Неточные совпадения
Я не виню вас, и Бог мне свидетель, что я, увидев вас во
время вашей
болезни, от всей души решился забыть всё, что было между нами, и начать новую жизнь.
Он увидал ее всю во
время ее
болезни, узнал ее душу, к ему казалось, что он никогда до тех пор не любил ее.
Вспомнив еще раз об Алексее Александровиче, она вспоминала и
время своей
болезни после родов и то чувство, которое тогда не оставляло ее.
Собакевич отвечал, что Чичиков, по его мнению, человек хороший, а что крестьян он ему продал на выбор и народ во всех отношениях живой; но что он не ручается за то, что случится вперед, что если они попримрут во
время трудностей переселения в дороге, то не его вина, и в том властен Бог, а горячек и разных смертоносных
болезней есть на свете немало, и бывают примеры, что вымирают-де целые деревни.
По убеждению его выходило, что это затмение рассудка и упадок воли охватывают человека подобно
болезни, развиваются постепенно и доходят до высшего своего момента незадолго до совершения преступления; продолжаются в том же виде в самый момент преступления и еще несколько
времени после него, судя по индивидууму; затем проходят, так же как проходит всякая
болезнь.
Добрые люди понимали ее не иначе, как идеалом покоя и бездействия, нарушаемого по
временам разными неприятными случайностями, как то:
болезнями, убытками, ссорами и, между прочим, трудом.
Накануне мне пришла было мысль, что там Версилов, тем более что он скоро затем вошел ко мне, хотя я знал, притом наверно, из их же разговоров, что Версилов, на
время моей
болезни, переехал куда-то в другую квартиру, в которой и ночует.
С ней я давно уже сошелся у моего старичка князя, именно во
время его
болезни.
Я говорил об этом Версилову, который с любопытством меня выслушал; кажется, он не ожидал, что я в состоянии делать такие замечания, но заметил вскользь, что это явилось у князя уже после
болезни и разве в самое только последнее
время.
От мамы я уже слышал, что она раза два заходила во
время моей
болезни и что очень интересовалась моим здоровьем.
Тогда я обрадовался и страх мой прошел, но я ошибался, как и узнал потом, к моему удивлению: он во
время моей
болезни уже заходил, но Версилов умолчал мне об этом, и я заключил, что для Ламберта я уже канул в вечность.
И вот, ввиду всего этого, Катерина Николавна, не отходившая от отца во
время его
болезни, и послала Андроникову, как юристу и «старому другу», запрос: «Возможно ли будет, по законам, объявить князя в опеке или вроде неправоспособного; а если так, то как удобнее это сделать без скандала, чтоб никто не мог обвинить и чтобы пощадить при этом чувства отца и т. д., и т. д.».
Наконец, миль за полтораста, вдруг дунуло, и я на другой день услыхал обыкновенный шум и суматоху. Доставали канат. Все толпились наверху встречать новый берег. Каюта моя, во
время моей
болезни, обыкновенно полнехонька была посетителей: в ней можно было поместиться троим, а придет человек семь; в это же утро никого: все глазели наверху. Только барон Крюднер забежал на минуту.
Много ужасных драм происходило в разные
времена с кораблями и на кораблях. Кто ищет в книгах сильных ощущений, за неимением последних в самой жизни, тот найдет большую пищу для воображения в «Истории кораблекрушений», где в нескольких томах собраны и описаны многие случаи замечательных крушений у разных народов. Погибали на море от бурь, от жажды, от голода и холода, от
болезней, от возмущений экипажа.
Он вспомнил, как в последнее
время ее
болезни он прямо желал ее смерти.
Для этих мыслей у Надежды Васильевны теперь оставалось много свободного
времени:
болезнь мужа оторвала ее даже от того мирка, с которым она успела сжиться на приисках.
Мы должны вернуться назад, к концу апреля, когда Ляховский начинал поправляться и бродил по своему кабинету при помощи костылей. Трехмесячная
болезнь принесла с собой много упущений в хозяйстве, и теперь Ляховский старался наверстать даром пропущенное
время. Он рано утром поджидал Альфонса Богданыча и вперед закипал гневом по поводу разных щекотливых вопросов, которые засели в его голове со вчерашнего дня.
Это был тот кризис, которого с замирающим сердцем ждал доктор три недели. Утром рано, когда Зося заснула в первый раз за все
время своей
болезни спокойным сном выздоравливающего человека, он, пошатываясь, вошел в кабинет Ляховского.
