Неточные совпадения
На другой день,
в 11 часов утра, Вронский
выехал на станцию Петербургской железной
дороги встречать мать, и первое лицо, попавшееся ему на ступеньках большой лестницы, был Облонский, ожидавший с этим же поездом сестру.
Воз был увязан. Иван спрыгнул и повел за повод добрую, сытую лошадь. Баба вскинула на воз грабли и бодрым шагом, размахивая руками, пошла к собравшимся хороводом бабам. Иван,
выехав на
дорогу, вступил
в обоз с другими возами. Бабы с граблями на плечах, блестя яркими цветами и треща звонкими, веселыми голосами, шли позади возов. Один грубый, дикий бабий голос затянул песню и допел ее до повторенья, и дружно,
в раз, подхватили опять с начала ту же песню полсотни разных, грубых и тонких, здоровых голосов.
Было уже шесть часов пополудни, когда вспомнил я, что пора обедать; лошадь моя была измучена; я
выехал на
дорогу, ведущую из Пятигорска
в немецкую колонию, куда часто водяное общество ездит en piquenique. [на пикник (фр.).]
Сначала он не чувствовал ничего и поглядывал только назад, желая увериться, точно ли
выехал из города; но когда увидел, что город уже давно скрылся, ни кузниц, ни мельниц, ни всего того, что находится вокруг городов, не было видно и даже белые верхушки каменных церквей давно ушли
в землю, он занялся только одной
дорогою, посматривал только направо и налево, и город N. как будто не бывал
в его памяти, как будто проезжал он его давно,
в детстве.
Папа сидел со мной рядом и ничего не говорил; я же захлебывался от слез, и что-то так давило мне
в горле, что я боялся задохнуться…
Выехав на большую
дорогу, мы увидали белый платок, которым кто-то махал с балкона. Я стал махать своим, и это движение немного успокоило меня. Я продолжал плакать, и мысль, что слезы мои доказывают мою чувствительность, доставляла мне удовольствие и отраду.
Ей надо было с большими усилиями перетянуть свою подругу, и когда она достигала этого, один из выжлятников, ехавших сзади, непременно хлопал по ней арапником, приговаривая: «
В кучу!»
Выехав за ворота, папа велел охотникам и нам ехать по
дороге, а сам повернул
в ржаное поле.
И через час воз с кирпичом
выехал из Умани, запряженный
в две клячи. На одной из них сидел высокий Янкель, и длинные курчавые пейсики его развевались из-под жидовского яломка по мере того, как он подпрыгивал на лошади, длинный, как верста, поставленная на
дороге.
Кабанов. Я
в Москву ездил, ты знаешь? На дорогу-то маменька читала, читала мне наставления-то, а я как
выехал, так загулял. Уж очень рад, что на волю-то вырвался. И всю
дорогу пил, и
в Москве все пил, так это кучу, что нб-поди! Так, чтобы уж на целый год отгуляться. Ни разу про дом-то и не вспомнил. Да хоть бы и вспомнил-то, так мне бы и
в ум не пришло, что тут делается. Слышал?
Я знал, что с Савельичем спорить было нечего, и позволил ему приготовляться
в дорогу. Через полчаса я сел на своего доброго коня, а Савельич на тощую и хромую клячу, которую даром отдал ему один из городских жителей, не имея более средств кормить ее. Мы приехали к городским воротам; караульные нас пропустили; мы
выехали из Оренбурга.
Этот заячий тулуп мог, наконец, не на шутку рассердить Пугачева. К счастию, самозванец или не расслыхал, или пренебрег неуместным намеком. Лошади поскакали; народ на улице останавливался и кланялся
в пояс. Пугачев кивал головою на обе стороны. Через минуту мы
выехали из слободы и помчались по гладкой
дороге.
Город уже проснулся, трещит, с недостроенного дома снимают леса, возвращается с работы пожарная команда, измятые, мокрые гасители огня равнодушно смотрят на людей, которых учат ходить по земле плечо
в плечо друг с другом, из-за угла
выехал верхом на пестром коне офицер, за ним, перерезав
дорогу пожарным, громыхая железом, поползли небольшие пушки, явились солдаты
в железных шлемах и прошла небольшая толпа разнообразно одетых людей, впереди ее чернобородый великан нес икону, а рядом с ним подросток тащил на плече, как ружье, палку с национальным флагом.
