди десятка обветшалых домов, затерянных в горной глуши, куда даже дороги-то толком не существовало. Подобных поселков в горной местности, что Чеченской республики, что Дагестана, насчитывалось не один десяток, а, значит, за секретность переговоров и последующий обмен бандитам можно было не волноваться. Несколько горных троп, по которым со знающим местность проводником можно было подобраться к поселку, давным-давно заминировали и взяли под полный контроль, активность вне домов была сведена к минимуму, оружие так и вообще не покидало стен разваливающихся на глазах халуп, так что спутниковой или беспилотной разведки можно было не опасаться. И вообще, в этой сделке, которая на самом деле являлась тщательно спланированной операцией, участвовали, помимо рядовых бандитов, столько всезнающих людей, что волноваться о секретности предстоящего мероприятия мог только душевнобольной параноик, которому вечно под каждым кустом мерещились шпионы федералов.

Примерно такие мысли в эти ранние часы прочно засели в голове у старшего поста наблюдения на северной стороне поселения, здоровенного, рыжебородого чеченца по фамилии Аберханов. Горец, прошедший две войны с русскими, начинавший свой «воинский» путь еще в осажденном Грозном в далеком 1995 году, сейчас маялся от безделья и решительно не понимал, зачем нужно было устраивать в такой-то глуши все эти посты наблюдения, скрытые посты наблюдения, секреты, минные ловушки и прочие меры защиты, придуманные хитроумной военной наукой. Русских сюда могло занести лишь по дикой случайности, к тому же с таким количеством воинов и оружия, которое сосредоточили в подземных схронах каждого из домов, можно было выдержать осаду целой армии.

Аберханов глубоко, даже трагично, вздохнул, смачно выругался, сплюнул себе под ноги, надел старый, порванный в нескольких местах и давным-давно выцветший бушлат (маскировка, будь она неладна) и, пользуясь секретным входом-выходом, покинул пост наблюдения, чтобы немножко размяться. По тоннелю, прорытому, а точнее выдолбленному пленными русскими свиньями полтора года назад, он гусиным шагом прошел ровно двадцать пять метров, и поднялся в сарай, воспользовавшись замаскированным в полу люком. Скрипнули давно никем не смазываемые петли, дверь сарая чуть-чуть приоткрылась, и боевик, ковыляя (будь проклята эта идиотская маскировка еще тысячу раз), поплелся к располагавшимся в семи метрах за сараем огромным валунам.

Размять ноги в понятии Аберханова значило всего лишь справить малую нужду, а поскольку служба на посту в этот раз затянулась дольше, чем следовало по инструкции, малая нужда длилась несколько больше обычного. Закончив свои дела, Аберханов, повинуясь вдруг не пойми откуда взявшимся чувствам, взял и погрозил находящимся рядом с ним горам своим могучим кулаком, даже не подозревая, что за этим его жестом пристально наблюдали сквозь оптический прицел. И наблюдатель сей не относился ни к боевикам, ни к арабским наемникам, которые тоже должны были приехать на тайную сделку, причем с минуты на минуту, ни к людям, все это организовавшим.

В пятистах метрах от сарая — крайнего строения этого серого и ничем не примечательного горного поселения — расположился, можно даже сказать, с уютом и комфортом, естественно, чисто в его понимании, крепкий молодой светловолосый парень с поразительными синего цвета (именно синего, не голубого) глазами. Легко устроившийся в ложбинке меж двух камней, перевитый по самый кончик ствола бежевыми лентами под цвет скал, ОРСИС-Т5000 плотно упирался в плечо незнакомца, который, используя оптический прицел винтовки, обозревал окрестности и со скоростью добротного современного компьютера прорабатывал в своей голове один план за другим. Парень был облачен в какие-то несусветные лохмотья, которые, однако, позволяли ему буквально растворяться в окружающей среде, сливая с местностью, так что даже с расстояния в десять метров обнаружить в этой куче непонятно чего человека, было бы не возможно.

Костюм снайпера-разведчика молодой парень кроил себе сам, впрочем, так поступал любой уважающий себя снайпер, ведь специализация профессионального снайпера требовала от человека не только умения обращаться со своим оружием, но и маскироваться абсолютно везде, на любой местности.

Снайпер слегка напряг икроножные мышцы, потом мышцы бедра, затем переключился на живот и грудь, разминая таким особым способом свое тело. Даже ему, солдату с большой буквы, нахождение в одной позе целые сутки, совершенно неподвижно, грозило серьезными проблемами со здоровьем, поэтому время от времени приходилось делать такой своеобразный массаж, дабы не окочуриться.

