Когда зацветет терновник

Мара Вересень, 2022

Мы – тинт, бабочки-однодневки, так они нас называют. Мы рождаемся, живем, стареем, умираем, а они – просто есть. Наши миры рядом, но порознь, и не пересекутся, если они сами этого не захотят. Или если мы не нарушим Уложений. Они – долгоживущие, элфие. Но эта история не совсем о них. Эта история о любви, которой не должно было случиться.

Часть 5. Река / Эйстиʹмелн

⁴⁵

А если какое постигнет тебя страдание, душевное или телесное,… не впадай в отчаяние. Уложения Хранителей

Глава 1

Гонец прибыл в Лотин так поздно, что наместнику Хашету тенʹВарта, пришлось выйти, как был, в наброшенном на ночную сорочку стеганом халате. Седые на висках темные волосы тен’Варта топорщились над ушами, делая его похожим на всклокоченного филина.

— Что за навье проклятие, — ворчал мужчина, спускаясь по лестнице из коридора, разделяющего жилую и служебную части ратуши. Шлепанцы так и норовили сползти с босых ног. В холле стоял невозмутимый типус в мундире краевого сыска, один из тех, что уехали обоз разоренный смотреть.

— От ан’халте Верея, — сказал прибывший и передал костяную трубку с посланием.

Наместник сковырнул восковую пробку, мизинцем достал свернутый лист, щурясь, прочел, кивнул сам себе.

— О решении велено доложить дознавателю тен’Фиризу, — подал голос гонец.

— Передай, каратели выйдут утром.

— Каан даэро, время возмездия, — вместо прощания произнес сыскарь и неслышно выскользнул прочь.

— Каан даэро, — вполголоса повторил за ним наместник, и, чуя, как по позвоночнику ползет озноб, осенил себя серпом.

* * *

Лорка не думала, что падать в воду может быть так больно. Обожгло, оглушило, закрутило и поволокло. Единственное, что она чувствовала — рука элфие на запястье, сомкнувшиеся капканом пальцы. И дышать! Дышать! Но кругом вода, ледяная, как зимой в проруби. Как летом может быть такая холодная вода? Мелькнула перед глазами красная лента, руку дернуло, и пальцы разжались, а потом Лорку швырнуло вверх и приложило о камень так сильно, что схваченный жадно воздух тут же вышибло из груди. В глазах сделалось темно и будто светлячки заиграли. А потом просто темно.

В себя она пришла от того, что ее колотило. Плоский камень, на который ее выбросила река, был у самого берега. И там же, у берега, лежал Страж. Лицом вверх. Спокойная здесь вода стояла над ним, глаза были закрыты, стелилась по дну коса с почти распустившейся красной лентой. Еще одна лента, яркая, как рябина, вилась от макушки и таяла. С бока тоже тянуло алым. Рассеченная щека почти не кровила и оттого выглядела страшнее.

Колотясь, оскальзываясь на камнях, Лорка подобралась к элфие и сразу никак не могла решиться прикоснуться, но оставлять его лежать в воде, пусть бы он и не дышал, было не по-людски. Попробовала за плечи приподнять и плюхнулась рядом. Доспех прижимал тело Стража ко дну камнем. Как его снять, она не понимала, а потому, уцепившись почти негнущимися пальцами за настывшие от воды пластины дернула. Снова упала, но сдвинула его с места, на две пяди⁴⁶ всего. Голова его лежала теперь на Лоркиных коленях. Рана на лице наполнилась алым, на побелевших губах тоже выступило.

Дальше тащила, как придется, то за руки, то снова хваталась за доспех. Ножны цеплялись за камни, и Лорка руки ободрала, пока расцепила мокрые кожаные ремни. Потом легче пошло. Латная пластина на спине Стража, как салазки проскользила по мокрому песку и отчаянно скрипя на камнях, и элфие целиком оказался на берегу. Коса облепилась песком, лента пропала. Светлая кожа была цвета известки и темные брови и ресницы на сомкнутых веках смотрелись чужими. Какими были бы сейчас наглые презрительные глаза? Зеленые или прозрачно голубые?

