Неточные совпадения
— Послушай, — говорила мне
Вера, — я не хочу, чтоб ты знакомился с моим мужем, но ты должен непременно
понравиться княгине; тебе это легко: ты можешь все, что захочешь. Мы здесь только будем видеться…
— Шабаш! Поссорился с Варавкой и в газете больше не работаю! Он там на выставке ходил, как жадный мальчуган по магазину игрушек. А
Вера Петровна — точно калуцкая губернаторша, которую уж ничто не может удивить. Вы знаете, Самгин, Варавка мне
нравится, но — до какого-то предела…
Прочими книгами в старом доме одно время заведовала
Вера, то есть брала, что ей
нравилось, читала или не читала, и ставила опять на свое место. Но все-таки до книг дотрогивалась живая рука, и они кое-как уцелели, хотя некоторые, постарее и позамасленнее, тронуты были мышами.
Вера писала об этом через бабушку к Райскому, и он поручил передать книги на попечение Леонтия.
Но у
Веры нет этой бессознательности: в ней проглядывает и проговаривается если не опыт (и конечно, не опыт: он был убежден в этом), если не знание, то явное предчувствие опыта и знания, и она — не неведением, а гордостью отразила его нескромный взгляд и желание
нравиться ей. Стало быть, она уже знает, что значит страстный взгляд, влечение к красоте, к чему это ведет и когда и почему поклонение может быть оскорбительно.
Он так же боязливо караулил взгляд
Веры, стал бояться ее голоса, заслышав ее шаги, начинал оправляться, переменял две-три позы и в разговоре взвешивал слова, соображая,
понравится ли ей то, другое или нет.
Вольная, просторная, деятельная жизнь, и не без некоторого сибаритства: лежанья нежась в своей теплой, мягкой постельке, сливок и печений со сливками, — она очень
нравится Вере Павловне.
Вот каким образом произошло то, что Полозова познакомилась с
Верой Павловною; она отправилась к ней на другой же день поутру; и Бьюмонт был так заинтересован, что вечером приехал узнать, как
понравилось Катерине Васильевне новое знакомство и новое дело.
Через два дня, за утренним чаем,
Вера Павловна заметила мужу, что цвет его лица ей не
нравится.
— Ну, мне только не растеряй, снеси, хоть и без почтительности, но только с уговором, — прибавила она, пристально его оглядывая, — до порога только и допущу, а принять сегодня тебя не намерена. Дочь
Веру присылай хоть сейчас, мне она очень
нравится.
Они приучили ее слышать слова, страшные своей прямотой и смелостью, но эти слова уже не били ее с той силой, как первый раз, — она научилась отталкивать их. И порой за словами, отрицавшими бога, она чувствовала крепкую
веру в него же. Тогда она улыбалась тихой, всепрощающей улыбкой. И хотя Рыбин не
нравился ей, но уже не возбуждал вражды.
Сами по себе барышни были среднего разбора — ни хороши, ни худы, ни особенно молоды. Мне
нравилось, что они одевались очень скромно, без всяких претензий и без помощи портнихи. Младшая, Надежда, белокурая и как-то задорно здоровая, мне
нравилась больше старшей
Веры, которая была красивее, — я не любил брюнеток.
— Постой… — перебил его о. Христофор. — Если тебе твоя
вера не
нравится, так ты ее перемени, а смеяться грех; тот последний человек, кто над своей
верой глумится.
— Ах, господи! — воскликнула
Вера с досадой. — Ну как же быть? Неужели я для одного человека родилась? Ведь всякому хочется жить весело… И всякий живёт как ему
нравится… И он, и вы, и я.
— Бедненькие вы с Павлом, — пожалела его девушка.
Веру он любил, жалел её, искренно беспокоился, когда она ссорилась с Павлом, мирил их. Ему
нравилось сидеть у неё, смотреть, как она чесала свои золотистые волосы или шила что-нибудь, тихонько напевая. В такие минуты она
нравилась ему ещё больше, он острее чувствовал несчастие девушки и, как мог, утешал её. А она говорила...
—
Нравится это вам? — спросила, быстро повернувшись лицом к Долинскому,
Вера Сергеевна.
