Неточные совпадения
Здесь, именно здесь подражает
Богу человек:
Бог предоставил себе дело творенья, как
высшее наслажденье, и требует от человека также, чтобы он был творцом благоденствия и стройного теченья дел.
Жажда благообразия была в
высшей мере, и уж конечно так, но каким образом она могла сочетаться с другими, уж
Бог знает какими, жаждами — это для меня тайна.
— Самый превосходный признак, мой друг; самый даже благонадежный, потому что наш русский атеист, если только он вправду атеист и чуть-чуть с умом, — самый лучший человек в целом мире и всегда наклонен приласкать
Бога, потому что непременно добр, а добр потому, что безмерно доволен тем, что он — атеист. Атеисты наши — люди почтенные и в
высшей степени благонадежные, так сказать, опора отечества…
К тому же, видит
Бог, что все это произошло в
высшей степени нечаянно… ну а потом, сколько было в силах моих, и гуманно; по крайней мере сколько я тогда представлял себе подвиг гуманности.
И там ищут
Бога и
высшего смысла жизни, и там тоска от бессмыслицы жизни.
Если нет
Бога, как Истины и Смысла, нет
высшей Правды, все делается плоским, нет к чему и к кому подыматься.
— Вы переждите, Григорий Васильевич, хотя бы самое даже малое время-с, и прослушайте дальше, потому что я всего не окончил. Потому в самое то время, как я
Богом стану немедленно проклят-с, в самый, тот самый
высший момент-с, я уже стал все равно как бы иноязычником, и крещение мое с меня снимается и ни во что вменяется, — так ли хоть это-с?
— Клянусь, Алеша, — воскликнул он со страшным и искренним гневом на себя, — верь не верь, но вот как
Бог свят, и что Христос есть Господь, клянусь, что я хоть и усмехнулся сейчас ее
высшим чувствам, но знаю, что я в миллион раз ничтожнее душой, чем она, и что эти лучшие чувства ее — искренни, как у небесного ангела!
— Если не может решиться в положительную, то никогда не решится и в отрицательную, сами знаете это свойство вашего сердца; и в этом вся мука его. Но благодарите Творца, что дал вам сердце
высшее, способное такою мукой мучиться, «горняя мудрствовати и горних искати, наше бо жительство на небесех есть». Дай вам
Бог, чтобы решение сердца вашего постигло вас еще на земле, и да благословит
Бог пути ваши!
— Видит
Бог, невольно. Все не говорил, целую жизнь не говорил словоерсами, вдруг упал и встал с словоерсами. Это делается
высшею силой. Вижу, что интересуетесь современными вопросами. Чем, однако, мог возбудить столь любопытства, ибо живу в обстановке, невозможной для гостеприимства.
Ибо едва только я скажу мучителям: «Нет, я не христианин и истинного
Бога моего проклинаю», как тотчас же я самым
высшим Божьим судом немедленно и специально становлюсь анафема проклят и от церкви святой отлучен совершенно как бы иноязычником, так даже, что в тот же миг-с — не то что как только произнесу, а только что помыслю произнести, так что даже самой четверти секунды тут не пройдет-с, как я отлучен, — так или не так, Григорий Васильевич?
Но царю вселенной,
Богу высших сил,
Царь благословенный
Грамотку вручил.
Жизнь делается плоской, маленькой, если нет
бога и
высшего мира.
Если нет
Бога, то есть если нет
высшей сферы свободы, вечной и подлинной жизни, нет избавления от необходимости мира, то нельзя дорожить миром и тленной жизнью в нем.
Все это не доказывает, но показывает существование
высшего, божественного мира, обнаруживает
Бога.
Остается вечной истиной, что человек в том лишь случае сохраняет свою
высшую ценность, свою свободу и независимость от власти природы и общества, если есть
Бог и Богочеловечество.
Существование зла в мире не только не есть аргумент в пользу атеизма, не только не должно восстанавливать против
Бога, но и приводит к сознанию
высшего смысла жизни, великой задачи мировой истории.
Отречение от разума мира сего — безумие в
Боге есть
высший подвиг свободы, а не рабство и мракобесие: отречением от малого разума, преодолением ограниченности логики обретается разум большой, входит в свои права Логос.
В этом скажется
высшая покорность
Богу, праведное богоборчество, а не злое противление.
Нести крест значит не роптать против
Бога, смиряться, а смиряться в
высшем смысле этого слова значит активно противиться власти зла, не подчиняться искушениям злобы.
Те, что отвергают
Бога на том основании, что зло существует в мире, хотят насилия и принуждения в добре, лишают человека
высшего достоинства.
Человечество — космический центр бытия,
высшая точка его подъема, душа мира, которая соборно отпала от
Бога и соборно же должна вернуться к
Богу, обожиться.
Одни говорили, что, вероятно,
высшее начальство хочет распределить пособие между ссыльными, другие — что, должно быть, уж решили наконец переселять всех на материк, — а здесь упорно и крепко держится убеждение, что рано или поздно каторга с поселениями будет переведена на материк, — третьи, прикидываясь скептиками, говорили, что они не ждут уже ничего хорошего, так как от них сам
бог отказался, и это для того, чтобы вызвать с моей стороны возражение.