— Еще плюс два, — пробурчал разведчик себе под нос, дополняя и без того весьма цельную картину здешних мест.

Ему уже удалось вскрыть семь секретов, тринадцать скрытых постов наблюдения, пять обыкновенных наблюдательных постов, включая один резервный. Посему выходило, что боевиков тут пряталось порядка семидесяти бойцов — сорок три человека в охранении, и порядка двадцати-двадцати пяти в зданиях, как бы ничем не занятых. А ведь скоро обещало приехать пополнение в лице арабов, плюс нельзя было списывать со счетов главных виновников предстоящего мероприятия со всеми их возможными развед-диверсионными группами.

При мыслях о возможных заокеанских профессионалах тайной войны молодой человек поморщился. Было плохо, что ему не удалось обнаружить ни их самих, ни хотя бы их присутствия. Конечно, это могло означать, что никаких лишних персонажей на предстоящем мероприятии не предвидится, однако разведчик не питал иллюзий на этот счет. Всю свою жизнь он всегда готовился к самым неблагоприятным сценариям боевых операций. Вот и в этот раз пришлось сделать скидку на возможных заморских гостей. Так, на всякий случай.

Из четвертого с краю строения вышел коротко стриженный чернявый субъект, усиленно пытавшийся казаться местным, однако на боевика или даже на араба он походил так же, как артист балета на сумоиста.

— Доброе утро, Джон, — довольно улыбнулся разведчик, мгновенно внося корректировку в свой план. — Хорошо ли тебе спалось сегодня ночью? Ты же здесь явно не один. Будь добр покажи мне своих друзей, меня это крайне заботит.

Того, за кем сейчас пристально наблюдал молодой человек, естественно, Джоном не звали. Просто если русские были сплошь Иванами, то американцы — Джонами, так же как немцы — Гансами. Немцев тут вроде бы быть не должно, а вот американцев, точнее, сотрудников ЦРУ, хватало, а так как эти ребята и организовывали сегодняшнее мероприятие, с ними нужно было держать ухо востро.

Черноволосый Джон тут же выполнил просьбу разведчика, окликнул кого-то, подзывая к себе, и спустя пару секунд рядом с ним нарисовались еще трое ряженных боевиков. Они живо начали что-то обсуждать, тыкая пальцами то в одну часть горы, то в другую, и наблюдать за их деятельностью доставляло истинное удовольствие.

Похоже, настала пора рассказать, что же здесь забыли ребята из Ленгли, да и вообще описать сложившуюся ситуацию. Молодой человек в костюме снайпера и с ОРСИСом подмышкой, так удачно распластавшийся среди скал, являлся ни много ни мало сотрудником ГРУ, заброшенным этим серьезным ведомством в дикие Кавказские горы с особым поручением, данным ему лично начальником «Аквариума» генерал-полковником Кураевым. Суть задания сводилась к очень простой позиции: необходимо было скрытно выдвинуться на место встречи, организованное представителями американской разведки, обнаружить особо опасный груз, этих самых представителей, специально отобранных и качественно обученных арабских наемников, после чего, не забыв о наличии еще порядка полуста местных боевиков, устроить всем маленькую победоносную войну. Груз предписывалось захватить и оберегать как самое дорогое, что есть на свете, также желательно было взять живым какого-нибудь американца, лучше всего старшего, всех остальных можно было пускать в расход, поскольку никакой важности эти персоны не представляли.

Здесь вероятно возникал вопрос: а как именно один человек, пусть и сверхподготовленный боец ГРУ мог бы выполнить подобное задание? Здесь как минимум должна была работать группа спецназа и не одна, а как максимум подобная операция была по плечу только целому армейскому соединению, с привлечением авиации, артиллерии и танковых соединений. Хотя, если делать поправки на местность, где расположился ничем не примечательный поселок, бронетехника отпадала, но авиация, артиллерия и пара полков ВДВ оставались, поскольку только такие силы могли обеспечить желаемый результат. А здесь вдруг всего один человек. Не мало ли будет?

Не стоило считать начальника столь одиозной службы, как ГРУ, выжившим из ума шизофреником. Если он что-то делал, то непременно взвешивал все за и против, именно поэтому в сегодняшней операции был задействован всего один боец, разумеется, не простой, а самый что ни на есть супер. И должен он был ни много, ни мало предотвратить самый ужасный теракт в истории человечества, спланированный на столь высоком уровне, что о тех людях вслух попросту не говорили.

