Неточные совпадения
Выдь на
Волгу, чей стон раздается
Над
великою русской рекой.
И вдруг всё исчезает, и
великий гений переправляется зимой в оттепель через
Волгу.
—
Великий государь, — ответил Кольцо, собирая все свое присутствие духа, — не заслужил я еще тогда твоей
великой милости. Совестно мне было тебе на глаза показаться; а когда князь Никита Романыч повел к тебе товарищей, я вернулся опять на
Волгу, к Ермаку Тимофеичу, не приведет ли бог какую новую службу тебе сослужить!
— Где нам, малым людям, такие чудеса видеть! — сказал он, смиренно пожимая плечами. — Нам и во сне такой лепоты не снилось,
великий государь! Живем на
Волге по-мужицки, про Москву только слухом слышим, а в этом краю отродясь не бывывали!
Около того же времени исчез сын богатого вологодского помещика, Левашов, большой друг Саши, часто бывавший у нас. Про него потом говорили, что он ушел в народ, даже кто-то видел его на
Волге в армяке и в лаптях, ехавшего вниз на пароходе среди рабочих. Мне Левашов очень памятен — от него первого я услыхал новое о Стеньке Разине, о котором до той поры я знал, что он был разбойник и его за это проклинают анафемой в церквах
Великим постом. В гимназии о нем учили тоже не больше этого.
Князь
великий Всеволод! Доколе
Муки нам
великие терпеть?
Не тебе ль на суздальском престоле
О престоле отчем порадеть?
Ты и
Волгу веслами расплещешь,
Ты шеломом вычерпаешь Дон,
Из живых ты луков стрелы мечешь,
Сыновьями Глеба окружен.
Если б ты привел на помощь рати,
Чтоб врага не выпустить из рук, —
Продавали б девок по ногате,
А рабов — по резани на круг.
В Царицыне, увидав с
великой радостью
Волгу, вспомнил свою жизнь бурлацкую и в память Нюхаря Костыги, моего лямочного друга, купил берестяную с фольгой вятскую тавлинку, четверку костромского нюхательного табаку мятного — он летом хорош, мята в носу холодит, — понюхал и ожил!
А услыхавшие про это сразу догадались, что Голован это сделал неспроста, а что он таким образом, изболясь за людей, бросил язве шмат своего тела на тот конец, чтобы он прошел жертвицей по всем русским рекам из малого Орлика в Оку, из Оки в
Волгу, по всей Руси
великой до широкого Каспия, и тем Голован за всех отстрадал, а сам он от этого не умрет, потому что у него в руках аптекарев живой камень и он человек «несмертельный».
Благословенно буди
Пришествие твое, спаситель Руси!
Ты нам родной, тебя вспоила
Волга,
Взрастил, взлелеял православный мир,
Ты честь и слава русского народа.
Потоль
велика русская земля,
Поколь тебя и чтить и помнить будет.
Нам на
Волге жить,
Все ворами слыть.
На Яик идти,
Переход
велик;
Под Казань идти,
Грозен царь стоит.
Не ужасайся их пения дикого!
С Волхова, с матушки
Волги, с Оки,
С разных концов государства
великого —
Это всё братья твои — мужики!
— Обители бы польза, матушка, — молвила казначея. — Самоквасовы люди богатые, а грехи у покойника были
великие… Смолоду, говорят, разбои держал, суда на
Волге грабил… Такую душу вымолить не вкруг пальца ниткой обвесть… На деньги Самоквасовы скупиться не станут.
В самый тот день, когда Марку Данилычу болезнь приключилась, за
Волгой, у Патапа Максимыча, было шумное, веселое пированье. Принесла Прасковья Патаповна первого сыночка Захарушку, первого внучка Патапу Максимычу. Светел, радошен заволжский тысячник, радовался он
великою радостью.
— Экой ты прыткой, Маркел Аверьяныч! — сказал молодому пильщику, парню лет двадцати пяти, пожилой бывалый работник Абросим Степанов. Не раз он за
Волгой в лесах работал и про Чапурина много слыхал. — Поглядеть на тебя, Маркелушка, — продолжал Абросим, — орел, как есть орел, а ума, что у тетерева. Борода стала вели́ка, а смыслу в тебе не хватит на лыко.
Издревле та сторона была крыта лесами дремучими, сидели в них мордва, черемиса, булгары, буртасы и другие язы́ки чужеродные; лет за пятьсот и поболе того русские люди стали селиться в той стороне. Константин Васильевич,
великий князь Суздальский, в половине XIV века перенес свой стол из Суздаля в Нижний Новгород, назвал из чужих княжений русских людей и расселил их по
Волге, по Оке и по Кудьме. Так летопись говорит, а народные преданья вот что сказывают...
Пришли старицы к щедрому благодетелю с
великим горем своим: со́ дня на день ожидают они за
Волгу петербургского генерала; значит, скоро будет скитам конец положен, скоро настанет падение славного Керженца, скоро настанет мерзость запустения на месте святе.
О, Волга-мать, река моя родная!
Течешь ты в Каспий, горюшка не зная,
А за волной, волной твоей свободной,
Несется стон,
великий стон народный…
Все это еще не ушло от него. Устья и верховья
Волги будут служить его неизменной идее — бороться с гибелью
великой русской реки.
— Ведь без кладенецкой обители и Нижнего бы не было. Предок Александра Невского, святитель Симон, уже после того, как княжой стол утвердился на Дятковых горах, заложил город, который, и назвали Нижним в отличие от Верхнего или
Великого Новогорода… И сколько иноками нашей обители и святителями кладенецкими обращено было язычников! Ведь здесь повсюду черемисы и мордва жили, а дальше по
Волге и Каме были становища приречных болгар, самых первых тогда врагов русских людей.
Сколько она выпустит вот таких же, как я, грешный, немудрых практиков, не
великой учености, однако с
великим уважением к науке, к бережному уходу за таким народным сокровищем, как лес, без которого и
Волга совсем иссякнет, особливо в верховьях.
— С
Волги, — повторил Строганов. —
Велика матушка
Волга…
Героям жонда, мечтавшим водрузить польское знамя на колокольне Ивана
Великого и даже на западном берегу
Волги, неучтиво вязали руки назад и представляли законному начальству.
Пили дружно за свободу отчизны,
великих союзников, за Чарторижского, Мерославского, Сераковского, воеводу могилевского, хозяина, отсутствующих пулковников, был тост в честь польского знамени, водруженного на правом берегу
Волги.
Пошел ты из своей родины, изо Твери, от святого Спаса златоверхого, с его милостью, от
великого князя Михаилы Борисовича и от владыки Геннадия; потом поплыл
Волгою, в Калязине взял благословение у игумена Макария; в Нижнем Новгороде ждал татарского посла, что ехал восвояси от нашего
великого князя Ивана с кречетами; тут же пристали к вам наши русские, что шли по-твоему в дальнюю сторону, и с ними потянул ты
Волгою.