Неточные совпадения
Скотинин. Я никуда не шел, а брожу, задумавшись. У меня такой обычай, как что заберу в голову, то из нее гвоздем не выколотишь. У меня, слышь ты, что вошло в ум, тут и засело. О том вся и дума, то только и
вижу во
сне, как наяву, а наяву, как во
сне.
Спешу известить вас, — писала она в одном из них, — что я в сию ночь во
сне видела.
Он
видел первую встречу мужа с женою и заметил с проницательностью влюбленного признак легкого стеснения, с которым
сна говорила с мужем.
― Да,
сон, ― сказала она. ― Давно уж я
видела этот
сон. Я
видела, что я вбежала в свою спальню, что мне нужно там взять что-то, узнать что-то; ты знаешь, как это бывает во
сне, ― говорила она, с ужасом широко открывая глаза, ― и в спальне, в углу стоит что-то.
Что? Что такое страшное я
видел во
сне? Да, да. Мужик — обкладчик, кажется, маленький, грязный, со взъерошенною бородой, что-то делал нагнувшись и вдруг заговорил по-французски какие-то странные слова. Да, больше ничего не было во
сне, ― cказал он себе. ― Но отчего же это было так ужасно?» Он живо вспомнил опять мужика и те непонятные французские слова, которые призносил этот мужик, и ужас пробежал холодом по его спине.
— Нет, право забыл. Или я во
сне видел? Постой, постой! Да что ж сердиться! Если бы ты, как я вчера, выпил четыре бутылки на брата, ты бы забыл, где ты лежишь. Постой, сейчас вспомню!
— Есть, брат! Вот
видишь ли, ты знаешь тип женщин Оссиановских… женщин, которых
видишь во
сне… Вот эти женщины бывают на яву… и эти женщины ужасны. Женщина,
видишь ли, это такой предмет, что, сколько ты ни изучай ее, всё будет совершенно новое.
— Да, она нам призналась, что с того дня, как
увидела Печорина, он часто ей грезился во
сне и что ни один мужчина никогда не производил на нее такого впечатления. Да, они были счастливы!
Иногда случается человеку во
сне увидеть что-то подобное, и с тех пор он уже во всю жизнь свою грезит этим сновиденьем, действительность для него пропадает навсегда, и он решительно ни на что не годится.
Спор громче, громче; вдруг Евгений
Хватает длинный нож, и вмиг
Повержен Ленский; страшно тени
Сгустились; нестерпимый крик
Раздался… хижина шатнулась…
И Таня в ужасе проснулась…
Глядит, уж в комнате светло;
В окне сквозь мерзлое стекло
Зари багряный луч играет;
Дверь отворилась. Ольга к ней,
Авроры северной алей
И легче ласточки, влетает;
«Ну, — говорит, — скажи ж ты мне,
Кого ты
видела во
сне...
Но ошибался он: Евгений
Спал в это время мертвым
сном.
Уже редеют ночи тени
И встречен Веспер петухом;
Онегин спит себе глубоко.
Уж солнце катится высоко,
И перелетная метель
Блестит и вьется; но постель
Еще Евгений не покинул,
Еще над ним летает
сон.
Вот наконец проснулся он
И полы завеса раздвинул;
Глядит — и
видит, что пора
Давно уж ехать со двора.
Она поэту подарила
Младых восторгов первый
сон,
И мысль об ней одушевила
Его цевницы первый стон.
Простите, игры золотые!
Он рощи полюбил густые,
Уединенье, тишину,
И ночь, и звезды, и луну,
Луну, небесную лампаду,
Которой посвящали мы
Прогулки средь вечерней тьмы,
И слезы, тайных мук отраду…
Но нынче
видим только в ней
Замену тусклых фонарей.
Два дня ему казались новы
Уединенные поля,
Прохлада сумрачной дубровы,
Журчанье тихого ручья;
На третий роща, холм и поле
Его не занимали боле;
Потом уж наводили
сон;
Потом
увидел ясно он,
Что и в деревне скука та же,
Хоть нет ни улиц, ни дворцов,
Ни карт, ни балов, ни стихов.
Хандра ждала его на страже,
И бегала за ним она,
Как тень иль верная жена.
Карл Иваныч удивился, оставил в покое мои подошвы и с беспокойством стал спрашивать меня: о чем я? не
видел ли я чего дурного во
сне?..
Все мечты мои, во
сне и наяву, были о нем: ложась спать, я желал, чтобы он мне приснился; закрывая глаза, я
видел его перед собою и лелеял этот призрак, как лучшее наслаждение.