Но обо всем по порядку. Особо секретный груз, который необходимо было захватить разведчику и всю дорогу до точки эвакуации сдувать с него пылинки, являлся самым обыкновенным ядерным зарядом. По слухам арабы намеревались применить его чуть ли не в самой столице, поэтому-то бойцу и предписывалось взять одного из американцев живым и по возможности невредимым. Информация, знаете ли, лишней никогда еще не бывала. После взрыва американцы надеялись провести какую-то хитроумную внешнеполитическую комбинацию, которая окончательно добила бы Россию. Какую именно, разведчик не вдавался в подробности. Ему вполне было достаточно знать о готовящемся ядерном теракте на территории одного из городов миллионников.

Чтобы вести эффективные боевые действия, одного умения явно недостаточно. Еще необходимо было иметь с собой внушительный арсенал всяких разных смертоносных игрушек, и у разведчика он был. Уже упомянутая выше ОРСИС-Т5000 являлась новейшей снайперской винтовкой российского производства, причем созданной в частном конструкторском бюро, не принадлежащем государству. Бюро специализировалось на изготовлении стволов для охоты и спортивной стрельбы, и, по сути, первый серьезный опыт в создании огнестрельного оружия стал для КБ исключительно удачным. Нет, заказы на винтовку не посыпались как из рога изобилия, просто конструктора смогли реализовать в металле великолепный экземпляр снайперского оружия, по всем показателям превосходящий импортные аналоги, при этом не потеряв эксплуатационной надежности, которой всегда так славилось русское оружие. Винтовка была снабжена удлиненными магазинами на десять патронов, а так же новейшим тепловизионным прицелом, при помощи которого снайпер мог работать по противнику даже в условиях сильного дождя и тумана.

Для боя на ближней и штурмовой дистанции боец выбрал два пистолета, один из которых эксклюзивно доработали специально для него. Более мощный, снабженный патронами повышенной пробиваемости СП-10, самозарядный пистолет Сердюкова, он же «Гюрза», в руках разведчика прекрасно сочетался с более легким ГШ-18, так же снабженным патронами с повышенной пробиваемостью. Оба пистолета имели навинченные на стволы глушители и могли использоваться втихую, и это несмотря на то, что их боевая мощь позволяла прошивать бронежилеты третьего класса защиты на дистанции аж в пятьдесят метров. Кроме того, на дистанции рукопашного боя разведчик мог использовать проверенный годами стреляющий нож разведчика второй модификации, собственное незаурядное умение вести рукопашный бой, а также набор метательных ножей и пластин.

Однако, чтобы не доводить дело до разборок с противником на таких критических дистанциях, его надлежало уничтожить еще загодя. Для этого в качестве основного оружия боец выбрал легендарный автомат Калашникова сто седьмой модификации со сбалансированной автоматикой. Кучность этого оружия была в полтора-два раза выше образца за номером семьдесят четыре. Кроме того, сам автомат тюнинговался разведчиком, что называется, под себя. На «Калаше» устанавливались коллиматорный и штурмовой прицелы, прибор для бесшумной и беспламенной стрельбы, подствольный гранатомет последней модификации, а также два спаренных друг с другом удлиненных магазина на сорок патронов каждый.

Помимо всего прочего разведчик имел на вооружении старый добрый проверенный временем снайперский комплекс ВСС, он же «Винторез», снабженный интегрированным глушителем и комбинированным оптическим прицелом день/ночь. Ошеломить противника, нанести ему в первые секунды боя чувствительные потери, дезорганизовать — все это достигалось бесшумностью, незаметностью и внезапностью.

Даже без учета дополнительной амуниции и боеприпасов боец таскал на себе почти двенадцать килограммов веса, а еще ведь оставались запасные магазины под различные патроны, еще были всевозможные гранаты, мины, бинокль, прочая амуниция. Переть все это на себе, да еще по такой местности, и при этом оставаться для противника незаметным мог только профессионал высочайшего класса, прекрасно подготовленный как физически, так и психологически.

В поселке занятом боевиками, ничего особенного не происходило, и снайпер, стараясь ничем не выдать своего присутствия, неспешно перевернулся на спину. Его пронзительные синие глаза уставились в небо, а губы, скрытые маскировочной повязкой, тронула едва заметная улыбка. Он был практически уверен, что этот район в данный момент стережет какой-нибудь из американских спутников, прочесывающий местность, как в оптическом диапазоне, так и при помощи инфракрасных фильтров. Слишком уж многое было поставлено на карту Госдепом США и слишком велик был риск в случае провала операции. Разведчик не боялся следящего небесного ока, поскольку его камуфляж снабжался специальной прокладкой, экранирующей тепловое излучение человеческого тела. Кроме того, снайпер раз в десять часов мазал все открытые поверхности своего тела специальной мазью, так же служащей прекрасным теплоизолятором.

