Неточные совпадения
— Никогда этого с русским
народом не будет!
Власти нет, — отвечал помещик.
—…мрет без помощи? Грубые бабки замаривают детей, и
народ коснеет в невежестве и остается во
власти всякого писаря, а тебе дано в руки средство помочь этому, и ты не помогаешь, потому что, по твоему, это не важно. И Сергей Иванович поставил ему дилемму: или ты так неразвит, что не можешь видеть всего, что можешь сделать, или ты не хочешь поступиться своим спокойствием, тщеславием, я не знаю чем, чтоб это сделать.
— И потом, — продолжала девушка, — у них все как-то перевернуто. Мне кажется, что они говорят о любви к
народу с ненавистью, а о ненависти к
властям — с любовью. По крайней мере я так слышу.
— Пиши! — притопнув ногой, сказал Гапон. — И теперь царя, потопившего правду в крови
народа, я, Георгий Гапон, священник,
властью, данной мне от бога, предаю анафеме, отлучаю от церкви…
Заслуженно ненавидя
власть царя, честные люди заочно, с великой искренностью полюбили «
народ» и пошли воскрешать, спасать его.
— Арест министров — это понятно. Но — почему генералов, если войска… Что значит — на стороне
народа? Войска признали
власть Думы — так?
— У них такая думка, чтоб всемирный
народ, крестьянство и рабочие, взяли всю
власть в свои руки. Все люди: французы, немцы, финлянцы…
«Если я хочу быть искренним с самим собою — я должен признать себя плохим демократом, — соображал Самгин. — Демос — чернь,
власть ее греки называли охлократией. Служить
народу — значит руководить
народом. Не иначе. Индивидуалист, я должен признать законным и естественным только иерархический, аристократический строй общества».
— «Война тянется, мы все пятимся и к чему придем — это непонятно. Однако поговаривают, что солдаты сами должны кончить войну. В пленных есть такие, что говорят по-русски. Один фабричный работал в Питере четыре года, он прямо доказывал, что другого средства кончить войну не имеется, ежели эту кончат, все едино другую начнут. Воевать выгодно, военным чины идут, штатские деньги наживают. И надо все
власти обезоружить, чтобы утверждать жизнь всем
народом согласно и своею собственной рукой».
— «Любовь к уравнительной справедливости, к общественному добру, к народному благу парализовала любовь к истине, уничтожила интерес к ней». «Что есть истина?» — спросил мистер Понтий Пилат. Дальше! «Каковы мы есть, нам не только нельзя мечтать о слиянии с
народом, — бояться его мы должны пуще всех казней
власти и благословлять эту
власть, которая одна, своими штыками, охраняет нас от ярости народной…»
— Самодержавие — бессильно управлять
народом. Нужно, чтоб
власть взяли сильные люди, крепкие руки и очистили Россию от едкой человеческой пыли, которая мешает жить, дышать.
Показываться
народу, как вам известно, считается для верховной
власти неприличным на Востоке.
Он принадлежал к партии народовольцев и был даже главою дезорганизационной группы, имевшей целью терроризировать правительство так, чтобы оно само отказалось от
власти и призвало
народ. С этой целью он ездил то в Петербург, то за границу, то в Киев, то в Одессу и везде имел успех. Человек, на которого он вполне полагался, выдал его. Его арестовали, судили, продержали два года в тюрьме и приговорили к смертной казни, заменив ее бессрочной каторгой.
Возмущало Нехлюдова, главное, то, что в судах и министерствах сидели люди, получающие большое, собираемое с
народа жалованье за то, что они, справляясь в книжках, написанных такими же чиновниками, с теми же мотивами, подгоняли поступки людей, нарушающих написанные ими законы, под статьи, и по этим статьям отправляли людей куда-то в такое место, где они уже не видали их, и где люди эти в полной
власти жестоких, огрубевших смотрителей, надзирателей, конвойных миллионами гибли духовно и телесно.
Они говорили о несправедливости
власти, о страданиях несчастных, о бедности
народа, но, в сущности, глаза их, смотревшие друг на друга под шумок разговора, не переставая спрашивали: «можешь любить меня?», и отвечали: «могу», и половое чувство, принимая самые неожиданные и радужные формы, влекло их друг к другу.
Пассивная, рецептивная женственность в отношении государственной
власти — так характерна для русского
народа и для русской истории [Это вполне подтверждается и русской революцией, в которой
народ остается духовно пассивным и покорным новой революционной тирании, но в состоянии злобной одержимости.].
Власть должна служить
народу.
Розановское отношение к государственной
власти есть отношение безгосударственного, женственного
народа, для которого эта
власть есть всегда начало вне его и над ним находящееся, инородное ему.
Но эта
власть лучших должна быть порождена из самых недр народной жизни, должна быть имманентна
народу, его собственной потенцией, а не чем-то навязанным ему извне, поставленным над ним.
Нельзя было расшатывать исторические основы русского государства во время страшной мировой войны, нельзя было отравлять вооруженный
народ подозрением, что
власть изменяет ему и предает его.
Образование великой Турции в Европе, ее
власть над христианскими
народами — это была кара, ниспосланная за грехи Византии и христианских
народов Европы.