Это есть
болезнь национальности, она раскрывается особенно в наше
время.
В последнее
время от припадков
болезни он становился иногда так слаб, что едва бывал в силах выйти из кельи, и богомольцы ждали иногда в монастыре его выхода по нескольку дней.
От этой
болезни, со страшными истерическими припадками, больная
временами даже теряла рассудок.
— Ни одной минуты не принимаю тебя за реальную правду, — как-то яростно даже вскричал Иван. — Ты ложь, ты
болезнь моя, ты призрак. Я только не знаю, чем тебя истребить, и вижу, что некоторое
время надобно прострадать. Ты моя галлюцинация. Ты воплощение меня самого, только одной, впрочем, моей стороны… моих мыслей и чувств, только самых гадких и глупых. С этой стороны ты мог бы быть даже мне любопытен, если бы только мне было
время с тобой возиться…
Доктор Герценштубе и встретившийся Ивану Федоровичу в больнице врач Варвинский на настойчивые вопросы Ивана Федоровича твердо отвечали, что падучая
болезнь Смердякова несомненна, и даже удивились вопросу: «Не притворялся ли он в день катастрофы?» Они дали ему понять, что припадок этот был даже необыкновенный, продолжался и повторялся несколько дней, так что жизнь пациента была в решительной опасности, и что только теперь, после принятых мер, можно уже сказать утвердительно, что больной останется в живых, хотя очень возможно (прибавил доктор Герценштубе), что рассудок его останется отчасти расстроен «если не на всю жизнь, то на довольно продолжительное
время».
Вследствие всех сих соображений и могло устроиться некоторое внутреннее влияние в монастыре на больного старца, в последнее
время почти совсем уже не покидавшего келью и отказывавшего по
болезни даже обыкновенным посетителям.
Он мог очнуться и встать от глубокого сна (ибо он был только во сне: после припадков падучей
болезни всегда нападает глубокий сон) именно в то мгновение, когда старик Григорий, схватив за ногу на заборе убегающего подсудимого, завопил на всю окрестность: «Отцеубивец!» Крик-то этот необычайный, в тиши и во мраке, и мог разбудить Смердякова, сон которого к тому
времени мог быть и не очень крепок: он, естественно, мог уже час тому как начать просыпаться.
Не зная ничего в медицине, рискну высказать предположение, что действительно, может быть, ужасным напряжением воли своей он успел на
время отдалить
болезнь, мечтая, разумеется, совсем преодолеть ее.
Список был длинный; четверо из свидетелей не явились: Миусов, бывший в настоящее
время уже в Париже, но показание которого имелось еще в предварительном следствии, госпожа Хохлакова и помещик Максимов по
болезни и Смердяков за внезапною смертью, причем было представлено свидетельство от полиции.
Страх такой меня взял, братцы мои: время-то позднее, да и голос такой
болезный.
Крюкова до последнего
времени находилась в обыкновенном заблуждении чахоточных, воображая, что ее
болезнь еще не слишком развилась, потому и не отыскивала Кирсанова, чтобы не вредить себе.
Действительно, перебирая то
время, становится больно, как бывает при воспоминании похорон, мучительных
болезней, операций.
В их решении лежало верное сознание живой души в народе, чутье их было проницательнее их разумения. Они поняли, что современное состояние России, как бы тягостно ни было, — не смертельная
болезнь. И в то
время как у Чаадаева слабо мерцает возможность спасения лиц, а не народа — у славян явно проглядывает мысль о гибели лиц, захваченных современной эпохой, и вера в спасение народа.
Natalie занемогла. Я стоял возле свидетелем бед, наделанных мною, и больше, чем свидетелем, — собственным обвинителем, готовым идти в палачи. Перевернулось и мое воображение — мое падение принимало все большие и большие размеры. Я понизился в собственных глазах и был близок к отчаянию. В записной книге того
времени уцелели следы целой психической
болезни от покаяния и себяобвинения до ропота и нетерпения, от смирения и слез до негодования…
— Не дай Бог как эти
болезни привяжутся, — замечает отец, который в последнее
время стал сильно недомогать.
Время всегда было для меня настоящей
болезнью.
У меня всегда была настоящая
болезнь времени.
Я мог быть истерзан моей собственной
болезнью и
болезнью близких, мог быть несчастен от очень тяжелых событий жизни и в то же
время испытывать подъем и радость творческой мысли.
