Неточные совпадения
Самгин дошел до маленькой,
древней церкви Георгия Победоносца, спрятанной
в полукольце домиков; перед папертью врыты
в землю, как тумбы, две старинные пушки.
Они знали, что
в восьмидесяти верстах от них была «губерния», то есть губернский город, но редкие езжали туда; потом знали, что подальше, там, Саратов или Нижний; слыхали, что есть Москва и Питер, что за Питером живут французы или немцы, а далее уже начинался для них, как для
древних, темный мир, неизвестные страны, населенные чудовищами, людьми о двух головах, великанами; там следовал мрак — и, наконец, все оканчивалось той рыбой, которая держит на себе
землю.
Вот Азия, мир праотца Адама,
Вот юная Колумбова
земля!
И ты свершишь плавучие наезды
В те
древние и новые места,
Где
в небесах другие блещут звезды,
Где свет лиет созвездие Креста…
— Вся мысль моей статьи
в том, что
в древние времена, первых трех веков христианства, христианство на
земле являлось лишь церковью и было лишь церковь.
Чтоб из низости душою
Мог подняться человек,
С
древней матерью-землею
Он вступи
в союз навек.
Но, почти помимо их сознания, их чувственность — не воображение, а простая, здоровая, инстинктивная чувственность молодых игривых самцов — зажигалась от Нечаянных встреч их рук с женскими руками и от товарищеских услужливых объятий, когда приходилось помогать барышням входить
в лодку или выскакивать на берег, от нежного запаха девичьих одежд, разогретых солнцем, от женских кокетливо-испуганных криков на реке, от зрелища женских фигур, небрежно полулежащих с наивной нескромностью
в зеленой траве, вокруг самовара, от всех этих невинных вольностей, которые так обычны и неизбежны на пикниках, загородных прогулках и речных катаниях, когда
в человеке,
в бесконечной глубине его души, тайно пробуждается от беспечного соприкосновения с
землей, травами, водой и солнцем
древний, прекрасный, свободный, но обезображенный и напуганный людьми зверь.
Правда, она
в сотни раз лучше, чем Лихонин, умела на улице,
в саду и
в комнате ориентироваться по странам света, —
в ней сказывался
древний мужицкий инстинкт,но она упорно отвергала сферичность
земли и не признавала горизонта, а когда ей говорили, что земной шар движется
в пространстве, она только фыркала.
Калитка
в заборе и пустырь — памятник Великой Двухсотлетней Войны: из
земли — голые каменные ребра, желтые оскаленные челюсти стен,
древняя печь с вертикалью трубы — навеки окаменевший корабль среди каменных желтых и красных кирпичных всплесков.
Я очнулся
в одном из бесчисленных закоулков во дворе
Древнего Дома: какой-то забор, из
земли — голые, каменистые ребра и желтые зубы развалившихся стен. Она открыла глаза, сказала: «Послезавтра
в 16». Ушла.
У третьего
в имении его родителей археологи разрыли
древний могильник и нашли там много костей,
древней утвари, орудия и золотых украшений, которые от времени и пребывания
в земле покрылись зеленою ярью.
— Кот — это, миляга, зверь умнеющий, он на три локтя
в землю видит. У колдунов всегда коты советчики, и оборотни, почитай, все они, коты эти. Когда кот сдыхает — дым у него из глаз идёт, потому
в ём огонь есть, погладь его ночью — искра брызжет.
Древний зверь: бог сделал человека, а дьявол — кота и говорит ему: гляди за всем, что человек делает, глаз не спускай!
Вам уже известно, что вся Москва целовала крест королевичу Владиславу; гетман Жолкевский присягнул за него, что он испросит соизволение своего державного родителя креститься
в веру православную, что не потерпит
в земле русской ни латинских костелов, ни других иноверных храмов и что станет, по
древнему обычаю благоверных царей русских, править
землею нашею, как наследственной своей державою.
За несколько тысяч лет до Рождества Христова было на
земле необыкновенное наводнение, и об этом упоминается не
в одной еврейской Библии, но также
в книгах других
древних народов, как-то: греков, халдеев, индусов.