До активной фазы операции оставалось еще какое-то время, и можно было предаться размышлениям на отвлеченные темы. Разведчик поймал себя на мысли, что уже в который раз в подобной ситуации он пытается вспомнить свой жизненный путь, вроде бы еще только начавшийся — и уже такой богатый и длинный.

Для него все началось двадцать два года тому назад, когда в далеком одна тысяча девятьсот девяносто втором его, пятилетнего оборванца без роду, без племени, взяли на попечение военные. Сделали они это ужас как бесцеремонно. Михаил Кондратьев помнил тот день очень хорошо. Своих родителей он не знал. Вроде бы они отказались от него еще в роддоме. По одной версии и мама, и папа спились и бросили свое чадо на произвол судьбы, по другой — они погибли в автомобильной катастрофе, опять же оставив ребенка на попечение злодейке судьбе. В общем, таинства его рождения и его родителей были овеяны мраком. Сам Мишка подозревал, что военные, забравшие его (и, кстати, не только его одного) точно знали, кем были его родители и куда они делись, но он хорошо помнил свое отнюдь не сытое, босое, беспризорное детство, и ему было, по большому счету, все равно. Его предали, от него отказались, а предателей он не прощал.

Ранним холодным мартовским утром девяносто второго Мишка ночевал, точнее, пытался это делать, в одном из коллекторов теплотрассы на окраине Москвы, когда был самым бесцеремонным образом разбужен, поставлен на ноги и засунут головой вперед в какой-то неуютный, промозглый автозак группой неизвестных лиц в масках и с автоматическим оружием на перевес. Неизвестные представиться не пожелали, особо с ним не разговаривали, хотя лишнюю боль старались не причинять, это Мишка подметил сразу. На все его вопросы отвечали односложно «сам увидишь», а все его угрозы пропускали мимо ушей.

Автозак ехал довольно долго, много петлял, несколько раз останавливался и набирал скорость, прежде чем окончательно остановиться и выпустить пятилетнего мальчугана на воздух. Грубые дядьки с автоматами проводили Мишку в какое-то полуподвальное помещение, где находились еще семнадцать таких же как он грязных, оборванных, затравленных зверьков, с самого раннего детства вынужденных не жить, а выживать.

Спустя день в их «голодный» лагерь прибыло небольшое пополнение, и их стало двадцать. Довольно скоро выяснилось, что все задержанные оказались беспризорниками в общем-то с одинаковой судьбой. У кого родители безбожно пили, у кого погибли, от троих отказались — все типично и страшно. Всем было от четырех до пяти лет, и процентов семьдесят из них рисковало не выжить на улице, где конкуренция здоровой жизни перетекала в борьбу за существование.

Но, как выяснилось чуть позже, им всем очень даже повезло. Очень скоро их умыли, обули, одели и, самое главное, очень хорошо и вкусно накормили, а потом один из дядек, тот, что был среди всех явно старшим, объяснил бывшим малолетним оборванцам, зачем их собрали вместе, и что с ними собираются делать.

А началось все с того, что какому-то дюже умному человеку в погонах, и, судя по всему, не просто погонах, а с большими звездами, вдруг ворвалась в голову гениальная идея, суть которой сводилась к одному — а не создать ли нам на благо великой Родины не просто солдата, коих в Советском Союзе было пруд пруди, а самого что ни на есть суперсолдата со всеми вытекающими, так сказать. Идею большезвездного, видимо, одобрили и со всем энтузиазмом принялись претворять в жизнь. Да вот незадача, пока думали, что да как лучше сделать, пока пользовались всякими разными наработками в этой области по линии НКГБ-НКВД-МГБ-КГБ, материалами, полученными военной и не только разведками из-за океана, а так же тем, что некогда осталось от исследований в этой области ученого народа тысячелетнего рейха, СССР благополучно начал давать крен по всем направлениям и, в общем-то, тонуть. Как в зарождающемся хаосе нового мира удалось не похерить все наработки по данному вопросу, и кого за это следует благодарить, наверное, навсегда останется тайной за семью печатями, но проект стартовал и выглядел он с самого начала, мягко говоря, противоречиво. Дело в том, что подопытные (а поскольку подобный проект аналогов в мире не имел, то он считался экспериментальным, а, следовательно, лица, в нем участвующие, считались подопытными) являлись самыми настоящими детьми, причем дошкольного возраста, над которыми, однако, минуя все законы жанра и стереотипы, навязанные обывателю Голливудом, фантастикой и бульварными газетенками, не стали проводить каких-либо нечеловеческих опытов или чего-то в этом роде. Их начали просто тренировать, как спортсменов, просто в соответствующем их будущей специализации направлении.

