Неточные совпадения
На южной оконечности горы издалека был виден, как будто руками человеческими обточенный, громадный камень: это Diamond — Алмаз, камень-пещера,
в которой можно пообедать
человекам пятнадцати.
Когда мы окончили осмотр
пещер, наступил уже вечер.
В фанзе Че Фана зажгли огонь. Я хотел было ночевать на улице, но побоялся дождя. Че Фан отвел мне место у себя на кане. Мы долго с ним разговаривали. На мои вопросы он отвечал охотно, зря не болтал, говорил искренно. Из этого разговора я вынес впечатление, что он действительно хороший, добрый
человек, и решил по возвращении
в Хабаровск хлопотать о награждении его чем-нибудь за ту широкую помощь, какую он
в свое время оказывал русским переселенцам.
Одиноко сидел
в своей
пещере перед лампадою схимник и не сводил очей с святой книги. Уже много лет, как он затворился
в своей
пещере. Уже сделал себе и дощатый гроб,
в который ложился спать вместо постели. Закрыл святой старец свою книгу и стал молиться… Вдруг вбежал
человек чудного, страшного вида. Изумился святой схимник
в первый раз и отступил, увидев такого
человека. Весь дрожал он, как осиновый лист; очи дико косились; страшный огонь пугливо сыпался из очей; дрожь наводило на душу уродливое его лицо.
Бесчисленные поколения
людей, как мелколесье на горных склонах, уместились на расстоянии двадцати столетий, протекших с той ночи, когда на небе сияла хвостатая звезда и
в вифлеемской
пещере нашла приют семья плотника Иосифа, пришедшего из Назарета для переписи по указу Августа.
— Тем, что ни с которой стороны к той горе подойти нельзя, а можно только водою подъехать, а
в ней
пещера есть. Водой сейчас подъехали к этой
пещере, лодку втащили за собой, — и никто не догадается, что тут
люди есть.
Звучный голос сливался с тонкой, задумчивой песней самовара,
в комнате красивой лентой вился рассказ о диких
людях, которые жили
в пещерах и убивали камнями зверей.
В этих, барин,
пещерах люди без одежды ходят, питаются злаками земными, и даже промеж себя редко общание имеют.
Оторвался паровоз и первый вагон, оторвались три вагона
в хвосте, и вся средина поезда, разбитого вдребезги, так как машинист, во время крушения растерявшись, дал контрпар, разбивший вагоны, рухнула вместе с
людьми на дно
пещеры, где их и залило наплывшей жидкой глиной и засыпало землей, перемешанной тоже с обломками вагонов и трупами погибших
людей.
Горы, долы, темные леса дремучие, подземные
пещеры, мрачные и широкие беспредельные степи с ковылем-травой, легким перекати-полем и божьей птицей аистом «змееистребителем»; все это так и рисуется
в воображении с рассказов обутого
в лапотки «
человека божия», а надо всем этим серьезно возвышаются сухие, строгие контуры схимников, и еще выше лучезарный лик св.
На самом краю сего оврага снова начинается едва приметная дорожка, будто выходящая из земли; она ведет между кустов вдоль по берегу рытвины и наконец, сделав еще несколько извилин, исчезает
в глубокой яме, как уж
в своей норе; но тут открывается маленькая поляна, уставленная несколькими высокими дубами; посередине
в возвышаются три кургана, образующие правильный треугольник; покрытые дерном и сухими листьями они похожи с первого взгляда на могилы каких-нибудь древних татарских князей или наездников, но, взойдя
в середину между них, мнение наблюдателя переменяется при виде отверстий, ведущих под каждый курган, который служит как бы сводом для темной подземной галлереи; отверстия так малы, что едва на коленах может вползти
человек, ко когда сделаешь так несколько шагов, то
пещера начинает расширяться всё более и более, и наконец три
человека могут идти рядом без труда, не задевая почти локтем до стены; все три хода ведут, по-видимому,
в разные стороны, сначала довольно круто спускаясь вниз, потом по горизонтальной линии, но галлерея, обращенная к оврагу, имеет особенное устройство: несколько сажен она идет отлогим скатом, потом вдруг поворачивает направо, и горе любопытному, который неосторожно пустится по этому новому направлению; она оканчивается обрывом или, лучше сказать, поворачивает вертикально вниз: должно надеяться на твердость ног своих, чтоб спрыгнуть туда; как ни говори, две сажени не шутка; но тут оканчиваются все искусственные препятствия; она идет назад, параллельно верхней своей части, и
в одной с нею вертикальной плоскости, потом склоняется налево и впадает
в широкую круглую залу, куда также примыкают две другие; эта зала устлана камнями, имеет
в стенах своих четыре впадины
в виде нишей (niches); посередине один четвероугольный столб поддерживает глиняный свод ее, довольно искусно образованный; возле столба заметна яма, быть может, служившая некогда вместо печи несчастным изгнанникам, которых судьба заставляла скрываться
в сих подземных переходах; среди глубокого безмолвия этой залы слышно иногда журчание воды: то светлый, холодный, но маленький ключ, который, выходя из отверстия, сделанного, вероятно, с намерением,
в стене, пробирается вдоль по ней и наконец, скрываясь
в другом отверстии, обложенном камнями, исчезает; немолчный ропот беспокойных струй оживляет это мрачное жилище ночи...
