Неточные совпадения
Глаза его горели лихорадочным огнем. Он почти начинал бредить; беспокойная улыбка бродила на его губах. Сквозь возбужденное состояние духа уже проглядывало страшное бессилие. Соня поняла, как он
мучается. У ней тоже
голова начинала кружиться. И странно он так говорил: как будто и понятно что-то, но… «но как же! Как же! О господи!» И она ломала руки
в отчаянии.
Сморщив пятнистое лицо, покачиваясь, дергая
головою, Лютов стал похож на человека, который, сидя
в кабинете дантиста,
мучается зубной болью.
Из недели
в неделю, изо дня
в день тянулась она из сил,
мучилась, перебивалась, продала шаль, послала продать парадное платье и осталась
в ситцевом ежедневном наряде: с
голыми локтями, и по воскресеньям прикрывала шею старой затасканной косынкой.
Она
мучилась и задумывалась, как она выйдет из этого положения, и не видала никакой цели, конца. Впереди был только страх его разочарования и вечной разлуки. Иногда приходило ей
в голову открыть ему все, чтоб кончить разом и свою и его борьбу, да дух захватывало, лишь только она задумает это. Ей было стыдно, больно.
Он знал это и потому, предчувствуя что-нибудь смешное, брал мало-помалу свои меры: вынимал носовой платок, смотрел на часы, застегивал фрак, закрывал обеими руками лицо и, когда наступал кризис, — вставал, оборачивался к стене, упирался
в нее и
мучился полчаса и больше, потом, усталый от пароксизма, красный, обтирая пот с плешивой
головы, он садился, но еще долго потом его схватывало.
Ей сделалось и обидно и стыдно за него, за то, что он ничего не понимает, что он мог обедать с своими банковскими, когда она здесь
мучилась одна, что и сейчас он пришел
в это страшное место с праздничным хмелем
в голове.
— Харитина, помнишь мою свадьбу? — заговорил он, не открывая глаз, — ему страстно хотелось исповедаться. — Тогда
в моленной… У меня
голова закружилась… и потом весь вечер я видел только тебя. Это грешно… я
мучился… да. А потом все прошло… я привык к жене… дети пошли… Помнишь, как ты меня целовала тогда на мельнице?
Гордей Карпыч окончательно сбит с толку и обессилен; сознание всего окружающего решительно
мутится в его
голове; он никак не может отыскать своих мыслей, которые никогда и не были крепко связаны между собой, а теперь уж совсем разлетелись
в разные стороны.
Насколько мне понравились твои произведения, я скажу только одно, что у меня
голова мутилась, сердце леденело, когда читала их: боже мой, сколько тут правды и истины сказано
в защиту нас, бедных женщин, обыкновенно обреченных жить, что как будто бы у нас ни ума, ни сердца не было!»
Ежов бегал по комнате, как охваченный безумием, бумага под ногами его шуршала, рвалась, летела клочьями. Он скрипел зубами, вертел
головой, его руки болтались
в воздухе, точно надломленные крылья птицы. Фома смотрел на него со странным, двойственным чувством: он и жалел Ежова, и приятно было ему видеть, как он
мучается.
При мысли об этих тысячах у ней
голова даже начинала
мутиться,
в глазах темнело, и, точно звездочки светлые, мелькала перед ней цифра — пятьсот тысяч; но препятствием ко всему этому стоял Бегушев.
Нет,
мучься, сколько есть у тебя муки, всю отдай, иначе был бы ты подлец, и смысла б
в тебе не было, хоть
головой в воду!
— Должно, нездоров я.
В голове того… туманится. Мысли
мутятся.
Не спал и молодой человек. Лежа под открытым окном — это было его любимое место, — заложив руки за
голову, он задумчиво следил за читавшим. Когда бродяга углублялся
в книгу и лицо его становилось спокойнее, на лице молодого человека тоже выступало спокойное удовлетворение, когда же лоб бродяги сводился морщинами и глаза
мутились от налегавшего на его мысли тумана, молодой человек беспокоился, приподымался с подушки, как будто порываясь вмешаться
в тяжелую работу.
У меня
мутилось в голове.
Сумасшедшие не спят. Они страдают, и
в голове у них все
мутится. Да.
Мутится и падает… И им хочется выть, царапать себя руками. Им хочется стать вот так, на четвереньки, и ползти тихо-тихо, и потом разом вскочить и закричать...
Шаблова. Да ведь Николай горд; засело
в голову, что завоюю, мол, — ну и
мучится. А может, ведь он и из жалости; потому нельзя и не пожалеть ее, бедную. Муж у нее такой же путаник был; мотали да долги делали, друг другу не сказывали. А вот муж-то умер, и пришлось расплачиваться. Да кабы с умом, так еще можно жить; а то запутаться ей, сердечной, по уши. Говорят, стала векселя зря давать, подписывает сама не знает что. А какое состояние-то было, кабы
в руки. Да что вы
в потемках-то?
Бедный Вася сидит за письмом два дня и две ночи, у него
мутится в голове, он уже ничего не видит и водит сухим пером по бумаге.
Иона сидел,
мутясь, и
в нем от слов князя ходил холодок, словно он наглотался мяты.
В голове не было уже никаких мыслей, а так, одни обрывки. Сумерки заметно заползали
в комнату. Тугай втолкнул ручку
в карман, поморщившись, встал и глянул на часы.