С самых первых дней маленьким мальчикам прививали строгую дисциплину и, вообще, старались с ними как можно меньше сюсюкаться. Режим стоял во главе угла. Будущие супервоины должны были научиться вставать в шесть утра, ложиться в десять вечера, днем проводя все свое свободное время в изнурительных тренировках и занятиях с перерывами на приемы пищи. Их сразу предупредили, что тем, кому не понравится становиться быстрее, выше, сильнее, будет открыта дорога в большой мир без права возврата, вот только в этом мире их не будет ждать ничего хорошего. Естественно, поначалу, добрые увещевания не действовали, и находились те, кто пытался бунтовать и даже пытался бежать. Таких отлавливали, наказывали и, спустя несколько суток, ставили в строй.

Мишка, сколько себя помнил, никогда не пытался ни бунтовать, ни бежать. Ему отчего-то вся творившаяся вокруг кутерьма понравилась с самого начала. В самом деле, что плохого дали ему эти люди? Разве что похитили его, не спросив разрешения? Да, безусловно, это был минус, и не маленький, но с другой стороны, его очень даже хорошо кормили, он был вымыт, одет, сыт, у него был кров, не такие уж и страшные товарищи инструкторы, которых, если понимать, если стараться выполнять все, что они просят, можно было и вовсе считать неплохими и даже веселыми людьми. Они старались обучить мальчишек интересным, полезным вещам, и грех было не воспользоваться таким подарком судьбы.

Поначалу казалось, что все их обучение ограничится общими и специальными физическими упражнениями, куда входили ежедневные пробежки по пересеченной местности, всевозможные комплексы упражнений на силу, выносливость и ловкость, а так же их специфическое сочетание друг с другом (то, что через пару десятков лет войдет в мировой спорт под названием кроссфит), но спустя какое-то время в подготовке ребят появились предметы школьной программы, иностранные языки, рукопашный бой всех мастей и видов (на природе, в узких местах, под водой, с ножом и без) и самое настоящее военное дело. На нем ребят постепенно приобщали к оружию, боеприпасам, тактике ведения всевозможных боевых действий в различных условиях и, самое главное, учили стрелять из всего, что может стрелять.

Мальчишкам было невдомек, что одним обучением, даже сверхплотным, программа их подготовки не ограничится. До бесчеловечных экспериментов над живым материалом, слава богу, не дошло, однако на кое какие хитрости медицинскому сектору, ответственному за проект, пойти все же пришлось. Ребята начали об этом догадываться гораздо позже, лет в тринадцать, а поначалу, они просто пили и ели все, что им предлагали во время завтраков, обедов и ужинов. Меж тем, военная фармакология брала свое. Вчерашние оборванцы стали резко прибавлять в мышечной массе, у них начала увеличиваться реакция, колоссальными темпами росли общая выносливость, стрессоустойчивость и интеллект. В восемь лет по интеллектуальному развитию они не уступали двенадцатилетним сверстникам, а по физическому могли тягаться и с пятнадцатилетними пацанами. Бесконечные пробежки сначала на пять-десять километров постепенно доросли до приличных кроссов в двадцать пять километров. Год от года нагрузка только возрастала. Вскоре те же дистанции пришлось бегать сначала в утяжелителях, а потом и в полном боевом обмундировании, а после всего этого немилостивые инструкторы заставляли ребят подтягиваться, отжиматься, качать пресс, драться, стрелять из любых положений в статике и в динамике, а еще при всем при этом решать логические и не только задачи разной сложности. Лозунг инструкторов был таков: «устал подтягиваться — иди качай пресс; надоело качать пресс — иди отжимайся». И так без перерывов, на грани физического и психического истощения.

И все же люди в белых халатах, те, кто по большей части придумал всю эту программу подготовки будущих суперсолдат, не прогадали. Человек шел в армию на два года в возрасте восемнадцати лет, когда весь его организм, по большей части, был уже создан и заточен под мирный гражданский труд. Да, были такие части, где из обычных пацанов делали псов войны — мастеровитых, безжалостных профессиональных убийц, изменяя их тела, физиологию и психику, но даже там инструкторам приходилось работать с «гражданским материалом», с человеческим телом, не заточенным под ведение боевых действий. Среди обыкновенных спецназовцев нередко встречались те, кто с самого детства занимался каким-либо видом спорта, но и этого, по сути, было мало. Ловкость, сила, специальные навыки, необходимые человеку для выживания и ведения грамотных боевых действий, закладывались в раннем детстве, и создавать суперсолдат необходимо было именно в эти годы. Вот почему будущие супервоины должны были превосходить не только регулярные армейские части, но и спецназ, причем на целую голову.