Он себя почел
высшего чина, крестьян почитал скотами, данными ему (едва не думал ли он, что власть его над ними от
бога проистекает), да употребляет их в работу по произволению.
Когда российское воинство, поражая гордых оттоманов, превысило чаяние всех, на подвиги его взирающих оком равнодушным или завистливым, ты, призванный на торжественное благодарение
богу браней,
богу сил, о! ты, в восторге души твоей к Петру взывавший над гробницею его, да приидет зрети плода своего насаждения: «Восстани, Петр, восстани»; когда очарованное тобою ухо очаровало по чреде око, когда казалося всем, что приспевый ко гробу Петрову, воздвигнути его желаешь, силою
высшею одаренный, — тогда бы и я вещал к Ломоносову: зри, зри, и здесь твое насаждение.
Чужды раболепствования не токмо в том, что благоговение наше возбуждать может, но даже и в люблении нашем, мы, отдавая справедливость великому мужу, не возмним быти ему
богом всезиждущим, не посвятим его истуканом на поклонение обществу и не будем пособниками в укоренении какого-либо предрассуждения или ложного заключения. Истина есть
высшее для нас божество, и если бы всесильный восхотел изменить ее образ, являяся не в ней, лице наше будет от него отвращенно.
Тут, очевидно, было что-то другое, подразумевалась какая-то душевная и сердечная бурда, — что-то вроде какого-то романического негодования,
бог знает на кого и за что, какого-то ненасытимого чувства презрения, совершенно выскочившего из мерки, — одним словом, что-то в
высшей степени смешное и недозволенное в порядочном обществе и с чем встретиться для всякого порядочного человека составляет чистейшее божие наказание.
— Настоящее блаженство состоит, — отвечал Имплев, — в отправлении наших
высших душевных способностей: ума, воображения, чувства. Мне вот, хоть и не много, а все побольше разных здешних господ,
бог дал знания, и меня каждая вещь, что ты видишь здесь в кабинете, занимает.
Слова нет, надо между ними вводить какие-нибудь новости, чтоб они видели, что тут есть заботы, попечения, и все это, знаете, неусыпно, — но какие новости? Вот я, например, представил проект освещения изб дешевыми лампами. Это и само по себе полезно, и вместе с тем удовлетворяет
высшим соображениям, потому что l’armée, mon cher, demande des soldats bien portants, [армия, дорогой мой, требует здоровых солдат (франц.).] а они там этой лучиной да дымом
бог знает как глаза свои портят.
Именно: говорили иные, хмуря брови и
бог знает на каком основании, что Николай Всеволодович имеет какое-то особенное дело в нашей губернии, что он чрез графа К. вошел в Петербурге в какие-то
высшие отношения, что он даже, может быть, служит и чуть ли не снабжен от кого-то какими-то поручениями.
Господь
бог так благ к
высшим существам мироздания, что не хотел их стеснить даже добром.
— Почему же неумным?
Бог есть разум всего,
высший ум! — возразила Зинаида Ираклиевна, вероятно, при этом думавшая: «А я вот тебя немножко и прихлопнула!». В то же время она взглянула на своего молодого друга, как бы желая знать, одобряет ли он ее; но тот молчал, и можно было думать, что все эти старички с их мнениями казались ему смешны: откровенный Егор Егорыч успел, однако, вызвать его на разговор.
Они вовлекали
бога своего во все дела дома, во все углы своей маленькой жизни, — от этого нищая жизнь приобретала внешнюю значительность и важность, казалась ежечасным служением
высшей силе. Это вовлечение
бога в скучные пустяки подавляло меня, и невольно я все оглядывался по углам, чувствуя себя под чьим-то невидимым надзором, а ночами меня окутывал холодным облаком страх, — он исходил из угла кухни, где перед темными образами горела неугасимая лампада.
Все такое же, только лучше. И, конечно, такие же начальники в селе, и такой же писарь, только и писарь больше боится
бога и
высшего начальства. Потому что и господа в этих местах должны быть добрее и все только думают и смотрят, чтобы простому человеку жилось в деревне как можно лучше…
На
высшей ступени — цари, президенты, министры, палаты предписывают эти истязания, и убийства, и вербовку в солдаты и вполне уверены в том, что так как они или от
бога поставлены на свое место, или то общество, которым они управляют, требует от них того самого, что они предписывают, то они и не могут быть виноваты.
Но приходит время, когда, с одной стороны, смутное сознание в душе своей
высшего закона любви к
богу и ближнему, с другой — страдания, вытекающие из противоречий жизни, заставляют человека отречься от жизнепонимания общественного и усвоить новое, предлагаемое ему, разрешающее все противоречия и устраняющее страдания его жизни, — жизнепонимание христианское. И время это пришло теперь.
