Неточные совпадения
Когда
во имя освобождения утверждают ненависть и
месть, то наступает порабощение.
И
заметь себе, обман
во имя того, в идеал которого столь страстно веровал старик
во всю свою жизнь!
Он понял их печальным ясновидением, догадался ненавистью,
местью за зло, принесенное Петром
во имя Запада.
Романская мысль, религиозная в самом отрицании, суеверная в сомнении, отвергающая одни авторитеты
во имя других, редко погружалась далее, глубже in medias res [В самую сущность (лат.).] действительности, редко так диалектически
смело и верно снимала с себя все путы, как в этой книге.
Замечу мимоходом, что Марья Ивановна очень хорошо знает это обстоятельство, но потому-то она и выбрала Анфису Петровну в поверенные своей сплетни, что, во-первых, пренебрежение мсьё Щедрина усугубит рвение Анфисы Петровны, а во-вторых, самое
имя мсьё Щедрина всю кровь Анфисы Петровны мгновенно превратит в сыворотку, что также на руку Марье Ивановне, которая, как дама от природы неблагонамеренная, за один раз желает сделать возможно большую сумму зла и уязвить своим жалом несколько персон вдруг.
Как ни старательно он прислушивался к говору толпы, но слова: «помпадур», «закон» — ни разу не долетели до его слуха. Либо эти люди были счастливы сами по себе, либо они просто дикие, не имеющие даже элементарных понятий о том, что
во всем образованном мире известно под
именем общественного благоустройства и благочиния. Долго он не решался заговорить с кем-нибудь, но, наконец,
заметил довольно благообразного старика, стоявшего у воза с кожами, и подошел к нему.
— Итак,
во имя божие — к Москве!.. Но чтоб не бесплодно положить нам головы и смертию нашей искупить отечество, мы должны избрать достойного воеводу. Я был в Пурецкой волости у князя Димитрия Михайловича Пожарского; едва излечившийся от глубоких язв, сей неустрашимый военачальник готов снова обнажить
меч и грянуть божиею грозой на супостата. Граждане нижегородские! хотите ли иметь его главою? люб ли вам стольник и знаменитый воевода, князь Димитрий Михайлович Пожарский?
— По крайней мере посоветуйте, что я должна делать? Нам обоим осталось жить недолго! Сжальтесь, хоть
во имя этого, надо мной! — продолжала
молить его Домна Осиповна.
Самого хозяина здесь не было: он с кривым ножом в руках стоял над грушевым прививком, в углу своего сада, и с такой пристальностью смотрел на солнце, что у него беспрестанно моргали его красные глаза и беспрестанно на них набегали слезы. Губы его шептали молитву, читанную тоже в саду. «Отче! — шептал он. — Не о всем мире
молю, но о ней, которую ты дал мне,
молю тебя: спаси ее
во имя твое!»
Тут господин Голядкин-старший
заметил, что турки правы в некотором отношении, призывая даже
во сне
имя божие.
Мановский, в продолжение нескольких лет до того мучил и тиранил свою жену, женщину весьма милую и образованную, что та вынуждена была бежать от него и скрылась в усадьбе другого моего соседа, Эльчанинова, молодого человека, который, если и справедливы слухи, что влюблен в нее, то
во всяком случае
смело могу заверить, что между ними нет еще такой связи, которая могла бы положить пятно на
имя госпожи Мановской.
Ему показалось, что она, и одна она, простит его, и он не ошибся. Ее одно
имя пришло ему на память, когда позвякивающие за дверью цепи заставляли просить и
молить о продлении последней минуты свободы, и к дикому вепрю сходила благодать утешения, что у него есть жена, есть чистое существо,
во имя которой он может просить себе снисхождения.
Мы упоминаем здесь об этом факте только потому, что
заметили в сатириках прошлого века наклонность подсмеиваться,
во имя административных распоряжений, над сознанием простых людей, с самого начала враждебно взглянувших на откупа.
Жизнь все шла вперед; мир действительности, открытый Пушкиным и воспетый им так очаровательно, начал уже терять свою поэтическую прелесть; в нем осмелились
замечать недостатки уже не
во имя отвлеченных идей и заоблачных мечтаний, а
во имя правды самой жизни.