Мало-помалу, облик будущих псов войны начал проявляться, и, как только это произошло, последовали первые сокращения программы. Мишка хорошо помнил тот день, когда ему, двенадцатилетнему пацану, вдруг пришлось расстаться с теми людьми, которые за все эти годы стали ему как братья. Воспитание супервоинов требовало огромного финансирования, а в среде полуразвалившейся Ельцинской России, не успевшей оправиться ни от развала Советского Союза, ни от первой большой войны, лишних денег (да и нелишних тоже) попросту не существовало. Военно-промышленный комплекс на всех парах шел ко дну вслед за изнасилованной с особым цинизмом экономикой, никто, понятное дело, не собирался выделять дополнительные средства на всякие там сомнительные проекты, разворовывание государственного бюджета продолжалось, и начальнику программы пришлось принять тяжелое решение убрать нескольких воспитанников с наиболее плохими результатами. Нельзя сказать, что выбор кандидатов на отсеивание явился таким уж легким. Как раз, наоборот. Все ребята показывали достаточно ровные результаты, кто-то был в чем-то лучше, кто-то хуже, но в среднем — все равны. Была даже пара кандидатур, которых нельзя было трогать ни при каких обстоятельствах (Мишка тогда и не предполагал, что он как раз попадал в это число). Однако выбор делать пришлось, и ранней осенью тысяча девятьсот девяносто девятого года программа была сокращена на семь бойцов. Что стало с теми, кого решили из нее убрать, Кондратьев не знал до сих пор. Наверняка ребятам удалось выжить. За семь лет в лагере их превратили в очень опасных людей, готовых на все, способных на все. Хорошо еще, что умные люди в белых халатах брали в качестве живого материала не всех подряд беспризорников, а только с необходимым психологическим портретом, поэтому уголовщины со стороны выброшенных на улицу недоделанных супесрсолдат можно было, в принципе, не опасаться. Каким образом ученому люду удалось определить правильность психологического портрета того или иного кандидата в программу, Михаил, кажется, до сих пор себе не представлял, но то, что их отбирали не абы как, был уверен на все сто.

Так их осталось тринадцать. В течении еще четырех лет они продолжали совершенствовать свою подготовку, усиленно занимаясь всем подряд. Кондратьев со товарищами изучали минно-взрывное дело и снайперское искусство, постигали азы альпинистской подготовки и ведения боевых действий в горах, прыгали с парашютом и погружались в морские пучины с аквалангом. Их стали обучать управлению различной бронетехникой, ребята научились довольно сносно пилотировать вертолеты, в том числе и штурмовые. Их навыки и знания росли день ото дня, а до выпуска было еще очень далеко. Знавший до этого момента два иностранных языка Мишка принялся изучать еще четыре. Собственно, этим же занимались и остальные, умудряясь сочетать практику в овладении чужим языком с тактикой ведения боевых действий, тактико-техническими особенностями иностранной бронетехники, авиации и кораблей.

А потом настал год две тысячи третий, и программа была урезана еще на пять человек. Таким образом, заканчивать ее предстояло уже восьмерым. Михаил Кондратьев в свои шестнадцать лет не по годам развитый, сильный, ловкий, умелый подросток, долго переживал расставание со своими боевыми братьями, с которыми еще вчера сидел в одной столовой, бежал марш-бросок, делился патронами и отрабатывал приемы рукопашного боя. Теперь их вычеркнули из его жизни, потому что не считали годным материалом, потому что там, наверху, попросту не хватало денег на то, чтобы финансировать проект. Во властных кругах, откровенно говоря, не понимали, зачем вообще тратить такие бешеные деньги на финансирование непонятно кого. Тот факт, что восьмерка шестнадцатилетних пацанов уже могла перемолоть роту краповых беретов, а потом на закуску устроить сущий ад роте армейского спецназа, никого, похоже, не волновал.

И Михаил принял решение. Он добьется своего. Он не сдастся, он станет самым лучшим в программе, и он докажет этим недальновидным политикам и тупицам военным, что такими кадрами, как он и ему подобные, разбрасываться просто грешно, а, в некоторых случаях, просто опасно для собственного здоровья.

Десятилетие принятий специфических препаратов, о которых теперь догадывались все будущие суперсолдаты, не прошло даром. Все так называемые характеристики бойцов многократно выросли. Улучшилась выносливость, сила, скорость, химические и мышечные реакции практически сравнялись во времени с реакцией нервной системы на окружающую среду. Еще более улучшить этот порог не представлялось возможным без генетических вмешательств, а в человеческий геном ученым лезть не хотелось.