Разогревшаяся, пока вытаскивала тяжелое безвольное тело из воды, Лорка снова стала мерзнуть. Обхватила себя руками и огляделась. Берег — камни пополам с песком, щелястые скалы, поросшие колючими кустами. Солнце еще не село, но в густой тени прятались сумерки, и холодом веяло, что от камней, что от реки. Одежка мокрая, а впереди ночь, и Страж мертвый. Лорка засомневалась, может было лучше реке его отдать и не на берег тащить, а наоборот, от берега… Как с неотпетым ночевать? Не поднялся бы навью. Может и сказки, а все одно страшно.

Присела клубком рядом с ним, за коленки себя обняла и дрожащими губами прочла прощание. Руку протянула серп над ним начертать и заметила, как на длинной белой шее несмело толкнулась жилка.

— Боже святый! Живой! — Упала на колени и к жилке пальцы прижала. Долго ничего не было, и Лорка подумала уже, что помстилось в сумерках, но вот ткнулось, как кошка носом, и опять пропало.

Как-то летом мальчишки в реке дурачились, один воды нахлебался и синий совсем был, когда его вытащили, так Гринь ему в рот дышал и на грудь давил, и тот заперхал, и вода вся вышла. А Лорка с близняшками тетки Лоны полоскать ходила, вот и видела. Напугались тогда все.

Лорка покосилась на доспех. Элфие на грудь не надавишь, хоть прыгай на нем, а прочее… Или бросить? Уйти, и пусть думают, что нет ее и не было, утонула. В веску вернуться — своим горе, но можно и не возвращаться. Но толкнулось опять под рукой, и выходит, будет она перед Единым убивицей, если уйдет.

Облизала враз пересохшие губы, защипало, видно, ссаднила, когда ее на камень бросило. Первой парня коснуться… Единый, за что испытываешь! И одно грех и второе. Голову тяжелую приподняла, руке в его мокрых волосах сразу липко стало, рана глубокая, на лице алое и с губ тоже дорожку чертит. Оттянула подбородок, как Гринь делал, набрала воздуха полную грудь и, зажмурившись, коснулась саднящими губами других, белых и холодных. Выдохнула. Во рту сразу солоно стало. Нет, сладко… И дрожью пронизало, будто вместо воды Лорка медовухи крепленой глотнула. Но Страж был недвижим, и Лорка вдохнула снова, догадавшись ему нос зажать, чтоб воздух не выходил. И снова.

И с каждым разом все труднее было дрожь сдержать, будто и вправду пьяна становилась, а губы горели от попавшей на ранки крови. Она уже отчаялась, и от отчаянья этого глазам сделалось мокро, но тут шея под рукой шевельнулась, перекатился под кожей кадык, дрогнули темные крылья ресниц и на Лорку глянули прозрачные льдинки глаз. Губы шевельнулись.

— Тинт, — как шелест. — А говорила, не нравлюсь.

Закашлялся, на подбородок красное потекло. Лорка отпрянула, шлепнулась на зад и так, на заду, подальше отползла. У элфие взгляд был дикий, как у раненого зверя. Правда, глянул, и словно забыл про нее.

Она и рада была, что страж на нее не смотрел больше. Встал, шипя и ругаясь и к реке пошел. Вытащил ножны с мечом, которые Лорка в воде бросила, кривясь расстегнул доспех, стянул поддоспешник из темной плотной ткани, бросил все на камни и, на колени сев, долго раны промывал, а заодно и косу от песка.

Пока плескался, стемнело почти. Лорка сжалась комком под камнем и дрожала, пряча трясущиеся губы в коленки, обтянутые мокрым сарафаном. Чуни в реке потерялись, остались носки — все не босая, но много они нагреют, когда остальное вымокло. А этому вон все равно, и что холодно и что раненый, хотя уже и не кровило почти. Правда Лорке видно было не очень хорошо, только спину в светлой рубашке и косу, что свисала до земли. Страж на колене у кромки воды стоял и бок разглядывал. Наверное, у нее от холода и волнений в голове мутилось, но казалось, что вода в реке будто светится. Не сильно, как гнилушка, неверным зеленоватым светом. И голубым. Как глаза у элфие.

Вспомнил, что не один. Смотрит, как на козявку, что на рукав села, и не понять, что думает: не то стряхнуть аккуратно, не то раздавить. Встал, поднял меч и поддоспешник, перчатку с когтями надел и пошел к расщелине. У входа встал и оглянулся. Лорка с трудом разогнула занемевшие ноги и следом двинулась. Хоть и страшно с ним, а одной все равно страшнее.

