Неточные совпадения
Солнце уже спускалось к
деревьям, когда они, побрякивая брусницами,
вошли в лесной овражек Машкина Верха. Трава была по пояс
в середине лощины, и нежная и мягкая, лопушистая, кое-где по лесу пестреющая Иваном-да-Марьей.
Когда дорога понеслась узким оврагом
в чащу огромного заглохнувшего леса и он увидел вверху, внизу, над собой и под собой трехсотлетние дубы, трем человекам
в обхват, вперемежку с пихтой, вязом и осокором, перераставшим вершину тополя, и когда на вопрос: «Чей лес?» — ему сказали: «Тентетникова»; когда, выбравшись из леса, понеслась дорога лугами, мимо осиновых рощ, молодых и старых ив и лоз,
в виду тянувшихся вдали возвышений, и перелетела мостами
в разных местах одну и ту же реку, оставляя ее то вправо, то влево от себя, и когда на вопрос: «Чьи луга и поемные места?» — отвечали ему: «Тентетникова»; когда поднялась потом дорога на гору и пошла по ровной возвышенности с одной стороны мимо неснятых хлебов: пшеницы, ржи и ячменя, с другой же стороны мимо всех прежде проеханных им мест, которые все вдруг показались
в картинном отдалении, и когда, постепенно темнея,
входила и
вошла потом дорога под тень широких развилистых
дерев, разместившихся врассыпку по зеленому ковру до самой деревни, и замелькали кирченые избы мужиков и крытые красными крышами господские строения; когда пылко забившееся сердце и без вопроса знало, куды приехало, — ощущенья, непрестанно накоплявшиеся, исторгнулись наконец почти такими словами: «Ну, не дурак ли я был доселе?
Начинало рассветать. Он окинул взглядом
деревья, и злая улыбка осветила его лицо. Он указывал, какие цветы выбрать для букета Марфеньки:
в него
вошли все, какие оставались. Садовник сделал букет на славу.
Мы
входили немного с стесненным сердцем, по крайней мере я, с тяжелым чувством, с каким
входят в тюрьму, хотя бы эта тюрьма была обсажена
деревьями.
Мы
вошли по деревянной, чистой, лощеной лестнице темного
дерева прямо
в бесконечную галерею-залу, убранную очень хорошо, с прекрасными драпри, затейливою новейшею мебелью.
Завидели берега Явы, хотели
войти в Зондский пролив между Явой и островком Принца,
в две мили шириною, покрытым лесом красного
дерева.
Я все время поминал вас, мой задумчивый артист:
войдешь, бывало, утром к вам
в мастерскую, откроешь вас где-нибудь за рамками, перед полотном, подкрадешься так, что вы, углубившись
в вашу творческую мечту, не заметите, и смотришь, как вы набрасываете очерк, сначала легкий, бледный, туманный; все мешается
в одном свете:
деревья с водой, земля с небом… Придешь потом через несколько дней — и эти бледные очерки обратились уже
в определительные образы: берега дышат жизнью, все ярко и ясно…
Вообще весь рейд усеян мелями и рифами. Беда
входить на него без хороших карт! а тут одна только карта и есть порядочная — Бичи. Через час катер наш, чуть-чуть задевая килем за каменья обмелевшей при отливе пристани, уперся
в глинистый берег. Мы выскочили из шлюпки и очутились —
в саду не
в саду и не
в лесу, а
в каком-то парке, под непроницаемым сводом отчасти знакомых и отчасти незнакомых
деревьев и кустов. Из наших северных знакомцев было тут немного сосен, а то все новое, у нас невиданное.
При лунном свете на воротах можно было прочесть: «Грядет час
в онь же…» Старцев
вошел в калитку, и первое, что он увидел, это белые кресты и памятники по обе стороны широкой аллеи и черные тени от них и от тополей; и кругом далеко было видно белое и черное, и сонные
деревья склоняли свои ветви над белым.