— Самый красивый и умный мальчик — это мой сын! Ему было шесть лет уже, когда к нам на берег явились сарацины [Сарацины —
древнее название жителей Аравии, а позднее,
в период крестовых походов, — всех арабов-мусульман.] — пираты, они убили отца моего, мужа и еще многих, а мальчика похитили, и вот четыре года, как я его ищу на
земле. Теперь он у тебя, я это знаю, потому что воины Баязета схватили пиратов, а ты — победил Баязета и отнял у него всё, ты должен знать, где мой сын, должен отдать мне его!
— Талант —
древняя денежная единица;
в евангелии рассказывается о рабе, который закопал
в землю деньги, оставленные ему господином во время его отсутствия; по возвращении хозяина раб выкопал деньги и возвратил их полностью; другой раб пустил оставленные деньги
в оборот и вернул их с процентами.
На самом краю сего оврага снова начинается едва приметная дорожка, будто выходящая из
земли; она ведет между кустов вдоль по берегу рытвины и наконец, сделав еще несколько извилин, исчезает
в глубокой яме, как уж
в своей норе; но тут открывается маленькая поляна, уставленная несколькими высокими дубами; посередине
в возвышаются три кургана, образующие правильный треугольник; покрытые дерном и сухими листьями они похожи с первого взгляда на могилы каких-нибудь
древних татарских князей или наездников, но, взойдя
в середину между них, мнение наблюдателя переменяется при виде отверстий, ведущих под каждый курган, который служит как бы сводом для темной подземной галлереи; отверстия так малы, что едва на коленах может вползти человек, ко когда сделаешь так несколько шагов, то пещера начинает расширяться всё более и более, и наконец три человека могут идти рядом без труда, не задевая почти локтем до стены; все три хода ведут, по-видимому,
в разные стороны, сначала довольно круто спускаясь вниз, потом по горизонтальной линии, но галлерея, обращенная к оврагу, имеет особенное устройство: несколько сажен она идет отлогим скатом, потом вдруг поворачивает направо, и горе любопытному, который неосторожно пустится по этому новому направлению; она оканчивается обрывом или, лучше сказать, поворачивает вертикально вниз: должно надеяться на твердость ног своих, чтоб спрыгнуть туда; как ни говори, две сажени не шутка; но тут оканчиваются все искусственные препятствия; она идет назад, параллельно верхней своей части, и
в одной с нею вертикальной плоскости, потом склоняется налево и впадает
в широкую круглую залу, куда также примыкают две другие; эта зала устлана камнями, имеет
в стенах своих четыре впадины
в виде нишей (niches); посередине один четвероугольный столб поддерживает глиняный свод ее, довольно искусно образованный; возле столба заметна яма, быть может, служившая некогда вместо печи несчастным изгнанникам, которых судьба заставляла скрываться
в сих подземных переходах; среди глубокого безмолвия этой залы слышно иногда журчание воды: то светлый, холодный, но маленький ключ, который, выходя из отверстия, сделанного, вероятно, с намерением,
в стене, пробирается вдоль по ней и наконец, скрываясь
в другом отверстии, обложенном камнями, исчезает; немолчный ропот беспокойных струй оживляет это мрачное жилище ночи...
Природа есть именно существование идеи
в многоразличии; единство, понятое
древними, была необходимость, фатум, тайная, миродержавная сила, неотразимая для
земли и для Олимпа; так природа подчинена законам необходимым, которых ключ
в ней, но не для нее.
Любопытна также следующая заметка
в XII-й части «Собеседника»: «Дядя мой мешался
в ученость и иногда забавлял себя чтением
древней истории и мифологии, оставляя указы, которые он читал не для того, чтобы употреблять их оградою невинности, но чтобы, силу ябеды присоединяя к богатству своему, расширять своего владения
земли, что он весьма любил, — и для того-то любил паче всего читать римскую историю.
Воображение мое не может представить ничего величественнее сего дня, когда
в древней столице нашей соединились обе гемисферы
земли, явились все народы, рассеянные
в пространствах России, языков, обычаев и вер различных: потомки Славян-победителей, Норманов, ужасных Европ и Финнов, столь живо описанных пером Тацитовым; мирные пастыри южной России, Лапландские Ихтиофаги и звериными кожами одеянные Камчадалы.
Вспомним и позднейшее изображение князя Игоря
в «Слове», мало подвергшемся книжной порче: и он, подобно
древним князьям, является храбрым и деятельным; он сам идет во главе своего войска
в чужую
землю, чтобы отомстить врагам за обиду
земли Русской; он не смущается пред опасностями и говорит: «Лучше потяту быти, неже полонену быти…» Не таким является Владимир
в наших народных сказаниях.
