Неточные совпадения
Вот наконец мы
взобрались на Гуд-гору, остановились и оглянулись:
на ней висело серое облако, и его холодное дыхание грозило близкой бурею; но
на востоке все было так ясно и золотисто, что мы, то есть я и штабс-капитан, совершенно о нем забыли…
Осетин-извозчик неутомимо погонял лошадей, чтоб успеть до ночи
взобраться на Койшаурскую
гору, и во все горло распевал песни.
Виновник всего этого
горя взобрался на телегу, закурил сигару, и когда
на четвертой версте, при повороте дороги, в последний раз предстала его глазам развернутая в одну линию кирсановская усадьба с своим новым господским домом, он только сплюнул и, пробормотав: «Барчуки проклятые», плотнее завернулся в шинель.
Они долго шли до того места, где ему надо было перескочить через низенький плетень
на дорогу, а ей
взбираться, между кустов, по тропинке
на гору, в сад.
— И как это в этакую темнять по Заиконоспасской
горе на ваших лошадях
взбираться! Как вас Бог помиловал! — опять заговорила Татьяна Марковна. — Испугались бы грозы, понесли — Боже сохрани!
Вся Малиновка, слобода и дом Райских, и город были поражены ужасом. В народе, как всегда в таких случаях, возникли слухи, что самоубийца, весь в белом, блуждает по лесу,
взбирается иногда
на обрыв, смотрит
на жилые места и исчезает. От суеверного страха ту часть сада, которая шла с обрыва по
горе и отделялась плетнем от ельника и кустов шиповника, забросили.
Фрегат
взберется на голову волны, дрогнет там
на гребне, потом упадет
на бок и начинает скользить с
горы, спустившись
на дно между двух бугров, выпрямится, но только затем, чтоб тяжело перевалиться
на другой бок и лезть вновь
на холм.
Дорогой навязавшийся нам в проводники малаец принес нам винограду. Мы пошли назад все по садам, между огромными дубами, из рытвины в рытвину,
взобрались на пригорок и, спустившись с него, очутились в городе. Только что мы вошли в улицу, кто-то сказал: «Посмотрите
на Столовую
гору!» Все оглянулись и остановились в изумлении: половины
горы не было.
Приезжаете
на станцию, конечно в плохую юрту, но под кров, греетесь у очага, находите летом лошадей, зимой оленей и смело углубляетесь, вслед за якутом, в дикую, непроницаемую чащу леса, едете по руслу рек, горных потоков, у подошвы
гор или
взбираетесь на утесы по протоптанным и — увы! где романтизм? — безопасным тропинкам.
Сразу от бивака начинался подъем. Чем выше мы
взбирались в
гору, тем больше было снега.
На самом перевале он был по колено. Темно-зеленый хвойный лес оделся в белый убор и от этого имел праздничный вид. Отяжелевшие от снега ветви елей пригнулись книзу и в таком напряжении находились до тех пор, пока случайно упавшая сверху веточка или еловая шишка не стряхивала пышные белые комья, обдавая проходящих мимо людей холодной снежной пылью.
Собрав свои котомки, мы стали
взбираться на самую высокую
гору.
Следуя за рекой, тропа уклоняется
на восток, но не доходит до истоков, а поворачивает опять
на север и
взбирается на перевал Кудя-Лин [Гу-цзя-лин — первая (или хребет) семьи Гу.], высота которого определяется в 260 м. Подъем
на него с юга и спуск
на противоположную сторону — крутые. Куполообразную
гору с левой стороны перевала китайцы называют Цзун-ган-шань [Цзунь-гань-шань —
гора, от которой отходят главные дороги.]. Она состоит главным образом из авгитового андезита.
Выбрав один из них, мы стали
взбираться на хребет. По наблюдениям Дерсу, дождь должен быть затяжным. Тучи низко ползли над землей и наполовину окутывали
горы. Следовательно,
на вершине хребта мы увидели бы только то, что было в непосредственной от нас близости. К тому же взятые с собой запасы продовольствия подходили к концу. Это принудило нас
на другой день спуститься в долину.
Горы на левой стороне ее крутые,
на правой — пологие и состоят из полевошпатового порфира. Около устья, у подножия речных террас, можно наблюдать выходы мелкозернистого гранита, который в обнажениях превращался в дресвяник. Тропа идет сначала с правой стороны реки, потом около скалы Янтун-Лаза переходит
на левый берег и отсюда
взбирается на перевал высотой в 160 м.
Каким затерявшимся кажется человек среди этих скалистых
гор, лишенных растительности! Незадолго до сумерек мы
взобрались на перевал, высота которого измеряется в 1215 м. Я назвал его Скалистым. Отсюда, сверху, все представляется в мелком масштабе: вековой лес, растущий в долине, кажется мелкой щетиной, а хвойные деревья — тоненькими иглами.