Все это я выдумал, потому что решительно не помнил, что мне снилось в эту ночь; но когда Карл Иваныч, тронутый моим рассказом, стал утешать и успокаивать меня, мне казалось, что я точно
видел этот страшный
сон, и слезы полились уже от другой причины.
Я сказал ему, что плачу оттого, что
видел дурной
сон — будто maman умерла и ее несут хоронить.
Думая, что это было простое обаяние
сна, которое сейчас же рассеется, он открыл больше глаза свои и
увидел, что к нему точно наклонилось какое-то изможденное, высохшее лицо и смотрело прямо ему в очи.
— Далеко-далеко отсюда я
увидел тебя во
сне и приехал, чтобы увезти тебя навсегда в свое царство.
Неужели уж столько может для них значить один какой-нибудь луч солнца, дремучий лес, где-нибудь в неведомой глуши холодный ключ, отмеченный еще с третьего года, и о свидании с которым бродяга мечтает как о свидании с любовницей,
видит его во
сне, зеленую травку кругом его, поющую птичку в кусте?
Катерина. Да, до завтра! Что во
сне увидишь, скажи! (Подходит к калитке.)
Борис. Точно я
сон какой
вижу! Эта ночь, песни, свидания! Ходят обнявшись. Это так ново для меня, так хорошо, так весело! Вот и я жду чего-то! А чего жду — и не знаю, и вообразить не могу; только бьется сердце, да дрожит каждая жилка. Не могу даже и придумать теперь, что сказать-то ей, дух захватывает, подгибаются колени! Вот какое у меня сердце глупое, раскипится вдруг, ничем не унять. Вот идет.
Скажи ж сама, голубка, мне,
Не мило ль, даже и во
сне,
Себя в краю таком
увидеть тихом?
Или во
снеОн это
видит? иль вся наша
И жизнь ничто, как
сон пустой,
Насмешка неба над землей?
Вожеватов. А, милорд! Что во
сне видел?
Лариса. Я ослепла, я все чувства потеряла, да и рада. Давно уж точно во
сне все
вижу, что кругом меня происходит. Нет, уехать надо, вырваться отсюда. Я стану приставать к Юлию Капитонычу. Скоро и лето пройдет, а я хочу гулять по лесам, собирать ягоды, грибы…
Мне приснился
сон, которого никогда не мог я позабыть и в котором до сих пор
вижу нечто пророческое, когда соображаю [Соображаю — здесь: сопоставляю, согласую.] с ним странные обстоятельства моей жизни. Читатель извинит меня: ибо, вероятно, знает по опыту, как сродно человеку предаваться суеверию, несмотря на всевозможное презрение к предрассудкам.
Она была очень набожна и чувствительна, верила во всевозможные приметы, гаданья, заговоры,
сны; верила в юродивых, в домовых, в леших, в дурные встречи, в порчу, в народные лекарства, в четверговую соль, в скорый конец света; верила, что если в светлое воскресение на всенощной не погаснут свечи, то гречиха хорошо уродится, и что гриб больше не растет, если его человеческий глаз
увидит; верила, что черт любит быть там, где вода, и что у каждого жида на груди кровавое пятнышко; боялась мышей, ужей, лягушек, воробьев, пиявок, грома, холодной воды, сквозного ветра, лошадей, козлов, рыжих людей и черных кошек и почитала сверчков и собак нечистыми животными; не ела ни телятины, ни голубей, ни раков, ни сыру, ни спаржи, ни земляных груш, ни зайца, ни арбузов, потому что взрезанный арбуз напоминает голову Иоанна Предтечи; [Иоанн Предтеча — по преданию, предшественник и провозвестник Иисуса Христа.
— Я
видела все это. Не помню когда, наверное — маленькой и во
сне. Я шла вверх, и все поднималось вверх, но — быстрее меня, и я чувствовала, что опускаюсь, падаю. Это был такой горький ужас, Клим, право же, милый… так ужасно. И вот сегодня…
— Я понимаю: ты — умный, тебя раздражает, что я не умею рассказывать. Но — не могу я! Нет же таких слов! Мне теперь кажется, что я
видела этот
сон не один раз, а — часто. Еще до рождения
видела, — сказала она, уже улыбаясь. — Даже — до потопа!
— Ты
увидишь во
сне, что поцеловал луну, ожегся и заплакал; это — во
сне!