Он догнал жизнь, то есть усвоил опять все, от чего отстал давно; знал, зачем французский посланник
выехал из Рима, зачем англичане посылают корабли с войском на Восток; интересовался, когда проложат новую
дорогу в Германии или Франции. Но насчет
дороги через Обломовку
в большое село не помышлял,
в палате доверенность не засвидетельствовал и Штольцу ответа на письма не послал.
Она живет — как будто на станции,
в дороге, готовая ежеминутно
выехать. Нет у нее друзей — ни мужчин, ни женщин, а только множество знакомых.
Я только что
выехал из Дрездена и
в рассеянности проехал станцию, с которой должен был поворотить на мою
дорогу, и попал на другую ветвь.
Спросили, когда будут полномочные. «Из Едо… не получено… об этом». Ну пошел свое! Хагивари и Саброски начали делать нам знаки, показывая на бумагу, что вот какое чудо случилось: только заговорили о ней, и она и пришла! Тут уже никто не выдержал, и они сами, и все мы стали смеяться. Бумага писана была от президента горочью Абе-Исен-о-ками-сама к обоим губернаторам о том, что едут полномочные, но кто именно, когда они едут,
выехали ли,
в дороге ли — об этом ни слова.
Выехав опять на накатанную
дорогу, ямщик поехал еще скорей, но беспрестанно должен был съезжать с накатанного, чтобы объезжать тянувшиеся по
дороге в обе стороны обозы.
В тот день, когда на выходе с этапа произошло столкновение конвойного офицера с арестантами из-за ребенка, Нехлюдов, ночевавший на постоялом дворе, проснулся поздно и еще засиделся за письмами, которые он готовил к губернскому городу, так что
выехал с постоялого двора позднее обыкновенного и не обогнал партию
дорогой, как это бывало прежде, а приехал
в село, возле которого был полуэтап, уже сумерками.
На другой день я
выехал на станцию Корфовская, расположенную с южной стороны хребта Хехцир. Там я узнал, что рабочие видели Дерсу
в лесу на
дороге. Он шел с ружьем
в руках и разговаривал с вороной, сидевшей на дереве. Из этого они заключили, что, вероятно, он был пьян.
Берега были занесены; ямщик проехал мимо того места, где
выезжали на
дорогу, и таким образом очутились мы
в незнакомой стороне.
Скоро мы
выехали из леса, и
дорога пошла полями,
в гору.
Мы
выехали из Малиновца около часа пополудни. До Москвы считалось сто тридцать пять верст (зимний путь сокращался верст на пятнадцать), и так как путешествие, по обыкновению, совершалось «на своих», то предстояло провести
в дороге не меньше двух дней с половиной. До первой станции (Гришково), тридцать верст, надо было доехать засветло.
Попадавшиеся на
дороге мужики, видя такой богатый экипаж (тетушка очень редко
выезжала в нем), почтительно останавливались, снимали шапки и кланялись
в пояс.
Изредка он
выезжал из дому по делам
в дорогой старинной карете, на паре прекрасных лошадей, со своим бывшим крепостным кучером, имени которого никто не знал, а звали его все «Лапша».
Скитские старцы ехали уже второй день. Сани были устроены для езды
в лес, некованные, без отводов, узкие и на высоких копыльях. Когда
выехали на настоящую твердую
дорогу, по которой заводские углепоставщики возили из куреней на заводы уголь, эти лесные сани начали катиться, как по маслу, и несколько раз перевертывались. Сконфуженная лошадь останавливалась и точно с укором смотрела на валявшихся по
дороге седоков.
Если случится ехать лесистой
дорогою, через зеленые перелески и душистые поляны, только что
выедешь на них, как является
в вышине копчик, о котором я сейчас упомянул.
