Неточные совпадения
В каждом доме живут по двое престарелых, по двое
взрослых, по двое подростков и по двое малолетков, причем
лица различных полов не стыдятся друг друга.
Левин вдруг покраснел, но не так, как краснеют
взрослые люди, — слегка, сами того не замечая, но так, как краснеют мальчики, — чувствуя, что они смешны своей застенчивостью и вследствие того стыдясь и краснея еще больше, почти до слез. И так странно было видеть это умное, мужественное
лицо в таком детском состоянии, что Облонский перестал смотреть на него.
Солидный, толстенький Дмитрий всегда сидел спиной к большому столу, а Клим, стройный, сухонький, остриженный в кружок, «под мужика», усаживался
лицом к
взрослым и, внимательно слушая их говор, ждал, когда отец начнет показывать его.
Мать нежно гладила горячей рукой его
лицо. Он не стал больше говорить об учителе, он только заметил: Варавка тоже не любит учителя. И почувствовал, что рука матери вздрогнула, тяжело втиснув голову его в подушку. А когда она ушла, он, засыпая, подумал: как это странно!
Взрослые находят, что он выдумывает именно тогда, когда он говорит правду.
Эта странная губа придавала плюшевому
лицу капризное выражение — с такой обиженной губой сидят среди
взрослых дети, уверенные в том, что они наказаны несправедливо.
— А куда? Везде все то же; везде есть мальчики, которым хочется, чтоб поскорей усы выросли, и девичьи тоже всюду есть… Ведь
взрослые не станут слушать. И вам не стыдно своей роли? — сказала она, помолчав и перебирая рукой его волосы, когда он наклонился
лицом к ее руке. — Вы верите в нее, считаете ее не шутя призванием?
Дети ненавидят аристократию
взрослых и их благосклонно-сниходительное обращение, оттого что они умны и понимают, что для них они — дети, а для слуг —
лица.
Детей у него было четверо и всё сыновья — дядя любил мудреные имена, и потому сыновья назывались: Ревокат, Феогност, Селевк и Помпей — были тоже придавлены и испуганы, по крайней мере, в присутствии отца, у которого на
лице, казалось, было написано: «А вот я тебя сейчас прокляну!» Когда я зазнал их, это были уже
взрослые юноши, из которых двое посещали университет, а остальные кончали гимназию.
Бродский был человек
взрослый, солидный, но в его устах это двустишие казалось мне как-то особенно выразительным. Однажды он куда-то ушел и вернулся довольно поздно. Мне показалось при этом, что у него
лицо не совсем обыкновенное, слегка одутловатое, как у Корниловича, а нос красноватый. Он порывисто обнял меня и сказал...
Лицо у нее горело, глаза глядели грустно, и говорила она серьезно, как
взрослая.
Младшая опять радостно поклонилась мне, но, когда Лена повернулась ко мне с приветливым поклоном, мне показалось, что
лицо у нее сильно изменилось: она стала еще красивее с отрастающими волнистыми волосами, черты были те же, но в них появилось что-то новое, как будто она стала
взрослее и серьезнее.
Период формирования девочке стоил очень дорого, и на ее
лице часто появлялось пугавшее отца выражение
взрослой женщины.
Галактион тоже смутился. Он давно не видал Устеньки. Теперь это была совсем
взрослая девушка, цветущая и с таким смелым
лицом. В столовой несколько времени тянулась самая неловкая пауза.
Наконец, Шнейдер мне высказал одну очень странную свою мысль, — это уж было пред самым моим отъездом, — он сказал мне, что он вполне убедился, что я сам совершенный ребенок, то есть вполне ребенок, что я только ростом и
лицом похож на
взрослого, но что развитием, душой, характером и, может быть, даже умом я не
взрослый, и так и останусь, хотя бы я до шестидесяти лет прожил.
Валек, вообще очень солидный и внушавший мне уважение своими манерами
взрослого человека, принимал эти приношения просто и по большей части откладывал куда-нибудь, приберегая для сестры, но Маруся всякий раз всплескивала ручонками, и глаза ее загорались огоньком восторга; бледное
лицо девочки вспыхивало румянцем, она смеялась, и этот смех нашей маленькой приятельницы отдавался в наших сердцах, вознаграждая за конфеты, которые мы жертвовали в ее пользу.
Но покуда я занимаюсь наблюдениями над
взрослою компанией, рядом со мной незаметно становится другой наблюдатель, в
лице маленького и шустрого мальчугана, который подскакивает с ноги на ногу в своем дубленом полушубке.