Глава 2

Лорке снилось, будто она в школе и в наказание за провинность выводит на элфиен’риа слова, из которых ее имя сложилось: ллоэй — судьба и риэлле́н — предназначение. В классе холодно и сумрачно, стены поросли шипастыми лозами и колючими темными ветвями. Окно тоже завешено ветками, оттого и темно, и светцы не горят. Стоящий напротив Лексен тоже в лозах. Побеги торчат из карманов, высовываются из-под полы, оплетают руки и шею, выглядывают из волос.

— Не верно, — говорит Лексен и пальцев Лорки, в которых зажато писало, касается указка. — Назови три основных типа слов в элфиен’риа.

— Слова сути с окончанием на твердь, слова признаки с окончанием на голос, и слова движения, окончание вари… вери… И те, и другие есть. И исключения, — сбиваясь, бормочет Лорка, опускает глаза и видит, что литеры на листе плывут, и она не может понять, где и что не верно.

— Твое имя, Предназначенная судьбой, такое исключение, — указка вновь касается пальцев, и они немеют. Писало скатывается на пол и тонет в прорастающих сквозь пол побегах и листьях.

Лозы, что оплетают Лексена, покрываются бледно-розовыми цветами. Грамотей смотрит поблекшими глазами и продолжает говорить, но его уже не слышно, потому что изо рта прорастает побег и тоже распускается цветком. Беззвучно сыплются розовые лепестки, превращаясь на лету в невесомые хлопья пепла.

— Кайлиенʹти Ллориен, аст лите, — гулко и звонки звучит позади голос брата, и Лорка оборачивается. — Сестра моя Лориен, прошу тебя.

И нет уже ни Лексена, ни парты. Вокруг двор, усеянный пеплом, от дома осталось только крыльцо и ступени. Томаш, поджав одну ногу, прыгает по крыльцу в спальной рубашке и там, где босая ступня касается досок, проступают тускло тлеющие головни, покрытые, как плесенью, белесым налетом.

— Братик, — шепчет Лорка и тянется к его макушке.

Томаш замирает прямо на углях, стоит, не шевелясь и голову на бок склонив, но как только Лоркины пальцы касаются волос, руки немеют от холода, и все рассыпается пеплом. И Томаш, и крыльцо. А из серого растут колючие черные ветви с бледно-розовыми цветами.

— Прошу тебя, — шелестят облетающие цветы голосом брата.

Крик замер в горле, и Лорка подхватилась. Прижала выстывшие до бесчувствия руки к колотящемуся сердцу. Левую дергало. Под повязанной Томашем на прощание красной нитяной тесемкой рдел ожог. Сердце снова зашлось, и тут ее словно водой окатило. Холодные глаза элфие смотрели прямо на нее, словно душу вытянуть хотели.

Страж лежал на подстилке из ветвей и травы на другой стороне маленькой поляны. На боку лежал и, подперев голову рукой, ее, Лорку разглядывал, как диковину какую несуразную или муху в крынке с молоком. На рубашке сбоку расплывалась красным от раны, но элфие словно не чувствовал. Чуть головой качнул, когда Лорка с себя поддоспешник Стражев потянула, слитным движением поднялся и, не шелохнув ни веточки, скрылся среди кустов бузины и ракитника.

Они набрели на полянку, когда уже стемнело совсем. Вернее, Страж набрел, а Лорка следом. Она едва успевала за его широким шагом, но белеющая в темноте рубашка, испятнанная вдоль спины кровью, сочащейся из раны на голове, не давала потеряться. В расщелине Лорка сбила ноги о камни и руки все исцарапала, на влажный сарафан сора нацепляла и замерзла окончательно. Она так стучала зубами, что если навьи и прятались по теням, то поостереглись бы вылезать.

Оказавшись на полянке, элфие веток наломал на лежанку и травой поверх постелил. Для себя. Лорка сама себе ночлег устраивала. Долго возилась, не переставая зубами стучать, а потом в нее элфие одежкой кинул.

— От тебя слишком много шума, тинт, — словно пропел он, откинулся на своей лежанке и глаза прикрыл.

