Неточные совпадения
Вера вдруг будто проснулась от молитвы. Она
оглянулась и вздрогнула, заметив Райского.
На этом бы и остановиться ему, отвернуться от Малиновки навсегда или хоть надолго, и не
оглядываться — и все потонуло бы в пространстве, даже не такой дали, какую предполагал Райский между
Верой и собой, а двух-трехсот верст, и во времени — не годов, а пяти-шести недель, и осталось бы разве смутное воспоминание от этой трескотни, как от кошмара.
— А
Вера уехала вчера! — сказала Марфенька с особенной живостью, заметив, конечно, что он тоскливо
оглядывается вокруг себя.
Тут кончались его мечты, не смея идти далее, потому что за этими и следовал естественный вопрос о том, что теперь будет с нею? Действительно ли кончилась ее драма? Не опомнился ли Марк, что он теряет, и не бросился ли догонять уходящее счастье? Не карабкается ли за нею со дна обрыва на высоту? Не
оглянулась ли и она опять назад? Не подали ли они друг другу руки навсегда, чтоб быть счастливыми, как он, Тушин, и как сама
Вера понимают счастье?
— Ну, наша
Вера Васильевна уродилась, видно, не в батюшку, — рассуждал Лука «от свободности». — Карахтер у нее бедовый, вся в матушку родимую, Марью Степановну, выйдет по карахтеру-то, когда девичья-то скорость с нее соскочит… Вон как женихом-то поворачивает, только успевай
оглядываться. На што уж, кажется, Миколай-то Иваныч насчет словесности востер, а как барышня поднимет его на смешки, — только запыхтит.
— Нет, — ответил я, запнувшись и
оглядываясь в первый раз на состав своей
веры… — Верю в бога… в Христа… Но не могу верить… в вечную казнь.
Нашу эпоху разъедает болезненная рефлексия, вечное сомнение в себе, в своих правах на обладание истиной, принижает нашу эпоху дряблость
веры, слабость избрания, не осмеливаются слишком страстно и непоколебимо объясняться в любви к чему-то и к кому-то, мямлят, колеблются, боятся,
оглядываются на себя и на соседей.
— Ужасна, — равнодушно отвечал Долинский. Онучин дернул сестру за рукав и сделал строгую гримасу.
Вера Сергеевна
оглянулась на брата и, ответив ему нетерпеливым движением бровей, опять обратилась к Долинскому, стоявшему перед ней в окаменелом спокойствии.
Вера (
оглядываясь). В этом доме негде спрятаться… Вот глупый дом! Как жаль, что теперь не лето, — вы могли бы выпрыгнуть в окно!
Федосья. Ась? (
Оглядывается, садится у стола, распутывая своё вязанье, и, как всегда, что-то шепчет. По столовой, разговаривая, проходят Пётр и Софья, потом Софья садится на кушетку, Пётр на пол, к её ногам. Затем вбегает
Вера, садится рядом с матерью, поправляя растрёпанную причёску.)
Вера шла впереди него всё быстрее и быстрее, не
оглядываясь и поникнув головой. Ему казалось, что с горя она осунулась, сузилась в плечах…
— Все, как было, — сказала
Вера,
оглядываясь. — В последний раз я была здесь еще девочкой, лет десять назад. Помню, выезжал за мной тогда старик Борис. Что, он жив еще?
Борис Андреич постоял немного на месте и в большом смущении вернулся в кабинет. На столе лежал нумер «Московских ведомостей». Он взял этот нумер, сел и стал глядеть на строки, не только не понимая, что там напечатано, но даже вообще не имея понятия о том, что с ним такое происходило. С четверть часа провел он в таком положении; но вот сзади его раздался легкий шелест, и он, не
оглядываясь, почувствовал, что это вошла
Вера.
— Что делается?.. Какие дела совершаются?.. — опираясь на посох, продолжала Манефа. —
Оглянитесь… Иргиза нет, Лаврентьева нет, на Ветке пусто, в Стародубье мало что не порушено… Оскудение священного чина всюду настало — всюду душевный глад… Про Белу-Криницу не поминай мне, Василий Борисыч… сумнительно… Мы одни остаемся, да у казаков еще покаместь держится вмале древлее благочестие… Но ведь казаки люди служилые — как им за
веру стоять?..
Через пять минут все драгоценности были уложены в ридикюль.
Вера, уже одетая, последний раз
оглядывалась кругом, чтобы удостовериться, не забыто ли что-нибудь дома.
Александра Ивановна
оглянулась вокруг и не видела ничего, что бы могло причинить этот стук, но
Вера скользнула под стол, и Синтянина ощутила на пальце своей опущенной руки холодное кольцо.
Но улыбка не украсила лица
Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно. Старшая,
Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что́ она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня,
оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
Сердце замирало у него, руки тряслись, а грозный голос твердил: «Ты убийца! ты убийца!..» Колосов боялся
оглянуться назад: вдруг он встретит глаза Тани и прочтет в них мольбу о спасении и слепую
веру в него?