Я любил Богородицу; по рассказам бабушки, это она сеет на земле для утешения бедных людей все цветы, все радости — все благое и прекрасное. И, когда нужно было приложиться к ручке ее, не заметив, как прикладываются
взрослые, я трепетно поцеловал икону в
лицо, в губы.
Оба преобразились во
взрослых, зрелых мужей;
лица их возмужали и загрубели; время и труды провели глубокие борозды там, где прежде виднелись едва заметные складки.
— У ней озлобленный ум, — повторяет одними губами сестра. И вот отчего молодые люди не все сплошь влюбляются в Ирину… Они ее боятся… они боятся ее"озлобленного ума". Такая составилась о ней ходячая фраза; в этой фразе, как во всякой фразе, есть доля истины. И не одни молодые люди ее боятся; ее боятся и
взрослые, и высокопоставленные
лица, и даже особы.
Со всех сторон к яслям наклоняются седые обнаженные головы, суровые
лица, всюду блестят ласковые глаза. Вспыхнули бенгальские огни, всё темное исчезло с площади — как будто неожиданно наступил рассвет. Дети поют, кричат, смеются, на
лицах взрослых — милые улыбки, можно думать, что они тоже хотели бы прыгать и шуметь, но — боятся потерять в глазах детей свое значение людей серьезных.
Выражение его
лица стало сухим, губы плотно сжались, он зорко присматривался ко
взрослым и с подстрекающим блеском в глазах вслушивался в их речи.
Он посмотрел на юношу, но травленый взгляд его поскользнулся на твердых глазах Аяна, как птица на льду. Аян был странен в эту минуту: нижняя часть его правильного
лица смеялась, в то время как верхняя сохраняла невозмутимую, серьезную зоркость
взрослого, берущегося за дело.
Гарвей протянул руки, и в то же мгновение она осталась пуста. Полустертая акварель прыгала из рук в руки;
взрослые стали детьми; часть громко смеялась, плотоядно оскаливаясь; в
лицах иных появилось натянутое выражение, словно их заставили сделать книксен. Редок презрительно сплюнул; он не переваривал нежностей; многих царапнуло полусмешное, полустыдное впечатление, потому что вокруг всегда пахло только смолой, потом и кровью.
Даже при обыкновенном книжном чтении я целиком входил в психику изображаемого
лица и — поверите ли? — уже
взрослый, горькими слезами плакал над «Хижиной дяди Тома».
Дробыша сильно поразило это известие, и — чего с ним не бывало раньше-он сначала загрустил, потом закутил… Все это прошло, но на
лице Дробыша долго еще лежала какая-то тень; в двадцать лет он казался уже совсем серьезным,
взрослым человеком. В наших беседах он теперь часто и с большой горечью нападал на «условности и предрассудки, коверкающие жизнь».
О Гончаровой не упоминалось вовсе, и я о ней узнала только
взрослой. Жизнь спустя горячо приветствую такое умолчание матери. Мещанская трагедия обретала величие мифа. Да, по существу, третьего в этой дуэли не было. Было двое: любой и один. То есть вечные действующие
лица пушкинской лирики: поэт — и чернь. Чернь, на этот раз в мундире кавалергарда, убила — поэта. А Гончарова, как и Николай I, — всегда найдется.
Он безус, почти еще мальчик; полное, белое
лицо его с широкими скулами детски задумчиво, глаза глядят не как у
взрослых, а грустно и покорно, но весь он широк, крепок, тяжел и груб так же, как старик; он не шевелится и не меняет своей позы, точно ему не под силу приводить в движение свое крупное тело.
Алексей Семенович медленно поднял свои усталые глаза на помощника, все еще державшего в руках бумаги, и как будто знакомое что-то, старое и давно забытое увидел в этом молодом, испуганно-торжественном
лице. Выражение усталости исчезло, и где-то в глубине глаз загорелись две маленькие звездочки, а кругом появились тоненькие лучеобразные морщинки. Такое выражение бывает у
взрослых людей, когда они случайно увидят играющих котят, что-нибудь маленькое, забавное и молодое.
Его близорукие глаза не различали
лиц, и все они, и у девочек и у
взрослых, стройных девушек, казались ему одинаковыми розовыми лепестками в шапочках.