И как твои обязанности, вытекающие из твоей принадлежности к известной семье, обществу, всегда подчиняются
высшим обязанностям, вытекающим из принадлежности к государству, так и твои обязанности, вытекающие из твоей принадлежности к государству, необходимо должны быть подчинены обязанностям, вытекающим из твоей принадлежности к жизни мира, к
богу.
Христос признает существование обеих сторон параллелограмма, обеих вечных, неуничтожимых сил, из которых слагается жизнь человека: силу животной природы и силу сознания сыновности
богу. Не говоря о силе животной, которая, сама себя утверждая, остается всегда равна сама себе и находится вне власти человека, Христос говорит только о силе божеской, призывая человека к наибольшему сознанию ее, к наибольшему освобождению ее от того, что задерживает ее, и к доведению ее до
высшей степени напряжения.
Дикарь признает жизнь только в себе, в своих личных желаниях. Благо его жизни сосредоточено в нем одном.
Высшее благо для него есть наиполнейшее удовлетворение его похоти. Двигатель его жизни есть личное наслаждение. Религия его состоит в умилостивлении божества к своей личности и в поклонении воображаемым личностям
богов, живущим только для личных целей.
Обязанности твои, вытекающие из твоей принадлежности к государству, не могут не быть подчинены
высшей вечной обязанности, вытекающей из твоей принадлежности к бесконечной жизни мира или к
богу, и не могут противоречить им, как это и сказали 1800 лет тому назад ученики Христа (Деян. Ап. IV, 19): «Судите, справедливо ли слушать вас более, чем
бога» и (V, 29) «Должно повиноваться больше
богу, нежели человекам».
Надену мундир, затянусь, неравно чихну — все пуговицы и отлетят, да еще, пожалуй, при
высшем начальстве, да, оборони
бог, за пашквиль сочтут — что тогда?» Ну, скажите, батюшка, ну что я тут смешного сказал?
Тут только я убедился, что надежда на то, что
Бог просветит сердце моего высокопоставленного амфитриона, есть надежда в
высшей степени легкомысленная и несбыточная.
Просидев около часа с глаза на глаз с Червевым, она стала сама резюмировать в своем уме его положения и начертала такую схему: характер в
высшей мере благородный и сильный; воля непреклонная; доброта без границ; славолюбия — никакого, бессребреник полный, терпелив, скромен и проникнут богопочтением, но
бог его «не в рукотворном храме», а все земные престолы, начальства и власти — это для него совсем не существует.
— Молчи! — продолжал Лежнев. — Каждый остается тем, чем сделала его природа, и больше требовать от него нельзя! Ты назвал себя Вечным Жидом… А почему ты знаешь, может быть, тебе и следует так вечно странствовать, может быть, ты исполняешь этим
высшее, для тебя самого неизвестное назначение: народная мудрость гласит недаром, что все мы под
Богом ходим. Ты едешь, — продолжал Лежнев, видя, что Рудин брался за шапку. — Ты не останешься ночевать?
Заклинатель бесстрашен, он не боится никакого
бога, потому что он сам —
бог; «стану не благословясь, стану не перекрестясъ», — говорит он в минуту
высшего напряжения воли.
Булычов. Сибирячка. Ты говоришь —
высшая власть… от
бога… и все такое, ну а Дума-то — как? Откуда?
Николай Иванович. Ну, что же я могу делать в этой жизни иного, как только то, чего требует от меня
высший судья в моей душе, совесть,
бог. И совесть,
бог требует, чтоб я считал всех равными, всех любил, всем служил.
Женя думала, что я, как художник, знаю очень многое и могу верно угадывать то, чего не знаю. Ей хотелось, чтобы я ввел ее в область вечного и прекрасного, в этот
высший свет, в котором, по ее мнению, я был своим человеком, и она говорила со мной о
Боге, о вечной жизни, о чудесном. И я, не допускавший, что я и мое воображение после смерти погибнем навеки, отвечал: «Да, люди бессмертны», «Да, нас ожидает вечная жизнь». А она слушала, верила и не требовала доказательств.
— Конечно. Мы
высшие существа, и если бы в самом деле мы сознали всю силу человеческого гения и жили бы только для
высших целей, то в конце концов мы стали бы как
боги. Но этого никогда не будет, — человечество выродится, и от гения не останется и следа.
Он шагу в жизни не сделал без пользы для себя и два фортеля в этом случае употреблял: во-первых, постоянно старался представить из себя чиновника
высшего образования и возвышенных убеждений и для этого всегда накупал иностранных книг и журналов и всем обыкновенно рассказывал, что он то, се, третье там читал, — этим, собственно, вначале он обратил на себя внимание графа; а потом стал льстить ему и возводил графа в какие-то
боги, и тут же, будто к слову, напевал ему, как он сам целые ночи проводит за работой и как этим расстроил себе грудь и печень; ну, и разжалобит старика: тот ему почти каждый год то крест, то чин, то денежную награду даст, то повысит в должности, и я убежден даже, что он Янсона подшиб, чтобы сесть на его место.