Однажды, скитаясь с Ермолаем по полям за куропатками, завидел я
в стороне заброшенный сад и отправился туда. Только что я
вошел в опушку, вальдшнеп со стуком поднялся из куста; я выстрелил, и
в то же мгновенье,
в нескольких шагах от меня, раздался крик: испуганное лицо молодой девушки выглянуло из-за
деревьев и тотчас скрылось. Ермолай подбежал ко мне. «Что вы здесь стреляете: здесь живет помещик».
Когда змея вылезала из
дерева или
входила в него, она каждый раз проползала мимо шмелей. Очевидно, и шмели и уж уживались вместе и не тяготились друг другом.
Скоро мы дошли до того места, где Да-Лазагоу впадает
в Сицу. Теперь мы
вошли в лес, заваленный буреломом. Кругом все было окутано дымом.
В 50 шагах нельзя было рассмотреть
деревьев.
Дальше мы
вошли в зону густого хвойно-смешанного леса. Зимой колючки чертова
дерева становятся ломкими; хватая его рукой, сразу набираешь много заноз. Скверно то, что занозы эти
входят в кожу
в вертикальном направлении и при извлечении крошатся.
Таким зарядом надобно начать стрелять
в цель; если звук выстрела не густ, не полон, приклад не плотно прижимается к плечу, дробь не глубоко
входит даже
в мягкое
дерево и ложится пониже цели, то заряд мал: прибавляя понемногу пороху и дроби, вы, наконец, непременно найдете настоящий заряд.
И Лебедев потащил князя за руку. Они вышли из комнаты, прошли дворик и
вошли в калитку. Тут действительно был очень маленький и очень миленький садик,
в котором благодаря хорошей погоде уже распустились все
деревья. Лебедев посадил князя на зеленую деревянную скамейку, за зеленый вделанный
в землю стол, и сам поместился напротив него. Чрез минуту, действительно, явился и кофей. Князь не отказался. Лебедев подобострастно и жадно продолжал засматривать ему
в глаза.
— Я к вам постояльца привел, — продолжал Неведомов,
входя с Павлом
в номер хозяйки, который оказался очень пространной комнатой. Часть этой комнаты занимал длинный обеденный стол, с которого не снята еще была белая скатерть, усыпанная хлебными крошками, а другую часть отгораживали ширмы из красного
дерева, за которыми Каролина Карловна, должно быть, и лежала
в постели.
Он шел, не поднимая головы, покуда не добрался до конца города. Перед ним расстилалось неоглядное поле, а у дороги, близ самой городской межи, притаилась небольшая рощица.
Деревья уныло качали разбухшими от дождя ветками; земля была усеяна намокшим желтым листом; из середки рощи слышалось слабое гуденье. Гришка
вошел в рощу, лег на мокрую землю и, может быть,
в первый раз
в жизни серьезно задумался.
В той, куда мы
вошли, мебель была сборная, разнокалиберная и совершенный брак: два ломберных стола, комод ольхового
дерева, большой тесовый стол из какой-нибудь избы или кухни, стулья и диван с решетчатыми спинками и с твердыми кожаными подушками.
Кирша поехал далее, а крестьянская девушка, стоя на одном месте, провожала его глазами до тех пор, пока не потеряла совсем из виду. Не доехав шагов пятидесяти до пчельника, запорожец слез с лошади и, привязав ее к
дереву, пробрался между кустов до самых ворот загородки. Двери избушки были растворены, а собака спала крепким сном подле своей конуры. Кирша
вошел так тихо, что Кудимыч, занятый счетом яиц, которые
в большом решете стояли перед ним на столе, не приподнял даже головы.
Сказал и, сплюнув под ноги себе, равнодушно отошел от Фомы,
войдя в толпу, как клин
в дерево. Его речь окончательно пришибла Фому; он чувствовал, что мужики считают его глупым и смешным. И, чтобы спасти свое хозяйское значение
в их глазах, чтобы снова привлечь к себе уже утомленное внимание мужиков, он напыжился, смешно надул щеки и внушительным голосом бухнул...