На другой день было еще темно, когда я вместе с казаком Белоножкиным вышел с бивака. Скоро начало светать; лунный свет поблек; ночные тени исчезли; появились более мягкие тона. По вершинам деревьев пробежал утренний ветерок и разбудил пернатых обитателей леса. Солнышко медленно
взбиралось по небу все выше и выше, и вдруг живительные лучи его брызнули из-за
гор и разом осветили весь лес, кусты и траву, обильно смоченные росой.
С обеих сторон,
на уступах, рос виноград; солнце только что село, и алый тонкий свет лежал
на зеленых лозах,
на высоких тычинках,
на сухой земле, усеянной сплошь крупным и мелким плитняком, и
на белой стене небольшого домика, с косыми черными перекладинами и четырьмя светлыми окошками, стоявшего
на самом верху
горы, по которой мы
взбирались.
Тройки вскачь неслись по коридорам и комнатам; шагом
взбирались по лестницам, изображавшим собой
горы, и наконец, наскакавшись и набегавшись, останавливались
на кормежку, причем «лошадей» расставляли по углам, а кучера отправлялись за «овсом» и, раздобывшись сластями, оделяли ими лошадей.
Тяжелые, лохматые, они двигались куда-то
на юго-запад,
взбирались по распадкам, обволакивали мысы и оставляли в поле зрения только подошвы
гор.
— Теперь только, дай бог, в
гору взобраться, — сказал он, не садясь еще
на козлы.
Они сначала проехали одну улицу, другую, потом
взобрались на какую-то
гору. Вихров видел, что проехали мимо какой-то церкви, спустились потом по косогору в овраг и остановились перед лачугой. Живин хоть был и не в нормальном состоянии, но шел, однако, привычным шагом. Вихров чувствовал только, что его ноги ступали по каким-то доскам, потом его кто-то стукнул дверью в грудь, — потом они несколько времени были в совершенном мраке.
На противоположной стороне,
на пристани, идет суета; нагружаются и разгружаются воза с кладью;
взбираются по деревянной лестнице в
гору крючники с пятипудовыми тяжестями за плечьми.
Начинается суматоха; вынимаются причалы; экипаж ваш слегка трогается; вы слышите глухое позвякиванье подвязанного колокольчика; пристегивают пристяжных; наконец все готово; в тарантасе вашем появляется шляпа и слышится: «Не будет ли, батюшка, вашей милости?» — «Трогай!» — раздается сзади, и вот вы бойко
взбираетесь на крутую
гору, по почтовой дороге, ведущей мимо общественного сада.
Тогда как за границу вы уже, по преданию, являетесь с требованием чего-то грандиозного и совсем-совсем нового (мне, за мои деньги, подавай!) и, вместо того, встречаете путь, усеянный кокотками, которые различаются друг от друга только тем, что одни из них въезжают
на горы в колясках, а другие, завидуя и впривскочку,
взбираются пешком.
— Этого вдруг и нельзя, — это
гора,
на которую надобно постепенно
взбираться. — Слыхали вы об Иоанне Лествичнике?
На правой стороне чуть не в самые рельсы ударяла синяя волна Мичигана — огромного, как море, и пароход, шедший прямо к берегу, выплывал из-за водного горизонта, большой и странный, точно он
взбирался на водяную
гору…
Тут случилось что-то необъяснимое. Я подходил уже к той тропинке, по которой надо
взбираться в
гору, как послышалась тропота и быстрой ходой меня догоняли три всадника
на прекрасных гнедых кабардинках. Четвертую, такую же красавицу, с легким вьюком вели в поводу. Первая фигура показалась знакомой, и я узнал моего кунака. За ним два джигита, таких же высоких и стройных, как он, с лицами, будто выкованными из бронзы: один с седеющей острой бородкой, а другой молодой.
Чтобы занять себя чем-нибудь, они ходили по Петергофскому саду,
взбирались на его
горы, глядели
на фонтан Самсон.
А как
взобрались мы
на гору да прошли малое место верхами, — дохнул из пади ветер, туман, как нарочно, в море и угнало.
От купальни нужно было подыматься вверх,
на гору, по узкой тропинке, которая была зигзагами проложена в сыпучем черном шифере, поросшем корявым дубнячком и бледно-зелеными кочнями морской капусты. Воскресенский
взбирался легко, шагая редко и широко своими длинными мускулистыми ногами. Но тучный доктор, покрывший голову, вместо шляпы, мокрым полотенцем, изнемогал от зноя и одышки. Наконец он совсем остановился, держась за сердце, тяжело дыша и мотая головой.
