Неточные совпадения
Заслуженно ненавидя
власть царя, честные люди заочно, с великой искренностью полюбили «
народ» и пошли воскрешать, спасать его.
— И потом, — продолжала девушка, — у них все как-то перевернуто. Мне кажется, что они говорят о любви к
народу с ненавистью, а о ненависти к
властям — с любовью. По крайней мере я так слышу.
— Самодержавие — бессильно управлять
народом. Нужно, чтоб
власть взяли сильные люди, крепкие руки и очистили Россию от едкой человеческой пыли, которая мешает жить, дышать.
— Пиши! — притопнув ногой, сказал Гапон. — И теперь царя, потопившего правду в крови
народа, я, Георгий Гапон, священник,
властью, данной мне от бога, предаю анафеме, отлучаю от церкви…
— «Любовь к уравнительной справедливости, к общественному добру, к народному благу парализовала любовь к истине, уничтожила интерес к ней». «Что есть истина?» — спросил мистер Понтий Пилат. Дальше! «Каковы мы есть, нам не только нельзя мечтать о слиянии с
народом, — бояться его мы должны пуще всех казней
власти и благословлять эту
власть, которая одна, своими штыками, охраняет нас от ярости народной…»
— У них такая думка, чтоб всемирный
народ, крестьянство и рабочие, взяли всю
власть в свои руки. Все люди: французы, немцы, финлянцы…
— «Война тянется, мы все пятимся и к чему придем — это непонятно. Однако поговаривают, что солдаты сами должны кончить войну. В пленных есть такие, что говорят по-русски. Один фабричный работал в Питере четыре года, он прямо доказывал, что другого средства кончить войну не имеется, ежели эту кончат, все едино другую начнут. Воевать выгодно, военным чины идут, штатские деньги наживают. И надо все
власти обезоружить, чтобы утверждать жизнь всем
народом согласно и своею собственной рукой».
«Если я хочу быть искренним с самим собою — я должен признать себя плохим демократом, — соображал Самгин. — Демос — чернь,
власть ее греки называли охлократией. Служить
народу — значит руководить
народом. Не иначе. Индивидуалист, я должен признать законным и естественным только иерархический, аристократический строй общества».
— Арест министров — это понятно. Но — почему генералов, если войска… Что значит — на стороне
народа? Войска признали
власть Думы — так?
В жизни государств и обществ таковы: миф монархии — о суверенитете власти монарха, миф о демократии — о суверенитете
власти народа (volonté génerale), миф коммунизма — о суверенитете власти пролетариата.
Нет! Нет! Никогда не быть этому! Не прольет она крови, хоть и чужого ей, но вверившегося ее
власти народа. Иначе сумеет она успокоить его. Надо только узнать прежде всего, отчего волнуются, чего хотят ее подданные.
Неточные совпадения
— Никогда этого с русским
народом не будет!
Власти нет, — отвечал помещик.
—…мрет без помощи? Грубые бабки замаривают детей, и
народ коснеет в невежестве и остается во
власти всякого писаря, а тебе дано в руки средство помочь этому, и ты не помогаешь, потому что, по твоему, это не важно. И Сергей Иванович поставил ему дилемму: или ты так неразвит, что не можешь видеть всего, что можешь сделать, или ты не хочешь поступиться своим спокойствием, тщеславием, я не знаю чем, чтоб это сделать.
Показываться
народу, как вам известно, считается для верховной
власти неприличным на Востоке.
Он принадлежал к партии народовольцев и был даже главою дезорганизационной группы, имевшей целью терроризировать правительство так, чтобы оно само отказалось от
власти и призвало
народ. С этой целью он ездил то в Петербург, то за границу, то в Киев, то в Одессу и везде имел успех. Человек, на которого он вполне полагался, выдал его. Его арестовали, судили, продержали два года в тюрьме и приговорили к смертной казни, заменив ее бессрочной каторгой.
Возмущало Нехлюдова, главное, то, что в судах и министерствах сидели люди, получающие большое, собираемое с
народа жалованье за то, что они, справляясь в книжках, написанных такими же чиновниками, с теми же мотивами, подгоняли поступки людей, нарушающих написанные ими законы, под статьи, и по этим статьям отправляли людей куда-то в такое место, где они уже не видали их, и где люди эти в полной
власти жестоких, огрубевших смотрителей, надзирателей, конвойных миллионами гибли духовно и телесно.