При появлении его в гостиную (так все говорили и я ручаюсь за достоверность факта), свечи и лампы начинали тухнуть; дети принимались тереть глаза и склоняли голову на плечи нянек и родителей;
взрослые вытягивали ноги, скрещивали руки на груди, старались приладиться в мягкие углы диванов; уныние, изображавшееся на
лицах присутствующих, было по истине комично; словом, все засыпало; засыпала, казалось, неугомонная левретка [собака декоративной породы.] на коленях хозяйки дома.
Рядом с пятнадцатилетней Дуней семнадцатилетняя разумница Дорушка кажется совсем
взрослой. У нее умное серьезное
лицо и толстая-претолстая темная коса, венчиком уложенная вокруг головки.
Она обвела зорким, смелым взором теснившихся вокруг нее и ее сверстниц, и почти
взрослых старшеотделенок, вглядываясь внимательно чуть щурившимися глазами в каждое детское или молодое девичье
лицо.
Она ни разу не улыбнулась, не нахмурилась, и только раз на ее
лице мелькнуло недоумение, когда она узнала, что ее пригласили учить не детей, а
взрослого, толстого человека.
И начался длинный ряд деревенских новостей. В зале уютно, старинные, засиженные мухами часы мерно тикают, в окна светит месяц… Тихо и хорошо на душе. Все эти девчурки-подростки стали теперь
взрослыми девушками; какие у них славные
лица! Что-то представляет собою моя прежняя «девичья команда»? Так называла их всех Софья Алексеевна, когда я, студентом, приезжал сюда на лето…
Возьмите хоть такую вещь: среди ваших сверстников вы, наверное, уважаете множество
лиц, среди «
взрослых людей» лишь трех-четырех, и то вы их уважаете условно.
Тася видела из своего угла, как сосредоточены и суровы были
лица у
взрослых, как недоумевающее испуганы у детей, столпившихся в кучу, точно стадо на смерть испуганных барашков.
Он ворчал, а семья его сидела за столом и ждала, когда он кончит мыть руки, чтобы начать обедать. Его жена Федосья Семеновна, сын Петр — студент, старшая дочь Варвара и трое маленьких ребят давно уже сидели за столом и ждали. Ребята — Колька, Ванька и Архипка, курносые, запачканные, с мясистыми
лицами и с давно не стриженными, жесткими головами, нетерпеливо двигали стульями, а
взрослые сидели не шевелясь и, по-видимому, для них было всё равно — есть или ждать…
— Да, она у меня храбрая! — ласково скользнул по мне взглядом отец и потом, с серьезным
лицом, взял мою руку и поцеловал ее, как у
взрослой.
Я с шиком выговорил это слово, и оно звучно пронеслось по столовой, вызвав момент всеобщей тишины.
Взрослые гости наклонили
лица над тарелками. Папа опустил руки и широко открытыми глазами взглянул на меня...
Бывая на праздниках в Туле, я иногда, по старой привычке, заходил к Конопацким. Все три сестры-красавицы были теперь
взрослые девушки, вокруг них увивалась холостая молодежь, — почему-то очень много было учителей гимназии. Однажды сидели мы в зале. Вдруг быстро вошел худенький молодой человек с незначительным
лицом, наскоро поздоровался…
Маленькая фигурка, детская на вид, но с
лицом взрослого человека, забавно быстро вылетела вперед.
Кроме двух стариков в высоком доме жила молодая девушка — вторая дочь Петра Иннокентьевча — Татьяна Петровна. Ей шел двадцать первый год, но на вид никто не дал бы ей более шестнадцати — ее тоненькая фигурка, розовый цвет
лица, с наивным, чисто детским выражением не могли навести никого на мысль, что она уже давно
взрослая девушка-невеста.
И не нравилась, как кажется, именно эта самая покорность его и предупредительность: сам он никогда не смеялся и даже не улыбался, но если кто-нибудь из
взрослых шутил, он предупредительно хохотал; сам он ничего не выражал на своем плоском белом
лице, но если кто-нибудь из
взрослых желал вызвать в нем страх, удивление, или восторг, или радость,
лицо тотчас же покорно принимало требуемое выражение.
Так же трудно было кормить его, — жадный и нетерпеливый, он не умел рассчитывать своих движений: опрокидывал чашку, давился и злобно тянулся к волосам скрюченными пальцами. И был отвратителен и страшен его вид: на узеньких, совсем еще детских плечах сидел маленький череп с огромным, неподвижным и широким
лицом, как у
взрослого. Что-то тревожное и пугающее было в этом диком несоответствии между головой и телом, и казалось, что ребенок надел зачем-то огромную и страшную маску.