Она определяется силой жертвенного духа
народа, его исключительной вдохновленностью царством не от мира сего, она не может притязать на внешнюю
власть над миром и не может претендовать на то, чтобы даровать
народу земное блаженство.
Макиавеллизм в политике, капитализм в экономике, сиентизм в науке, национализм в жизни
народов, безраздельная
власть техники над человеком — все это есть порождение этих автономий.
Гораздо глубже то, что
власть опиралась на религиозные верования
народа, и ее исторические формы падали, когда эти верования разлагались.
Русский
народ хочет не столько святости, сколько преклонения и благоговения перед святостью, подобно тому как он хочет не
власти, а отдания себя
власти, перенесения на
власть всего бремени.
Государственная
власть всегда была внешним, а не внутренним принципом для безгосударственного русского
народа; она не из него созидалась, а приходила как бы извне, как жених приходит к невесте.
Славянофилы хотели оставить русскому
народу свободу религиозной совести, свободу думы, свободу духа, а всю остальную жизнь отдать во
власть силы, неограниченно управляющей русским
народом.
Государственная
власть может очень рационально править
народом, но само начало
власти совершенно иррационально.
Никакой суверенитет земной
власти не может быть примирим с христианством: ни суверенитет монарха, ни суверенитет
народа, ни суверенитет класса.
И он хочет показать, что весь русский
народ так относится к государственной
власти.
Исторический период
власти пространств над душой русского
народа кончается.
Предполагали, что иначе
народ не будет подчиняться
власти.
На колеснице с ним едет, показывая его
народу, прося
народ принять его, говоря
народу, что она покровительствует ему, женщина чудной красоты даже среди этих красавиц, — и преклоняясь перед ее красотою,
народ отдает
власть над собою Пизистрату, ее любимцу.
Народ, собравшись на Примроз-Гиль, чтоб посадить дерево в память threecentenari, [трехсотлетия (англ.).] остался там, чтоб поговорить о скоропостижном отъезде Гарибальди. Полиция разогнала
народ. Пятьдесят тысяч человек (по полицейскому рапорту) послушались тридцати полицейских и, из глубокого уважения к законности, вполовину сгубили великое право сходов под чистым небом и во всяком случае поддержали беззаконное вмешательство
власти.
Еще в прошлом году, когда собирался я вместе с ляхами на крымцев (тогда еще я держал руку этого неверного
народа), мне говорил игумен Братского монастыря, — он, жена, святой человек, — что антихрист имеет
власть вызывать душу каждого человека; а душа гуляет по своей воле, когда заснет он, и летает вместе с архангелами около Божией светлицы.
Но отношение к русскому
народу, к смыслу революции в исторической судьбе
народа, к советскому строю не тождественно с отношением к советской
власти, к
власти государства.
Я могу признавать положительный смысл революции и социальные результаты революции, могу видеть много положительного в самом советском принципе, могу верить в великую миссию русского
народа и вместе с тем ко многому относиться критически в действиях советской
власти, могу с непримиримой враждой относиться к идеологической диктатуре.
— А ты не малодушествуй… Не то еще увидим.
Власть первого зверя царит, имя же ему шестьсот и шестьдесят и шесть… Не одною лошадью он теперь трясет, а всеми потряхивает, как вениками. Стенания и вопль мног в боголюбивых
народах, ибо и земля затворилась за наши грехи.
Русский
народ не только был покорен
власти, получившей религиозное освящение, но он также породил из своих недр Стеньку Разина, воспетого в народных песнях, и Пугачева.
«Русский
народ всегда иначе относился к
власти, чем европейские
народы, — он всегда смотрел на
власть не как на благо, а как на зло…
Лучше, чтобы один человек был запачкан
властью, чем весь
народ.
Сомнение в оправданности частной собственности, особенно земельной, сомнение в праве судить и наказывать, обличение зла и неправды всякого государства и
власти, покаяние в своем привилегированном положении, сознание вины перед трудовым
народом, отвращение к войне и насилию, мечта о братстве людей — все эти состояния были очень свойственны средней массе русской интеллигенции, они проникли и в высший слой русского общества, захватили даже часть русского чиновничества.
Очень русской была у них та идея, что складу души русского
народа чужд культ
власти и славы, которая достигается государственным могуществом.
Крестьяне иногда выдавали представителям
власти народников-интеллигентов, которые готовы были отдать свою жизнь
народу.
Именно в Петровскую эпоху, в царствование Екатерины II русский
народ окончательно подпал под
власть крепостного права.
Народ жил под «
властью земли», и оторванная от земли интеллигенция готова была подчиниться этой
власти.
Всегда было противоположение «мы» — интеллигенция, общество,
народ, освободительное движение и «они» — государство, империя,
власть.
Россия к XIX в. сложилась в огромное мужицкое царство, скованное крепостным правом, с самодержавным царем во главе,
власть которого опиралась не только на военную силу, но также и на религиозные верования
народа, с сильной бюрократией, отделившей стеной царя от
народа, с крепостническим дворянством, в средней массе своей очень непросвещенным и самодурным, с небольшим культурным слоем, который легко мог быть разорван и раздавлен.
Власть принадлежит
народу, но
народ отказывается от
власти и возлагает полноту
власти на царя.
Народ, обладающий величайшим в мире государством, не любит государства и
власти и устремлен к иному.