— Аст аэн, тин элле, — едва не прикусив язык пляшущими зубами, извинилась Лорка и завернулась в плотную, неожиданно сухую и пахнущую травой ткань. Поддоспешник, длинный кафтан, с высокими разрезами по бокам, достающий высокому Стражу до колен, Лорку почти всю укрыл, а если ноги подтянуть, то и всю.

Она едва успела по утренним делам сбегать, как элфие вернулся. Рубашка на нем была мокрая и чистая, рана на лице поджила и почти краями сомкнулась, хотя всего ночь прошла. Лорка бы тоже умылась, ей стало стыдно за свою изгвазданную одежку, обтрепанный по камням подол, косу разлохматившуюся… Сбитые ноги ныли, но поделать с этим ничего нельзя было, только терпеть.

— Ясного дня, тин элле, — пролепетала Лорка и потупилась под пристальным взглядом. Вот интересно, он сам на зорьке встал или это она его разбудила, когда говорила во сне. Тревожная греза уже и не помнилась почти, только что Томаш был и Лексен, и было страшно, и все в пепле, как дорога к жальнику, и будто цветы сквозь пепел этот росли. Сон прошел, а след под плетеным оберегом остался.

Элфие оружие свое собрал и пошел. Молча. Лорка за ним, как кутенок на привязи. Смотрела на болтающуюся ниже спины кусу и саму спину, боясь отстать, и от того спотыкалась. Идущий впереди Страж веток не придерживал, и ей уже раз сколько по лбу прилетело. Вот же! Как так можно?

Внезапно вновь вышли к реке. В другом месте, не там, где их выбросило. Здесь у берега было совсем спокойно и песочек. Ярилось только на самой стремнине. Страж протянул руку. Лорка догадалась, что он одежку назад требует. Сняла, а этот бесстыжий вдруг из рубашки своей, уже сухой, вывернулся и, в комок смяв, бросил, будто с него убудет нормально подать.

— Приведи себя в порядок и переоденься, смотреть гадко, — и ушел, на ходу набрасывая поддоспешник.

— Так и не смотри, — буркнула она в ответ, — надо больно.

Сразу спохватилась, вспомнив, что слух у элфие получше людского, а потом решила, ну и пусть слышит. Она его, считай, от смерти спасла, а он хоть бы спасибо сказал. Вон Верей суровый с виду, а гадостей не говорил, в доме разве, а в дороге — никогда. И их если рядом поставить, то ан’халте взрослым смотрелся, а этот — молодой парень не старше Гриня, да еще и гонорливый, будто девица из города. Что с ними со всеми стало? Пусть бы обошлось. И с Гринем, и с Вереем. Вспомнилось, как Ива на его плечи заглядывалась. Была в медовокосом какая-то неправильность, которая ан’халте от других Стражей отличала.

За этими мыслями Лорка быстренько разделась и прямо голышом в речку плюхнулась. Выскочила почти сразу, колотясь, обтерлась своей рубашкой и Стражеву сухую на себя натянула. Стыдобище — коленки видно, зато ткань плотная, хоть и тонкая, и к телу приятная и так же, как поддоспешник, травой свежей пахнет. Оттерла, как могла, песком и руками свои рубашку с сарафаном, отжала и на камушке разложила. Стыдно было еще и от того, что она в чужой нательной рубашке, пусть и стираной, но чужой же, да еще и мужской в придачу.

Солнце поднялось и стало тепло. Хотелось есть, и чтоб унять разошедшийся живот, Лорка напилась из речки. Вода была вкусная и немного язык щипала, как кровь элфие… Щеки тут же вспыхнули, и вспомнились гладкие губы и кожа, что шелк, под рукой, и холодные наглые глаза, голубые с зеленоватой искрой. Вот как сейчас.

Страж молча стоял в десяти шагах. Захотелось сразу коленки прикрыть и сбежать подальше. Особенно когда подошел и сунул ей в руки кулек из широкого травяного листа, а сам к камню, где лежал сарафан придвинулся. Шевельнулись губы, и Лорка увидела, как мокрая ткань светлеет, высыхая. Ух ты! Вот так чудо!

— Ешь, — приказал он, — одевайся и пойдем.