Те святые мученики, кои боролись за господа, жизнью и смертью знаменуя силу его, — эти были всех ближе душе моей; милостивцы и блаженные, кои
людям отдавали любовь свою, тоже трогали меня, те же, кто бога ради уходили от мира
в пустыни и
пещеры, столпники и отшельники, непонятны были мне: слишком силён был для них сатана.
И от тех громó
в, от той молнии вся живая тварь
в ужасе встрепенулась: разлетелись поднебесные птицы, попрятались
в пещеры дубравные звери, один
человек поднял к небу разумную голову и на речь отца громóвую отвечал вещим словом, речью крылатою…
Пленные англичане, когда побыли там несколько часов, стали задыхаться, — и под конец ночи из них 123 умерло, а остальные вышли еле живые и больные. Сначала
в пещере воздух был хорош; но когда пленные выдышали весь хороший воздух, а нового не проходило, — сделался дурной воздух, похожий на тот, что был
в колодце, и они померли. Отчего делается дурной воздух из хорошего, когда соберутся много
людей? Оттого, что
люди, когда дышат, то собирают
в себя хороший воздух, а выдыхают дурной.
Подле города Неаполя есть одна такая
пещера.
В ней дурной воздух всегда стоит внизу на аршин от земли, а выше хороший воздух.
Человек будет ходить по этой
пещере, и ему ничего не сделается; а собака — как войдет, так и задохнется.
В Жегулях, по природным
пещерам, либо
в нарочито вырытых землянках, спасаются иные старцы-отшельники; но все они принадлежат не «Никоновской церкви», все они
люди «древнего благочестия».
По девственным ветвям прыгает большая белка-белянка; при корнях серо-пестрый гад ползает, а ниже, меж водомоин и узких ущелий,
в трущобах да
в берлогах, да
в каменистых
пещерах, вырытых либо водой, либо временем, залегает черный и красноватый медведь, порскает лисица, рыщет волк понурый да ходит
человек бездомный, которого народ знает под общим именем «куклима четырехсторонней губернии», а сам он себя при дознаньях показывает спокойно и просто «Иваном родства непомнящим».
Путники улеглись
в пещере, а на площадке долго еще молился жегулевский старец, кладя положенное число поклонов, и — пока до сна — рассеянное ухо молодых
людей слышало слова благоговейной молитвы: «Боже, милостив буди ми грешному!.. Боже, направи мя на путь Твоея святыя истины и, от злых избави и отврати помыслы от лукавого, да ничем же смущаем предстану пред Тобою!»
Наступили и прошли Рождество, Крещение, Сретенье и наконец дождались Благовещенья, а с этим
в срединной России совершенно весенним праздником стало теплеть
в воздухе и на берегах Чусовой. Появились первые жаворонки.
Люди ободрились. Все указывало на их скорое освобождение из
пещеры, которая, вначале казавшаяся казакам хоромами, стала
в конце концов для них ненавистнее всякой тюрьмы.
Оставим Ермака Тимофеевича с его
людьми в их волшебной
пещере и вернемся снова
в хоромы Строгановых.
Медленно тянулось время для Ермака Тимофеевича и его дружины
в их чудном зимовье. Первую неделю, другую, когда
пещера была им внове, когда приходилось отвоевывать ее себе, как жилье, от прежних обитателей-медведей, попавших казакам на жаркое,
люди были веселы и довольны и наслаждались отдыхом после далекого пути.
Пеох много лет уже не выходил из своей фаросской
пещеры и теперь едет, конечно, к Канопскому гирлу, куда удаляется вся Александрия, чтобы смотреть, как суеверные
люди, верующие
в распятого бога, будут сдвигать гору Адер.
Илья пророк, убегая от
людей, укрылся
в пещере, и ему было откровение, что бог явится ему у входа
пещеры, Сделалась буря — ломались деревья.
Четверодневный Лазарь
в Вифанской
пещере не мог отвратительнее смердеть, чем этот живой
человек; это было что-то хуже трупа — это была смесь вонючей оленьей шкуры, острого человечьего пота, копоти и сырой гнили, юколы, рыбьего жира и грязи…