Барон, Петицкая и княгиня, хоть не говеем, может быть, искренне, но старались между собой разговаривать весело; князь же ни слова почти не произнес, и после обеда, когда барон принялся шаловливо развешивать по
деревьям цветные фонари, чтобы осветить ими ночью сад, а княгиня вместе с г-жой Петицкой принялась тоже шаловливо помогать ему, он ушел
в свой флигель, сел там
в кресло и
в глубокой задумчивости просидел на нем до тех пор, пока не
вошел к нему прибывший на вечер Миклаков.
— Только, бога ради! не здесь, подле этих грустных, обезображенных лип. Пойдемте
в рощу. Я люблю отдыхать вот там, под этой густой черемухой. Не правда ли, — продолжала Полина, когда они,
войдя в рощу, сели на дерновую скамью, — не правда ли, что здесь и дышишь свободнее? Посмотрите, как весело растут эти березы, как пушисты эти ракитовые кусты; с какою роскошью подымается этот высокой дуб! Он не боится, что придет садовник и сравняет его с другими
деревьями.
В один прекрасный день, перед вечером, когда удлинялись тени
деревьев и вся дачная публика выбиралась на promenade, [Гулянье (франц.).] —
в калитке нашего серого дома показался молодой и очень красивый морской офицер. Значительно растрепанный и перепачканный, он
вошел порывисто и спешною походкою направился прямо
в помещение, занимаемое немками, где по этому поводу сейчас же обнаружилось некоторое двусмысленное волнение.
Они могли
входить в камни,
в стены,
в деревья, и случилось однажды: он проходил по лесу, а
дерево — осина быстро наклонилась и протянула скользкие ветви, чтобы удушить его.
Он указал на нисенький деревяяный флигелечек, выходивший окнами
в небольшой садик, пестревший цветами. Видимо, что его устраивала любящая и опытная рука. Брат Павлин скоро вернулся
в сопровождении нисенького, коренастого монаха, который молча поклонился и молча повел
в странноприимницу. Это был очень уютный домик, где пахло еще
деревом и свежей краской. О. келарь молча отворил одну дверь и молча пригласил Половецкого
войти.
Они
вошли в шалаш, где было душно, а от рогож пахло соленой рыбой, и сели там: Яков — на толстый обрубок
дерева, Мальва — на кучу кулей. Между ними стояла перерезанная поперек бочка, дно ее служило столом. Усевшись, они молча, пристально посмотрели друг на друга.
Плача, смеясь, сверкая слезинками на ресницах, она говорила ему, что с первых же дней знакомства он поразил ее своею оригинальностью, умом, добрыми, умными глазами, своими задачами и целями жизни, что она полюбила его страстно, безумно и глубоко; что когда, бывало, летом она
входила из сада
в дом и видела
в передней его крылатку или слышала издали его голос, то сердце ее обливалось холодком, предчувствием счастья; его даже пустые шутки заставляли ее хохотать,
в каждой цифре его тетрадок она видела что-то необыкновенно разумное и грандиозное, его суковатая палка представлялась ей прекрасней
деревьев.
…Когда был поднят молот, чтобы пригвоздить к
дереву левую руку Иисуса, Иуда закрыл глаза и целую вечность не дышал, не видел, не жил, а только слушал. Но вот со скрежетом ударилось железо о железо, и раз за разом тупые, короткие, низкие удары, — слышно, как
входит острый гвоздь
в мягкое
дерево, раздвигая частицы его…
Блеснули на солнце, сквозь
деревья, стекла оранжереи, треугольник белой стены, как кровью окрапленный красными листьями дикого винограда; и, подчиняясь привычке, губернатор пробрался по тропинке между опустошенных уже парников и
вошел в оранжерею. Там был рабочий Егор, старик.
Войдя в реку, мы пристали к правому ее берегу и тотчас принялись устраивать бивак
в лесу, состоящем из ели, пихты, березы и лиственицы. Время года было позднее. Вода
в лужах покрылась льдом, трава и опавшая с
деревьев листва, смоченные дождем, замерзли, и мох хрустел под ногами. Натаскали много дров и развели большой костер.