В листе оказались белые сладкие корни. А сарафан Лорка натянула прямо поверх Стражевой рубашки, потому что ее рубашку элфие не отдал. Когтистой перчаткой на бинты распустил и сочащийся сукровицей бок себе перевязал.

Через лучину или две, Лорка не могла точно сказать, он прошли границу. Или раздел, какой у тени со светом бывает. В ушах прижало и отпустило. Лорка вскинула глаза — все вокруг: редкий лес, кусты и камни, трава и выглядывающие несмело головки цветов — сделалось другим, словно красок плеснули. Даже небо было ярче, не блекловатая выгоревшая летняя голубизна, а отчаянная весенняя синь.

Элфие замер, а потом вдохнул глубоко и сладко, будто до этого не дышал вовсе. Из рукава на запястье Стража соскользнул витой браслет, задержался, сам собой разомкнулся, и быть бы ему в траве, но элфие ловко прикрасу мизинцем отловил, хмыкнул, разглядывая и в карман штанов сунул. Плечи развернулись, словно ноша с этих плеч свалилась, качнулся на ремнях в узорчатых ножнах грозный меч.

Не меч, мысленно поправила себя Лорка, скааш, скае́ аше́⁴⁷, младший брат.

Глава 3

Дальше шли вдоль реки. Элфие шагал как заведенный, и Лорка к вечеру так вымоталась, что едва нашла в себе силы, чтоб лежанку соорудить, на которую упала кулем. Ноги гудели, дергало сбитые пальцы, болела пятка — в кустах на щип наступила. Из еды за весь день досталось немного переспевшей малины, которой по пути надергала. А когда Страж с его обычной брезгливо-равнодушной миной ей тех белых корней предложил, даже смотреть не стала. Веки смежились, и Лорка уснула, как в яму провалилась.

Проснулась от песни. Была глубокая ночь, густая и синяя. Луна пряталась, пробиваясь из-за облаков бледным, едва различимым пятном, но вокруг разливался свет. Неяркий, призрачный, зыбкий. И песня эта, похожая на шелест воды, была такой же. Лорка приподнялась осторожненько и потянулась за звуком. Из-под ног вспархивали мелкие светящиеся мошки, роились вокруг, и Лорка шла, словно в облаке света. Может это сон?

Река была как на ладони. Берег здесь приподнимался, и травяной край обрывчиком выступал над узкой полоской песка, не высоко, Лорке где-то до колен. На краю она и остановилась.

Элфие в одних штанах сидел на плоском камне, сложив босые ноги кренделем, руки были приподняты ладонями вверх. Словно отлитая из серебра коса стекала между лопаток, кончик, связанный тесемкой от Лоркиной рубашки покачивался на дне. Страж пел, а река ему отзывалась. Вода вокруг камня сияла серебром, будто этот свет с косы натек. Искорки разбегались дальше, играя в мелкой ряби, как светляки над головой, только Лоркины будто от солнца родились или от живого огня, а те, что в воде и вокруг Стража, — от луны.

Голос стал громче, и в груди заныло, так это было красиво. Вода потянулась вверх тонкими нитями, как лоза, льнула, ласкаясь к рукам Стража, обнимала его босые ноги, взбиралась по косе и чертила на голой спине узоры серебром, такие же дивные, как песня без слов, что слышала Лорка. Каждая жилочка в ней сейчас дрожала, откликаясь на его голос, и больно становилось дышать. А элфие тянул переливчатые звуки, и водяные лозы в его руках превращались в цветы и птиц, разлетались бабочками, сыплющими с прозрачных крыльев лунный свет. Воздух звенел струнами ветвей и травы, сплетал звуки с посветлевшими тенями и путался в Лоркиных волосах, легонько касаясь мокрых щек.

— Как твое имя, тинт? — вдруг спросил элфие, прерывая песню.

Вода вокруг камня вздымалась и опадала кольцами, поднималась спиралью капель вверх, пока не распадалась серебряными искрами. Страж смотрел, обернувшись через плечо, в глазах плескалось серебро с прозеленью, теплой, как солнце сквозь листву.

— Лорка — начала она и запнулась, собственный голос показался ей вороньим карканьем после песни Стража, но она все же ответила. — Лориен. Меня назвали Лориен.