Кто по склону
горы между камнями разыскивал съедобные корни и, найдя, приносил Иисусу, кто,
взбираясь все выше и выше, искал задумчиво границ голубеющей дали и, не находя, поднимался
на новые островерхие камни.
Мы
взбираемся по лестнице
на гору. Опять я сажаю бледную, дрожащую Наденьку в санки, опять мы летим в страшную пропасть, опять ревет ветер и жужжат полозья, и опять при самом сильном и шумном разлете санок я говорю вполголоса...
Смотреть
на гору — не далеко, а с колодкой трудно; шел, шел, насилу
взобрался.
Осторожно
взобрался он
на крыльцо, поднялся в верхний ярус дома и вошел в хозяйские комнаты, зная, что там все спят, потому что нигде, кроме комнаты больного, огня не
горело.
В углу стоит кровать,
на ней целая
гора из пуховиков и подушек в красных наволочках; чтобы
взобраться на эту
гору, надо подставлять стул, а ляжешь — утонешь.
Перевоз здесь держит артель из хозяев-крестьян; среди перевозчиков нет ни одного ссыльного, а всё свои. Народ добрый, ласковый. Когда я, переплыв реку,
взбираюсь на скользкую
гору, чтобы выбраться
на дорогу, где ждет меня лошадь, вслед мне желают и счастливого пути, и доброго здоровья, и успеха в делах… А Иртыш сердится…
В поисках за кормом он
взбирается на высокие
горы.
Мы остановились в недоумении. Куда итти? Держаться ли намывной полосы прибоя или следовать за тропою? В это время подошел Вандага и сказал, что надо итти по тропе, потому что здесь ходят люди. Мы послушались его совета и, нимало не смутясь, стали карабкаться
на кручу. Тропа шла зигзагами, но, несмотря
на то, что проложена она была весьма искусно, все же подъем
на гору был длинный и утомительный. Мы с орочем
взобрались на вершину прибрежного хребта, а шедшие со мной стрелки немного отстали.
— Мы устроим прогулки, я познакомлю тебя с нашими
горами, аулами, научу ездить верхом, — восторженно говорила милая княжна, — потом непременно
взберемся на самую высокую вершину и там дадим торжественный обет вечной дружбы… Да, Люда?
Если ты поднимешься
на шаре, чтобы увидеть город, то поневоле, само собою, увидишь и поле, и деревни, и реки… Когда добывают стеарин, то как побочный продукт получается глицерин. Мне кажется, что современная мысль засела
на одном месте и прилипла к этому месту. Она предубеждена, вяла, робка, боится широкого, гигантского полета, как мы с тобой боимся
взобраться на высокую
гору, она консервативна.
Глостер идет по ровному, но Эдгар уверяет его, что они с трудом
взбираются на крутую
гору.
— Братцы, — говорил товарищам Пропалый, стоя над загадочным творилом,
на их глазах скрылась таинственная процессия, — мы
взбирались на подоблачные
горы и
на зубчатые башни, но не платились жизнью за свое молодечество, почему теперь не попробовать нам счастья и не опуститься вниз, хотя бы в тартарары?
— Братцы, — говорил товарищам Пропалый, стоя над загадочным творилом, куда
на их глазах скрылась таинственная процессия, — мы
взбирались на подоблачные
горы и
на зубчатые башни, но не платились жизнью за свое молодечество, почему бы теперь не попробовать нам счастья и не опуститься вниз, хотя бы в тартарары?
Нельзя себе даже представить, что можно
взобраться человеку
на такую
гору, а между тем наши солдатики ещё так недавно
взбирались на них.
Мы оставили русских
на марше от пепелища розенгофского форпоста к Сагницу. Немой, как мы сказали, служил им вожатым.
Горы, по которым они шли, были так высоки, что лошади, с тяжестями
взбираясь на них (употреблю простонародное сравнение), вытягивались, как прут, а спалзывая с них, едва не свертывались в клубок. Вековые анценские леса пробудились тысячами отголосков; обитавшие в них зверьки, испуганные необыкновенною тревогой, бежали, сами не зная куда, и попадали прямо в толпы солдат.
Пройдя шагов сто, следователь, как показалось доктору, совсем ослабел, как будто
взбирался на высокую
гору. Он остановился и, глядя
на доктора странными, точно пьяными глазами, сказал...
Взглянешь в середнее окно — Великая улица по берегу Москвы-реки, река в излучинах своих от монастыря Симонова до Воробьева села и все Замоскворечье как
на блюдечке; ближе, под тобою, по городской
горе взбираются избы одна над другою, держась за Константино-Еленовскую улицу, и видно все
на дворах, будто
на своем; еще ближе под тобою яблонный сад: кажется, вот все былинки в нем перечтешь.