Испуганный и как во
сне, Клим побежал, выскочил за ворота, прислушался; было уже темно и очень тихо, но звука шагов не слыхать. Клим побежал в сторону той улицы, где жил Макаров, и скоро в сумраке, под липами у церковной ограды, увидал Макарова, — он стоял, держась одной рукой за деревянную балясину ограды, а другая рука его была поднята в уровень головы, и, хотя Клим не
видел в ней револьвера, но, поняв, что Макаров сейчас выстрелит, крикнул...
— Не надо о покойниках, — попросил Лютов. И, глядя в окно, сказал: — Я вчера во
сне Одиссея
видел, каким он изображен на виньетке к первому изданию «Илиады» Гнедича; распахал Одиссей песок и засевает его солью. У меня, Самгин, отец — солдат, под Севастополем воевал, во французов влюблен, «Илиаду» читает, похваливает: вот как в старину благородно воевали! Да…
— Здравствуй, — не сразу и как бы сквозь
сон присматриваясь к Самгину неукротимыми глазами, забормотал он. — Ну, как? А? Вот
видишь — артистка! Да, брат! Она — права! Коньяку хочешь?
Самгин прошел мимо его молча. Он шагал, как во
сне, почти без сознания, чувствуя только одно: он никогда не забудет того, что
видел, а жить с этим в памяти — невозможно. Невозможно.
— Значит — правда, что
видеть во
сне птиц — неожиданная встреча! Я вернусь скоро…
Было что-то нелепое в гранитной массе Исакиевского собора, в прикрепленных к нему серых палочках и дощечках лесов, на которых Клим никогда не
видел ни одного рабочего. По улицам машинным шагом ходили необыкновенно крупные солдаты; один из них, шагая впереди, пронзительно свистел на маленькой дудочке, другой жестоко бил в барабан. В насмешливом, злокозненном свисте этой дудочки, в разноголосых гудках фабрик, рано по утрам разрывавших
сон, Клим слышал нечто, изгонявшее его из города.
— Я — близорук, да еще со
сна, — миролюбиво объяснил Самгин,
видя пред собой бритое, толстогубое лицо с монгольскими глазками и широким носом.
Бальзаминова. Разве ты что-нибудь во
сне видел?
Бальзаминова. Конечно, не всякий
сон к чему-нибудь; бывают
сны и пустые, так, к погоде. А вот ты заметь, коли чему быть, так непременно прежде
сон увидишь.
Бальзаминов. Да помилуйте! на самом интересном месте! Вдруг
вижу я, маменька, будто иду я по саду; навстречу мне идет дама красоты необыкновенной и говорит: «Господин Бальзаминов, я вас люблю и обожаю!» Тут, как на смех, Матрена меня и разбудила. Как обидно! Что бы ей хоть немного погодить? Уж очень мне интересно, что бы у нас дальше-то было. Вы не поверите, маменька, как мне хочется доглядеть этот
сон. Разве уснуть опять? Пойду усну. Да ведь, пожалуй, не приснится.
Бальзаминов. Погодите, маменька, погодите! Вот он сад-то я нынче во сне-то
видел! Я в двух садах был.
Бальзаминова. Да ты помнишь ли в лицо ту даму, которую
видел во сне-то?
Бальзаминов. Ну вот всю жизнь и маяться. Потому, маменька, вы рассудите сами, в нашем деле без счастья ничего не сделаешь. Ничего не нужно, только будь счастье. Вот уж правду-то русская пословица говорит: «Не родись умен, не родись пригож, а родись счастлив». А все-таки я, маменька, не унываю. Этот
сон… хоть я его и не весь
видел, — черт возьми эту Матрену! — а все-таки я от него могу ожидать много пользы для себя. Этот
сон, если рассудить, маменька, много значит, ох как много!
Уж разумеется, о чем думаешь, то и во
сне видишь.
Бальзаминова. А какой я без тебя
сон видела!
Бальзаминов. Экая досада! Мне бы теперь, по моим делам, очень нужно такой
сон видеть; может быть, он мне что-нибудь и напророчил бы. Что, маменька, меня никто не спрашивал?
Бальзаминова. Ну вот
видишь ли! Значит, что ж мудреного, что Миша женится на богатой? Вот в этаком-то случае сон-то и много значит, когда ждешь-то чего-нибудь. Такой уж я, Матрена,
сон видела, такой странный, что и не знаю, чему приписать!
Вижу: будто я на гулянье, что ли, только народу, народу видимо-невидимо.
Сна-то никак не распутаю; уж очень много видела-то я.