В голове у Ионы все
мутилось, и мысли прыгали бестолково, как зайцы из мешка,
в разные стороны.
Опять эта беленькая собачка! Дворник не пожалел ее, стукнул
головою об стену и бросил
в яму, куда бросают сор и льют помои. Но она была жива. И
мучилась еще целый день. А я несчастнее ее, потому что
мучаюсь целые три дня. Завтра — четвертый, потом пятый, шестой… Смерть, где ты? Иди, иди! Возьми меня!
Жалко ему стало ту, за которую так недавно с радостью сложил бы
голову…
Мутится в уме, двоятся мысли… То покойница вспоминается, то Марья Гавриловна на память идет.
— О судьбе твоей все думаю… Недолго мне, Фленушка, на свете жить. Помру, что будет с тобой?.. Душа
мутится, дух замирает, только об этом подумаю. Всякий тебя обидит, никакой у тебя заступы не будет… Горько будет тебе
в злобе мира, во всех суетах его… — Так, взволнованным голосом, склонив
голову на плечо Фленушки, говорила Манефа.
Пластом лежит на
голой земле. Двинуться с места не может, голосу не
в силах подать, лежит один-одинехонек, припекаемый полуденными лучами осеннего солнца. Ни на горе, ни под горой никого нет, стая галок с громким криком носится
в высоте над
головой миллионщика. Лежит гордый, своенравный богач беспомощен, лежит, всеми покинутый, и слова не может промолвить. Тускнеет у него
в очах,
мутится в голове, ни рукой, ни ногой шевельнуть не может. Забытье нашло на него…
Мутится у Дуни
в очах, сердце так и стучит,
голова кружится, стало ей страшно; тихонько просит она отца удалиться от этого шума и гама.
Молчит Марко Данилыч, с удивленьем поглядывает на Орошина, а сам про себя думает: «Эк расшутился, собака! Аль у него
в голове-то с водки стало
мутиться».
Александра Михайловна стала раздеваться. Еще сильнее пахло удушливою вонью, от нее
мутилось в голове. Александра Михайловна отвернула одеяло, осторожно сдвинула к стене вытянувшуюся ногу папиросницы и легла. Она лежала и с тоскою чувствовала, что долго не заснет. От папиросницы пахло селедкою и застарелым, грязным потом; по зудящему телу ползали клопы, и
в смутной полудремоте Александре Михайловне казалось — кто-то тяжелый, липкий наваливается на нее, и давит грудь, и дышит
в рот спертою вонью.
Около дороги, на рубеже, стояла каменная баба. Косарь сел к ее подножию.
В ушах звенело и со звоном проходило по
голове,
в глазах
мутилось от жары и голода. Больная ступня ныла, и тупая боль ползла от нее через колено
в пах.
Ее образ, блестящий, обаятельный, предстал перед ним. Она, как живая, сидела перед ним здесь, на этом самом кресле, около которого валялся этот обрывок ленты, но не та Мадлен, какой она была за последнее время, а та, которую он помнит
в Париже, и от одного присутствия которой у него кружилась
голова,
мутилось в глазах.
Граф Жорж
мучился холодностью бывшей уличной авантюристки, положительно потерял
голову и готов был на всякую безумную выходку, чтобы добиться взаимности очаровавшей его женщины, разжигавшей
в нем страсть и ревность своей почти явной благосклонностью к другим.
Ну, ты рассуди, да и все вы, — добавила Лизавета Петровна, поднявши
голову на женщин, которые столпились у дивана, — рассудите вы сами, какая бы охота была мне идти сюда, досаждать вам, вводить вас
в пущий грех, самой
мучиться от всего, что я здесь вижу!
Следствие продолжалось вестись тайно, но Салтыкова, конечно, понимала, что дело ведется серьезно, и что пощады ей ожидать нечего, и странное дело, эта грозная будущность, эта предстоящая ей расплата за прошлое, очень мало интересовали ее. Она
мучилась и страдала по другой причине. Господствующей
в ее
голове мыслью, почти пунктом ее помешательства была месть «мерзавке Машке», как называла она Марью Осиповну Оленину.
«Мне не удастся с ним пробыть наедине ни минуты, не только что переговорить. Боже мой, зачем он его привез именно сегодня! Бедная Катя, что я скажу ей завтра? Объяснить, что так вышло, что он приехал не один. А она там
мучается, как
мучается. Продолжить еще эту для нее нестерпимую муку неизвестности? Нет, надо что-нибудь придумать!» — мелькали
в голове молодой девушки отрывочные мысли.
— Настала кончина века и час Страшного суда!
Мучьтесь, окаянные нечестивцы! я умираю страдальцем о Господе, — произнес он, пробился сквозь солдат и бросился стремглав с берега
в Лелию. Удар
головы его об огромный камень отразился
в сердцах изумленных зрителей. Ужас
в них заменил хохот. Подняли несчастного. Череп был разбит; нельзя было узнать на нем образа человеческого.
Одна благодушная дама, заведовавшая приютом, где исправляли таких несчастных, рассказывала мне, что они еще кое-как «маячат день», но «с приближением сумерек ими точно овладевает дьявол; он их томит, они начинают
мучиться взаперти, как звери
в клетках, и готовы разбить себе
головы, чтобы уйти куда-то».