— Чего ты ждал от Европы, я не знаю, — сказал Тюменев, разводя руками, — и полагаю, что зло скорей лежит в тебе, а не в Европе: ты тогда был молод, все тебе
нравилось, все поселяло
веру, а теперь ты стал брюзглив, стар, недоверчив.
Цветаева. Тебе
нравится это… Присмотрись-ка к себе, — не находишь ли ты что-то приятное для себя в таком… раздвоении души? А может быть — ты боишься верить… ведь
вера — обязывает…
Он и
Вера постоянно были заняты около капризных патриоток, на которых угодить не было никакой возможности, которым все не
нравилось, потому что не было похоже на их институт, и которые буквально почти ничего не ели, потому что кушанья были не так приготовлены, как у них в институте.
Я втайне сознавал, что она ко мне благоволила; а
Вера Николаевна мне очень
нравилась.
—
Вере Николаевне, кажется,
понравился «Фауст», — проговорил я.
Бояре, посланные для испытания
вер, вовсе не думают о внутреннем их содержании и достоинстве, а обращают внимание только на внешность: болгарская служба им не
понравилась, у немцев не нашли они никакой красоты, а от Византии были в восторге, потому что там, по наивному рассказу Нестора, патриарх, услышав об их прибытии, — «повеле создать крилос, по обычаю сотвориша праздник и кадила возжгоша, пения и лики составиша; и иде с ними в церковь, и поставиша я на пространьне месте, показающе красоту церковную, пения и службы архиерейски» (Нестор, под годом 6495).
И никому наша
вера не мешала, а даже как будто еще многим по обычаю приходила и
нравилась не только одним простым людям, которые к богочтительству по русскому образцу склонны, но и иноверам.
Просидел он с полудня до 12-ти часов ночи, молча, и очень не
понравился Вере; ей казалось, что белый жилет в деревне — это дурной тон, а изысканная вежливость, манеры и бледное, серьезное лицо с темными бровями были приторны; и ей казалось, что постоянно молчал он потому, вероятно, что был недалек. Тетя же, когда он уехал, сказала радостно...
У
Веры никого не было родных, кроме дедушки и тети; мать умерла уже давно, отец, инженер, умер три месяца назад в Казани, проездом из Сибири. Дедушка был с большой седой бородой, толстый, красный, с одышкой, и ходил, выпятив вперед живот и опираясь на палку. Тетя, дама лет сорока двух, одетая в модное платье с высокими рукавами, сильно стянутая в талии, очевидно, молодилась и еще хотела
нравиться; ходила она мелкими шагами, и у нее при этом вздрагивала спина.
Он, серьезный, без выражения, точно дурно написанный портрет, постоянно в белом жилете, по-прежнему все молчал и был непонятен; но дамы и барышни находили его интересным и были в восторге от его манер и завидовали
Вере, которая ему, по-видимому, очень
нравилась.
Но безграничная ли
вера учеников в чудесную силу их учителя, сознание ли правоты своей или просто ослепление — пугливые слова Иуды встречались улыбкою, а бесконечные советы вызывали даже ропот. Когда Иуда добыл откуда-то и принес два меча, только Петру
понравилось это, и только Петр похвалил мечи и Иуду, остальные же недовольно сказали...
Я молча поклонился. Княгине, по-видимому,
понравилось, что я ей не возражал, и она в награду мне прибавила, что все, ею мне сейчас сказанное, есть не только
вера, но настоящее и полное убеждение, которое имеет такое твердое основание, что его не могут поколебать никакие силы.
Старику
нравилась горячая, светлая
вера юнца, а Володя невольно проникался уважением к этому скромному рыцарю долга, к этому вечному труженику, труды которого даже и не вознаграждаются, к этому добряку, несмотря на часто напускаемую им на себя личину суровости.
И долго, чуть не до самого свету, советовался он с Татьяной Андревной, рассказав ей, что говорил ему Марко Данилыч. Придумать оба не могли, что бы это значило, и не давали
веры тому, что сказано было про Веденеева. Обоим Дорониным Дмитрий Петрович очень
понравился. Татьяна Андревна находила в нем много сходства с милым, любезным Никитушкой.