Поэзия первого зимнего дня была по-своему доступна слепому. Просыпаясь утром, он ощущал всегда особенную бодрость и узнавал приход зимы по топанью людей, входящих
в кухню, по скрипу дверей, по острым, едва уловимым струйкам, разбегавшимся по всему дому, по скрипу шагов на дворе, по особенной «холодности» всех наружных звуков. И когда он
выезжал с Иохимом по первопутку
в поле, то слушал с наслаждением звонкий скрип саней и какие-то гулкие щелканья, которыми лес из-за речки обменивался с
дорогой и полем.
— Ничему не могу научить, — смеялся и князь, — я все почти время за границей прожил
в этой швейцарской деревне; редко
выезжал куда-нибудь недалеко; чему же я вас научу? Сначала мне было только нескучно; я стал скоро выздоравливать; потом мне каждый день становился
дорог, и чем дальше, тем
дороже, так что я стал это замечать. Ложился спать я очень довольный, а вставал еще счастливее. А почему это все — довольно трудно рассказать.
Опять распахнулись ворота заимки, и пошевни Таисьи стрелой полетели прямо
в лес. Нужно было сделать верст пять околицы, чтобы
выехать на мост через р. Березайку и попасть на большую
дорогу в Самосадку. Пегашка стояла без дела недели две и теперь летела стрелой. Могутная была лошадка, точно сколоченная, и не кормя делала верст по сту. Во всякой
дороге бывала. Таисья молчала, изредка посматривая на свою спутницу, которая не шевелилась, как мертвая.
С каким восхищением я пустился
в дорогу, которая, удаляя от вас, сближает. Мои товарищи Поджио и Муханов. Мы
выехали 12 октября, и этот день для меня была еще другая радость — я узнал от фельдъегеря, что Михайло произведен
в офицеры.
Розанов,
выехав из Москвы, сверх всякого ожидания был
в таком хорошем расположении духа всю
дорогу до Петербурга, что этого расположения из него не выколотил даже переезд от Московского вокзала до Калинкина моста, где жил Лобачевский.
На другой день к обеду действительно все сборы были кончены, возок и кибитка уложены, дожидались только отцова отпуска. Его принесли часу
в третьем. Мы должны были проехать несколько станций по большой Казанской
дороге, а потому нам привели почтовых лошадей, и вечером мы
выехали.
Хоть всего ему надобно было проехать каких-нибудь двадцать верст, но он
выехал накануне, так как
дорога предстояла
в некоторых местах не совсем даже безопасная.
— Не знаю! — отвечал протяжно полковник, видимо, недоумевая. — Это к нам! — прибавил он, когда экипаж,
выехав из леска, прямо повернул на
дорогу, ведущую к ним
в усадьбу.
— Нет, я вольный… годов тридцать уж служу по земской полиции. Пробовали было другие исправники брать своих кучеров, не вышло что-то. Здесь тем не
выездить, потому места хитрые…
в иное селение не
дорогой надо ехать, а либо пашней, либо лугами… По многим раскольничьим селеньям и дороги-то от них совсем никуда никакой нет.
Часу
в первом усмотрено было по
дороге первое облако пыли, предвещавшее экипаж. Девки засовались, дом наполнился криками:"Едут! едут!"Петенька, на палочке верхом,
выехал на крыльцо и во все горло драл какую-то вновь сочиненную им галиматью:"Пати-маля, маля-тата-бум-бум!"
1) Михаилом зовут меня, сыном Трофимовым, по прозванию Тебеньков, от роду имею лет, должно полагать, шестьдесят, а доподлинно сказать не умею; веры настоящей, самой истинной, «старой»; у исповеди и св. причастия был лет восемь тому назад, а
в каком селе и у какого священника, не упомню, потому как приехали мы
в то село ночью, и ночью же из него
выехали; помню только, что село большое, и указал нам туда
дорогу какой-то мужичок деревенский; он же и про священника сказывал.
Исправники, почти не
выезжая из уездов, выбивали недоимку и сгоняли народ на
дорогу, чтоб привести все
в благоустроенный вид.
Она
выехала на
дорогу и, минуя красный крест, опустилась
в лощину, добралась до перекрестка, повернула направо, опять
в гору…
Только когда мы
выехали из города и грязно-пестрые улицы и несносный оглушительный шум мостовой заменились просторным видом полей и мягким похряскиванием колес по пыльной
дороге и весенний пахучий воздух и простор охватил меня со всех сторон, только тогда я немного опомнился от разнообразных новых впечатлений и сознания свободы, которые
в эти два дня совершенно меня запутали.