Маленьких
помещали в батальоны военных кантонистов, где наши отцы духовные, по распоряжению отцов-командиров, в одно мановение ока приводили этих ребятишек к познанию истин православной христианской веры и крестили их
во славу
имени господа Иисуса, а со взрослыми это было гораздо труднее, и потому их оставляли при всем их ветхозаветном заблуждении и размещали в небольшом количестве в команды.
Исследуя ее, я
заметил, во-первых, что рытвина разделялась на две части. Вторая часть была короче. Очевидно, фамилия состояла из меньшего числа букв, чем
имя.
Имя говорило мне мало, фамилия могла быть все-таки известна…
— Какой мерзавец! — качая головой, восклицает соболезнующий знакомый и старается запечатлеть в своей памяти
имя «учителишки Устинова», для того, во-первых, чтобы самому знать на случай какой-нибудь возможной встречи с ним, что этот,
мол, барин шпион, и потому поосторожнее, а во-вторых, чтобы и других предупредить, да и вообще не забыть бы
имени при рассказах о том, кто и что были причиной мученичества «нашего Ардальона Михайловича».
— Конечно, я космополит в сущности! — поспешил объясниться Фрумкин, подметивший иронию приятеля и, как еврей, понявший, куда она
метит. — Но ведь космополитизм не враг идей о национальности, если только эта идея подымается
во имя революционного начала, в смысле общеевропейской революции.
Мы еще вменяли себе в гражданский долг делать им грациозные книксены, приправленные сентиментальными улыбками. Мы слыхали только, что поляки хотят свободы — и этого словца для нас было уже достаточно, чтобы мы,
во имя либерализма, позволили корнать себя по Днепр, от моря до моря. Они говорили нам, что «это,
мол, все наше» — мы кланялись и верили. Не верить и отстаивать «захваченное» было бы не либерально, а мы так боялись, чтобы кто не подумал, будто мы не либеральны.
Достаточно какому-нибудь Полоярову выхватить любое уважаемое
имя, заплевать его, зашвырять грязью каких-нибудь темных намеков собственного изобретения, сказать
во всеуслышание: это,
мол, дурак или это подлец — и что же? — ведь все великое всероссийское стадо, как один баран, заблеет тебе: дурак! дурак! подлец! подлец!
И на власти тяготеет проклятие, как и на земле, и человечеству в поте лица приходится нести тяготу исторической власти со всеми ее скорпионами
во имя того, что начальник все-таки «не без ума носит
меч» [Неточная цитата из Послания к Римлянам: «начальник… не напрасно носит
меч» (13:4).].
— Поставим лучше защиту на такую почву, —
заметил он Фрику, — я скажу, что в Бельгии я ношу свое
имя маркиза де Траверсе, а
во Франции и Германии жил, действительно, под чужим
именем Николая Савина.
Одни говорили, что на них сошли огненные языки, другие говорили, что они видели самого умершего учителя и многое другое. Они выдумывали то, чего никогда не было, и лгали
во имя того, кто назвал нас лжецами, не хуже нас, сами не
замечая этого. Одни говорили про других: ваши чудеса ненастоящие — наши настоящие, а те говорили про этих: нет, ваши ненастоящие, наши настоящие.
Надо
заметить, что по окончании суда над ним, подав сперва кассационную жалобу, а затем прошение на Высочайшее
имя о помиловании, он не перестал держаться той же, спасительной, по его мнению, методы, какой держался и
во время предварительного следствия.
—
Во имя отца и сына и святого духа, — сказал он твердым голосом, держа левою рукой образ, а правою сотворив три крестные знамения, — этим божиим милосердием благословляю тебя, единородный и любезный сын мой Иван, и
молю, да подаст тебе святой великомученик Георгий победу и одоление над врагом. Береги это сокровище, аки зеницу ока; не покидай его никогда, разве господь попустит ворогу отнять его у тебя. Знаю тебя, Иван, не у живого отнимут, а разве у мертвого. Помни на всякий час благословение родительское.