Это Александре Ивановне не
понравилось, тем более, что вслед за тем как погас свет, в спаленке послышался тихий шорох и при слабом свете луны, сквозь опущенную штору, было заметно какое-то непокойное движение
Веры вдоль стены под портретом ее матери.
Выступил Леонид. Его речь
понравилась Кате. Ругнул буржуев, империалистов и стал говорить о новом строе, где будет счастье, и свобода, и красота, и прекрасные люди будут жить на прекрасной земле. И опять Катю поразило: волновали душу не слова его, а странно звучавшая в них музыка настроения и крепкой
веры.
Кате
нравилось, что Корсаков говорит прямо, что думает, — не то, что Надежда Александровна или
Вера. И когда говорилось так, без казенного самохвальства, с сознанием чудовищной огромности и трудности встающих задач, ей приемлемее становились их стремления.
Понравится ей цветок где-нибудь на меже около ржи, на луговом откосе или в лесной лощинке под кустом орешника, —
Вера Ивановна бережно выкапывает его и пересаживает к себе в садик.
В Тульской губернии у близких моих родственников было небольшое имение. Молодежь этой семьи деятельно работала в революции, сыновья и дочери то и дело либо сидели в тюрьмах, либо пребывали в ссылке, либо скрывались за границей, либо высылались в родное гнездо под гласный надзор полиции. Однажды летом к одной из дочерей приехала туда погостить
Вера Ивановна. Место очень ей
понравилось, и она решила тут поселиться. Ей отвели клочок земли на хуторе, отстоявшем за полторы версты от усадьбы.
Бывая у этого милого человека, я познакомился с его родной сестрой, женщиной-врачом
Верой Семеновной. С первого же взгляда эта женщина поразила меня своим утомленным, крайне болезненным видом. Она была молода, хорошо сложена, с правильным, несколько грубоватым лицом, но, в сравнении с подвижным, изящным и болтливым братом, казалась угловатой, вялой, неряшливой и угрюмой. Ее движения, улыбки и слова носили в себе что-то вымученное, холодное, апатичное, и она не
нравилась, ее считали гордой, недалекой.
— Они тогда, как в Киеве дедушку схоронили, сейчас с соседями тропарь петь замоталися, да так на тропаре и повисли.
Нравится им, чтоб «победы и одоления», да и отчего не петь? — заключил он, — если у кого силы живота постоянные, то ведь можно как угодно верить; но с таким желудком, как мой, какая уж тут
вера! Тут одно искушение!
— Как вам
нравится сегодня Фигнер,
Вера Степановна?.. Жена моя говорит, что он «просто душка», и до боли отхлопала себе ладоши, апплодируя, — смеялся он.
Герцогу
понравилась восточная фраза: он, почитавший себя покровителем
веры, сам любил иногда пустить в ход что-нибудь в библейском роде, и в данном случае он тоже скомпоновал что мог: он похлопал Фебуфиса по плечу и сказал...
Но, а как это новым перегудинским крепакам, однако, все-таки еще не
нравилось, то, чтобы исправить в них поврежденные понятия и освежить одеревенелый вкус, за дело взялся поп Прокоп, который служил в красных чоботах и всякую неделю читал людям за обеднею то «Павлечтение», которое укрепляет в людях
веру, что они «рабы» и что цель их жизни состоит в том, что они должны «повиноваться своим господам».
И экзальтированным мечтателям и положительным ортодоксалам одинаково не
нравится, что описанный мною архиерей и миссионеры не спешили крестить бродячих дикарей, которые нимало не усвоили истин христианской
веры и принимали крещение или страха ради, или из материальных расчетов.
Особенно он не благоволил к немцам, которых не находил возможности уважать по двум причинам: во-первых, что они «тонконоги», а во-вторых —
вера их ему не
нравилась — «святителей не почитают».
— Я думаю, никто так не был courtisée, [предметом ухаживанья,] как она, — говорила
Вера; — но никогда, до самого последнего времени никто серьезно ей не
нравился. Вот вы знаете, граф, — обратилась она к Пьеру, — даже наш милый cousin Борис, который был, entre nous, [между нами будь сказано,] очень и очень dans le pays du tendre… [в стране нежного…] говорила она, намекая на бывшую в ходу тогда карту любви.