Клавская действительно прежде ужасно кокетничала с молодыми людьми, но последнее время вдруг перестала совершенно обращать на них внимание; кроме того, и во внешней ее обстановке произошла большая перемена: прежде она обыкновенно
выезжала в общество с кем-нибудь из своих родных или знакомых,
в туалете, хоть и кокетливом, но очень небогатом, а теперь, напротив, что ни бал, то на ней было новое и
дорогое платье; каждое утро она каталась
в своем собственном экипаже на паре серых с яблоками жеребцов, с кучером, кафтан которого кругом был опушен котиком.
Недаром искони говорилось, что полевая потеха утешает сердца печальные, а кречетья добыча веселит весельем радостным старого и малого. Сколь ни пасмурен был царь, когда
выехал из Слободы с своими опричниками, но при виде всей блестящей толпы сокольников лицо его прояснилось. Местом сборища были заповедные луга и перелески верстах
в двух от Слободы по Владимирской
дороге.
1833 года,
в восьмой день февраля,
выехал с попадьей из села Благодухова
в Старгород и прибыл сюда 12-го числа о заутрене. На
дороге чуть нас не съела волчья свадьба.
В церкви застал нестроение. Раскол силен. Осмотревшись, нахожу, что противодействие расколу по консисторской инструкции дело не важное, и о сем писал
в консисторию и получил за то выговор».
Он же, и без
дороги переправясь через Алазань,
выедет на большую
дорогу, где его никто не будет ожидать, и проедет по ней до леса и тогда уже, вновь переехав через реку, лесом проберется
в горы.
Алексей Абрамович и лошадь отправил было к нему, но она на
дороге скоропостижно умерла, чего с нею ни разу не случалось
в продолжение двадцатилетней беспорочной службы на конюшне генерала; время ли ей пришло или ей обидно показалось, что крестьянин,
выехав из виду барского дома, заложил ее
в корень, а свою на пристяжку, только она умерла; крестьянин был так поражен, что месяцев шесть находился
в бегах.
— Что бог велит, то и будет. Но теперь, боярин, дело идет не о том: по какой
дороге нам ехать? Вот их две: направо
в лес, налево из лесу… Да кстати, вон едет мужичок с хворостом. Эй, слушай-ка, дядя! По которой
дороге выедем мы
в отчину боярина Кручины-Шалонского?
Во всю ночь, проведенную им
в доме боярина Кручины, шел проливной дождь, и когда он
выехал на большую
дорогу, то взорам его представились совершенно новые предметы: тысячи быстрых ручьев стремились по скатам холмов,
в оврагах ревели мутные потоки, а низкие поля казались издалека обширными озерами.
Он не успел еще проглотить первого куска, как вдруг ему послышался
в близком расстоянии конский топот, и через минуту человек двадцать казаков,
выехав проселочной
дорогою из рощи, потянулись вдоль опушки к тому месту, на котором расположился прохожий.
На другой день вместе с солнечным восходом Юрий
в сопровождении Алексея
выехал из лавры и пустился по
дороге, ведущей к Москве.
Путешественники стали держаться левой стороны; хотя с большим трудом, но попали наконец на прежнюю
дорогу и часа через два,
выехав из лесу, очутились на луговой стороне Волги, против того места, где впадает
в нее широкая Ока. Огромные льдины неслись вниз по ее течению; весь противоположный берег усыпан был народом, а на утесистой горе нагорной стороны блестели главы соборных храмов и белелись огромные башни высоких стен знаменитого Новагорода Низовския земли.
Осторожно, с громадным трудом выбравшись из этой массы сбившихся
в кучу лошадей и экипажей и
выехав на узкую лесную
дорогу, Митрофан пустил вожжи. Застоявшиеся, возбужденные лошади подхватили, и началась сумасшедшая скачка. Пролетка подпрыгивала на длинных, протянувшихся поперек
дороги корнях, раскатывалась на ухабах и сильно накренялась то на левый, то на правый бок, заставляя и кучера и седока балансировать.