Программа была уже практически выполнена. Ребята были натренированы вести любые боевые действия в совершенно различных климатических зонах мира. Их заставляли действовать в ледяной воде, в горах, в глухой тайге и болотистой сельве. Группа бойцов тренировалась то за полярным кругом, то в Таиланде при тридцатипятиградусной жаре и стопроцентной влажности. Нередко Михаил со товарищами выбирались в пустыню, дабы научиться выживать и побеждать в крайне суровых условиях. Все эти разъезды требовали гигантского финансирования и фанатичной преданности проекту со стороны научного и обслуживающего персонала. Второе — было, а вот денег как всегда не хватало. Очередной жулик в чиновничьем мундире решил прибрать к рукам несколько секретных счетов Министерства обороны, а поскольку в состоятельность проекта мало кто верил, кроме самих участников, естественно, его решили закрыть.

Там наверху никто не собирался ждать еще два года. Руководителю проекта даже намекнули, что за двадцать лет он и его люди прибрали к рукам слишком много средств и как бы истратили их непонятно на что. За этой формулировкой маячило самое настоящее судебное разбирательство. Оставался только один выход — заморозить программу до лучших времен.

Ребят распустили, однако в тайне ото всех Кондратьева попросили остаться на учебно-тренировочной базе. Михаил из всей восьмерки имел самый большой потенциал, и ученым чисто из профессионального любопытства хотелось увидеть, на что же он будет способен по завершению программы.

Каким образом Михаила удалось довести до конца и кому нужно быть за это благодарным, наверное, он никогда не узнает, а если и узнает, то не скоро. Кондратьев остался один, и все усилия теперь концентрировались вокруг него, и вот спустя двадцать лет из пятилетнего голодранца удалось создать суперсолдата — закаленного, расчетливого, хитрого, умного, способного выполнить любую боевую задачу.

Проект, по сути, создал товар, образцом которого являлся Михаил, причем в единственном экземпляре. А товар надлежало продать, и как можно выгодней. Показывать его результаты по всем видам подготовки было бессмысленно. Какой-либо аттестационной программы или «заводских испытаний» предусмотрено не было. Какой-то шибко умный деятель в погонах, очень высоко сидящий в ГРУ, кратко изучив то, чем владел Кондратьев, предложил совершенно легально забросить Михаила в Штаты, сделать из него новобранца в морской пехоте США, и дальше действовать по обстановке. Свое решение он объяснил тем, что Кондратьев в совершенстве знал аж шесть иностранных языков, имел великолепное аналитическое мышление и способен был мыслить нестандартно, что в свою очередь было жизненно необходимо для классного разведчика. Ну, а уж служба в морской пехоте Соединенных Штатов не даст заскучать его навыкам бойца.

Вот так с легкой руки какого-то генерала Михаил Кондратьев отправился на свое первое задание, тестовое, так сказать. Внедрение прошло без сучка и задоринки. По легенде он был обыкновенным фермерским пареньком из лесной глубинки, решившим скопить себе немного денег на дальнейшую жизнь и возможное поступление в колледж. История, надо признаться, наитипичнейшая, да и Михаил сыграл свою роль отменно, что вкупе с отличным «деревенским» американским английским открыло перед ним двери в казармы USMC.

Играючи пройдя курс обучения, без особого труда став морским пехотинцем, Михаил Кондратьев был заброшен в Афганистан, и уже через три недели ему представилась возможность применить свои боевые навыки.

Группа морпехов на двух вертолетах вылетала в горную местность на севере страны дабы провести спасательную операцию. Несколько месяцев назад, выполняя особосекретное задание правительства США, в этом районе пропали четыре морских котика, и вот теперь их местонахождение стало известно. Морским пехотинцам была поставлена крайне простая задача: уничтожить любого противника и освободить пленных.

Однако гладко, как известно, бывает только на бумаге. Уже на подлете вертолеты попали в засаду замаскированных зенитных систем. Пули двадцать третьего калибра рвали борт несчастного Чинука в клочья. Пространство салона мгновенно заполнилось кроваво-красной взвесью и ошметками американских солдат. Лишь благодаря особым навыкам Михаил умудрился без особого для себя вреда покинуть падающий борт и затормозить падение с нескольких десятков метров о сосну, растущую на склоне горы.

Сознание Кондратьев не потерял, однако порядка полутора часов он был не боеспособен. Усиленная регенерация тканей, привитая его организму специальными препаратами, делала свое дело все же медленней, чем хотелось. Михаил умел глушить боль. Он мог игнорировать ее, он мог даже приказать себе заснуть или умереть, но вот восстановиться в один момент, как по мановению волшебной палочки, было выше его сил. Хвала Всевышнему, его никто не собирался искать, хотя талибы довольно споро окружили сопредельную территорию и принялись прочесывать каждый квадратный метр земли с должным тщанием. Но их, прежде всего, интересовали обломки вертолетов. Им и в голову не могло прийти, что кто-то сумел покинуть борт до падения транспортников и при этом остаться жив.