Моя
болезнь заключалась в том, что я упреждал события во
времени.
С необычайной остротой и силой я пережил страшную
болезнь времени.
В «дворянских» отделениях был кейф, отдых, стрижка, бритье, срезание мозолей, ставка банок и даже дерганье зубов, а «простонародные» бани являлись, можно безошибочно сказать, «поликлиникой», где лечились всякие
болезни. Медиками были фельдшера, цирюльники, бабки-костоправки, а парильщики и там и тут заменяли массажисток еще в те
времена, когда и слова этого не слыхали.
Это был высокий худощавый мальчик, несколько сутулый, с узкой грудью и лицом, попорченным оспой (вообще, как я теперь вспоминаю, в то
время было гораздо больше людей со следами этой
болезни, чем теперь).
Болезнь эта прежде всего выразилась в том, что все стало временным, т. е. исчезающим и возникающим, умирающим и рождающимся; все стало пространственным и отчужденным в своих частях, тесным и далеким, требующим того же
времени для охватывания полноты бытия; стало материальным, т. е. тяжелым, подчиненным необходимости; все стало ограниченным и относительным; третье стало исключаться, ничто уже не может быть разом А и не-А, бытие стало бессмысленно логичным.
Конец мировой трагедии так же предвечно дан, как и ее начало; само
время и все, что в нем протекает, есть лишь один из актов трагедии,
болезнь бытия в момент его странствования.
Например, нагрузка и выгрузка пароходов, не требующие в России от рабочего исключительного напряжения сил, в Александровске часто представляются для людей истинным мучением; особенной команды, подготовленной и выученной специально для работ на море, нет; каждый раз берутся всё новые люди, и оттого случается нередко наблюдать во
время волнения страшный беспорядок; на пароходе бранятся, выходят из себя, а внизу, на баржах, бьющихся о пароход, стоят и лежат люди с зелеными, искривленными лицами, страдающие от морской
болезни, а около барж плавают утерянные весла.
Игра в штос туманит головы, как дурман, и каторжный, проигрывая пищу и одежду, не чувствует голода и холода и, когда его секут, не чувствует боли, и, как это ни странно, даже во
время такой работы, как нагрузка, когда баржа с углем стучит бортом о пароход, плещут волны и люди зеленеют от морской
болезни, в барже происходит игра в карты, и деловой разговор мешается с картежным: «Отваливай!
Почти всё
время поп Семен проводил в пустыне, передвигаясь от одной группы к другой на собаках и оленях, а летом по морю на парусной лодке или пешком, через тайгу; он замерзал, заносило его снегом, захватывали по дороге
болезни, донимали комары и медведи, опрокидывались на быстрых реках лодки и приходилось купаться в холодной воде; но всё это переносил он с необыкновенною легкостью, пустыню называл любезной и не жаловался, что ему тяжело живется.
В настоящее
время чаще всего эту
болезнь привозят с собой арестанты на пароходах Добровольного флота.
Время любви прошло, распухшая кожа на шее косачей опадает, брови прячутся, перья лезут… пора им в глухие, крепкие места, в лесные овраги; скоро придет
время линять, то есть переменять старые перья на новые:
время если не
болезни, то слабости для всякой птицы.
Надо признаться, что ему везло-таки счастье, так что он, уж и не говоря об интересной
болезни своей, от которой лечился в Швейцарии (ну можно ли лечиться от идиотизма, представьте себе это?!!), мог бы доказать собою верность русской пословицы: «Известному разряду людей — счастье!» Рассудите сами: оставшись еще грудным ребенком по смерти отца, говорят, поручика, умершего под судом за внезапное исчезновение в картишках всей ротной суммы, а может быть, и за пересыпанную с излишком дачу розог подчиненному (старое-то
время помните, господа!), наш барон взят был из милости на воспитание одним из очень богатых русских помещиков.
Епанчины узнали о
болезни князя и о том, что он в Павловске, только сейчас, от Коли, до того же
времени генеральша была в тяжелом недоумении.
Адам «начертан» богом пятого марта в шестом часу дня; без души он пролетал тридцать лет, без Евы жил тридцать дней, а в раю всего был от шестого часу до девятого; сатана зародился на море Тивериадском, в девятом валу, а на небе он был не более получаса;
болезни в человеке оттого, что диавол «истыкал тело Адама» в то
время, когда господь уходил на небо за душой, и т. д., и т. д.