Вдали начали вырисовываться
в тумане темные силуэты
деревьев и крыши изб; у околицы тявкнула собака. Мы поднялись по деревенской улице и
вошли во двор. Здесь тумана уже не было; крыша сарая резко чернела на светлевшем небе; от скотного двора несло теплом и запахом навоза, там слышались мычание и глухой топот. Собаки спали вокруг крыльца.
Они вышли из дому и через калитку
вошли в сад. И на просторе было темно, а здесь, под липами аллеи, не видно было ничего за шаг. Они шли, словно
в подземелье Не видели друг друга, не видели земли под ногами, ступали, как
в бездну. Пахло сухими листьями, полуголые вершины
деревьев глухо шумели. Иногда сквозь ветви слабо вспыхивала зарница, и все кругом словно вздрагивало ей
в ответ. Сергей молчал.
Невыносимо ей делалось так томиться. Она
вошла в комнаты. Гостиная, как и остальные комнаты, осталась
в дереве, с драпировками из бухарских бумажных одеял, просторная, с венской мебелью. Пианино было поставлено
в углу между двумя жардиньерками.
Но вот наконец
входят они
в графскую рощу. Омытые
деревья, потревоженные налетевшим порывом ветра, сыплют на них целый поток брызгов. Терентий спотыкается о пни и начинает идти тише.
Сани остановились у кладбищенских ворот. Узелков и Шапкин вылезли из саней,
вошли в ворота и направились по длинной, широкой аллее. Оголенные вишневые
деревья и акации, серые кресты и памятники серебрились инеем.
В каждой снежинке отражался ясный солнечный день. Пахло, как вообще пахнет на всех кладбищах: ладаном и свежевскопанной землей…
Во второй сцене Эдгар
входит с отцом, сажает отца у
дерева, а сам уходит. Слышен шум битвы, вбегает Эдгар и говорит, что сраженье проиграно. Лир и Корделия
в плену. Глостер опять отчаивается. Эдгар, все не открываясь отцу, говорит ему, что не надо отчаиваться, и Глостер тотчас же соглашается с ним.
Пошел за ним. Князь отдал приказание, чтобы никто не смел
входить в сад до нашего возвращенья. Пройдя большой сад, мы перешли мост, перекинутый через овраг, и подошли к «Розовому павильону». У входа
в тот павильон уже лежали два лома, две кирки, несколько восковых свеч и небольшой красного
дерева ящик. Князь на рассвете сам их отнес туда.
Она
вошла в рощу. Какой-то таинственный шелест приветствовал ее. Ей вдруг стало жутко. Перед ней мелькнули виденные ею вчера и грезившиеся ей всю ночь два глаза. Она прислонилась к одному из
деревьев, чтобы не упасть. Тут она заметила фигуру спешившего к ней Николая Леопольдовича. Она оправилась. Она была не одна. Он был с ней.
Резинкина. Честный человек, нечего сказать!.. Нет, мать моя, теперь не дам ему денег
в руки — вышел из веры. Сама пойду с ним к портному… (Слышен крупный разговор
в сенях. Мамаев
входит и сквозь отворенную дверь говорит.) Говорят, приходите завтра, теперь не до работы. Кстати, захватите и
дерево ореховое у купца.
Тения беспрестанно наклонялась, рассматривая тропинки, и не сбилась с дороги: она благополучно дошла до оливковой рощи, но едва
вошла в нее, как увидала
в купе
деревьев сверкавший огонь от костра.
Роса лежала на траве, на кустах, даже на нижних ветвях и кустов и
дерев, и голые ножонки девочек тотчас намокли и сначала захолодели, а потом разогрелись, ступая то по мягкой траве, то по неровностям сухой земли. Ягодное место было по сведенному лесу. Девчонки
вошли прежде
в прошлогоднюю вырубку. Молодая поросль только что поднималась, и между сочных молодых кустов выдавались места с невысокой травой,
в которой зрели и прятались розовато-белые еще и кое-где красные ягоды.