Издавна
Нам другом был почтенный город Любек.
Благодарю Ганзу за поздравленье
И за дары. Имперских городов
Избавить мы от пошлины не можем,
Зане у нас купцы иных
земельЕе несут. Но,
в уваженье
древнейС любчанами приязни, мы велим
С них пошлин брать отныне половину,
Товары ж их избавим от осмотра,
С тем чтоб они, по совести, их сами
Нам объявляли.
По
древнему обычаю, он испытывает силы
в кулачной борьбе и заговаривает свои силы: «Стану я, раб божий, благословясь, пойду перекрестясь из избы
в двери, из ворот
в ворота,
в чистое поле
в восток,
в восточную сторону, к окияну-морю, и на том святом окияне-море стоит стар мастер, муж святого окияна-моря, сырой дуб креповастый; и рубит тот старый мастер муж своим булатным топором сырой дуб, и как с того сырого дуба щепа летит, такожде бы и от меня (имярек) валился на сыру
землю борец, добрый молодец, по всякий день и по всякий час.
Таким образом, одновременно справляется двое похорон: одни церковные, другие
древние старорусские, веющие той стариной, когда предки наши еще поклонялись Облаку ходячему, потом Солнцу высокому, потом Грому Гремучему и Матери-Сырой
Земле [
В глубокой древности наши предки поклонялись ходячему небу или ходячему облаку — это Сварог.
Глубокая пропасть ложится теперь между телом человеческим и душою. Для Эмпедокла тело — только «мясная одежда» души. Божественная душа слишком благородна для этого мира видимости; лишь выйдя из него, она будет вести жизнь полную и истинную. Для Пифагора душа сброшена на
землю с божественной высоты и
в наказание заключена
в темницу тела. Возникает учение о переселении душ, для
древнего эллина чуждое и дико-непонятное. Земная жизнь воспринимается как «луг бедствий».
Мне ясно стало, что ведь подобные вопросы каждую минуту вправду мелькали
в голове
древнего обитателя здешних мест. Для него вправду всюду кругом дышала таинственная, невидимая, но ясно им ощущаемая жизнь.
В деревьях скрывались Дриады, Мелии и Кариатиды, на перекрестке дороги стоял благостный Гермес-Энодий, розоперстая, вечно бодрая Эос-Заря окропляла росою пробуждавшуюся от сна
землю, и увенчанная фиалками Афродита внимала молитвам влюбленной девушки. Вся жизнь вокруг была священна и божественна.
Это есть миф, всегда ведь заключающий
в себе глубокую реальность, о
древней борьбе
в человеке за преобладание солнечного мужского начала и женственного начала
земли.
В них изобразил, как он, беседуя на Парнасе [Парнас — гора
в Греции, на которой обитали покровитель искусства бог Аполлон и девять сестер — муз (миф.).] с девятью сестрами, изумлен был нечаянною суматохою на
земле и, узнав, что причиною тому рождение прекрасной баронской дочери, спешил сам принесть ей поздравления от всего Геликона [Геликон — гора
в Древней Греции, считавшаяся обиталищем муз — покровительниц искусств (миф.).].
Необходимы и
в наше время елевзинские таинства [Елевзинские таинства — торжества
в Древней Греции
в честь богини
земли Деметры и ее дочери Персефоны — богини произрастания злаков; сопровождались таинственными обрядами.]; и
в наше время науки имеют свои жертвы, когда не облечены чудесностью».
— Извольте видеть, — начал Анфалов, —
в древние еще времена, вскоре после Христова вознесения, когда по всей
земле процветало древлее благочестие, ходил по миру странник. Ходил это он из города
в город, из деревни
в деревню и поучал народ на Божие угождение, чтоб жить, значит, no-Божеству, как Бог повелел.
Большими, вглядывающимися глазами мальчик уставился вверх, как будто что-то было перед ним, что он только один видел, а кругом никто не видел. Стало тихо. Он глядел не мигая, серьезно и настороженно. И как будто припоминал. Припоминал что-то далекое-далекое,
древнее, что было с ним тогда, когда
земля была такая же молодая, как он теперь. И как будто чувствовал, как плещется над его головою и вокруг него беспредельный океан жизни,
в котором он был маленькой, но родной капелькой.