— Ллориен, Предназначенная, — мелодично повторил Страж и рассмеялся, а по воде разбежались блики, как солнечные зайчики в хрустальных бусах. — Ты больше похожа на Лло́рети, ллоэй эре’ти⁴⁸. Мое наказание.

И снова рассмеялся. Вода вторила, отзываясь каскадом брызг, водяная пыль дохнула ей в лицо, распугав светлячков.

— А как зовут тебя, тин элле? — заморгав от попавшей в глаза воды, решилась спросить Лорка.

— Мое имя Эйт’селейн, — продолжал улыбаться элфие, пуская по воде сверкающие цветы, похожие на кувшинки. Затем поднялся. Теперь он стоял рядом с камнем, растрепавшиеся волосы вились вокруг лица, хотя ветра не было, коса лежала на плече, а водяной язык, похожий на узкую головку выдры, тыкался в отставленную ладонь, словно напрашивался на ласку.

— Это не твое имя, — осмелев окончательно, сказала Лорка. Ей было стыдно и одновременно приятно смотреть на голую грудь Стража и плоский гладкий живот, на котором, так же как до этого на спине, то вспыхивали, то гасли узоры серебром. А раны на боку больше не было, затянулась, не оставив даже шрама. И на лице тоже. Ни следа.

— Почему не мое?

— Не знаю… Не твое, я так… слышу.

— Занятно, — протянул элфие и голову на бок склонил, улыбнулся. Эта холодная улыбка не вязалась с глазами, словно в теле Стража две разных души жили. И сейчас именно та, вторая, у которой глаза были прозрачные и синие, улыбалась. Лорке стало не по себе, захотелось уйти, но Страж снова заговорил, и она осталась.

— А это слышишь? — спросил он, голос его сделался низким и щекотным.

— Что? — прошептала Лорка, замирая мышонком.

— Это, — сказал элфие и губами шевельнул.

Мурашки прошлись по лопаткам, замерло сердце, и в ушах тонко зазвенело.

— Подойди, — беззвучно говорил Страж, и Лорка это всей кожей. Шагнула, не глядя, с травяного выступа вниз на песок, к сверкающей кромке воды.

Упала бы, но под ногой встала упругая водяная ступенька и еще одна, потом Лорку дернуло, и она оказалась на камне. Теперь она была вровень с тин элле и видела прямо перед собой странные его глаза, шальные, будто он медовухи перебрал.

Что-то коснулось щиколоток. Лорка ойкнула и пошатнулась, но ее поддержали. Не Страж — он стоял, спрятав руки за спиной. Вода. Элфие улыбался, чуть прищурившись, а теплая водяная лента скользила по Лоркиным ногам и выше, обволакивая тело, но оставляя сухой одежду. Перестала саднить исцарапанная кожа, из ног уходила тряская усталость, больше не ныла проколотая пятка. Рассыпалась прядками коса и сплелась снова. Лорка чуяла, как копошатся в волосах водяные струйки, словно ловкие пальцы. Ладошки защекотало, и она подняла руки, чтобы посмотреть — их, словно сироп, обволакивала водяная пленка. Выровнялся сбитый когда-то кривоватый ноготь, пропали заусенцы, разгладился старый шрам на ладони.

Заплетала волосы на заре,

Уходила с тайною на устах,

Уносила в сердце своем тоску

Что дано нам видеться по ночам…

Едва слышный сквозь шелест воды голос читающего нараспев Стража был похож на ветер, блуждающий в верхушках деревьев и от него, как от того шекотного звука, звенело в ушах и нестерпимо захотелось прикоснуться к бледному лицу напротив. Лорка протянула руку, и тут в глазах элфие побилась ледяная синь.

— Довольно, — сказал он, махнул ладонью перед лицом. Она почуяла, как подогнулись коленки, подумала: «Расшибусь», а дальше была мягкая обволакивающая темнота и голос, который она слышала кожей.

Примечания

45

Эйсти’мелн — поток воды, река.

46

Пядь — древнерусская мера длины изначально равная расстоянию между концами растянутых пальцев руки — большого и указательного, примерно 17,8 см

47

Скае́ аше́; скае — брат, близкий по крови родственник-мужчина, аше — младший.

48

Ллоэй эре’ти — дословно мое неизбежное наказание; ллоэй — судьба, эре — кара, ти — частица со значением принадлежности.