Немного придя в себя, Михаил решил действовать. Не теша себя мыслями о том, что кто-то из американцев мог уцелеть после такого горячего приема, Кондратьев плюнул на вертолеты и направился к первоначальной точке выброски десанта. По пути ему встречались одиночные и парные патрули, которые он довольно легко обходил, практически не снижая темпа движения, однако пару раз ему все же пришлось затормозить. Михаил не желал вступать в бой так быстро и вынужден был пережидать большие группы боевиков, преграждавших ему дорогу. Порванные мышцы, растянутые сухожилия и связки, сильные ушибы требовали дополнительного времени на выздоровление, и Михаил всячески старался его найти.

До места плановой выброски он добрался без приключений, однако наобум искать логово боевиков с пленными американцами было чистой воды авантюрой. За себя Михаил не переживал, но вот за выполнение задания… Для того, чтобы точно определить местоположение базы талибов, следовало захватить языка, и желательней поважнее, что Кондратьев вскоре и сделал. На группу афганцев из пяти человек, сгрудившихся возле костра, он напал столь внезапно, что ни один из боевиков ничего не успел понять. Четверо умерли сразу от передозировки свинцом (выстрелов никто не услышал, так как использовался вариант пистолета с глушителем), а языка после пропущенного удара в голову пришлось приводить в сознание минут пять.

Жесткий форсированный допрос дал положительные результаты. Афганец почти не сопротивлялся и услужливо отметил Кондратьеву на карте нужное место.

До базы Михаил добирался четыре часа, стараясь, чтобы его никто не заметил. Несколько раз его так и подрывало устроить талибам небольшой налет, однако каждый раз он останавливался, трезво оценивая ситуацию. Пленные американцы могли не дожить до следующего дня, и если их судьба Кондратьева волновала мало, то судьба задания была для него важней. Американцы, потеряв два борта с десантом, притормозили со спасательной операцией, и планируемый ими авиаудар откладывался до лучших времен, посему окрестности базы с виду казались безжизненными и пустыми. На самом деле, все было далеко не так, и Кондратьев это хорошо видел, изучая схему охраны периметра.

Проникнуть внутрь базы он смог лишь на следующую ночь, и ничем не обнаружив себя, добрался до пленных американцев. Те были не ахти, но передвигаться самостоятельно могли. Коротко объяснив спецназовцам, что им следует делать, Михаил решил немного пошуметь, а, в довершении ко всему, устроить талибам прощальный фейерверк. Дело в том, что во время лазания по катакомбам базы, Кондратьев наткнулся на систему самоподрыва, и сейчас решил использовать ее по прямому назначению. Разобраться в ее устройстве труда особого не составило, после чего Кондратьев, наконец, смог проявить себя во всей красе.

Передвигаясь по коридорам и узким лазам очень стремительно, Михаил метким огнем успел подавить полтора десятка огневых точек противника, прежде чем на базе удосужились сообразить, что происходит какая-то ерунда. Однако к тому времени поменять ситуацию кардинальным образом талибы уже не могли.

Не стоит недооценивать американский спецназ. Это настоящие профессионалы, умелые воины, хорошо оснащенные не только технически, но и физически. Они опасны даже в плену, и талибы в этом вскоре убедились. Морские котики без потерь проложили себе дорогу на свободу, а когда выбрались наружу, увидели, что целый горный массив внезапно сложился сам в себя и ушел под землю. Адская машинка, приведенная в действие Михаилом, не подвела.

А потом были полтора месяца странствий по горам, пескам и степям. Кондратьев решил своим ходом выбираться из района боевых действий. Обученный выживать в любых даже самых экстремальных условиях, он без особых проблем сначала покинул территорию Афганистана, затем незамеченным просочился сквозь все границы и очутился на территории России.

Что-то вырвало Михаила Кондратьева из пучины воспоминаний. Он открыл глаза, взглянул в синее небо. Позади послышался какой-то едва уловимый шум. Михаил, стараясь ничем себя не обнаружить, развернулся, приник к оптическому прицелу ОРСИСа. Боевики, пытаясь маскироваться, высыпали во внутренний двор в количестве восьми особей, смешно пряча под чудовищным нагромождением тряпья автоматы и пулеметы Калашникова. Похоже, они приготовились кого-то встречать, а раз так, то, Михаилу Кондратьеву надлежало выкинуть из головы все, что не относилось к его заданию, и готовиться встречать гостей.

Наступала активная фаза операции.