Неточные совпадения
Горница была большая,
с голландскою печью и перегородкой. Под образами стоял раскрашенный узорами стол, лавка и два стула. У входа был шкафчик
с посудой. Ставни были закрыты, мух было мало, и так чисто, что Левин позаботился о том, чтобы Ласка, бежавшая дорогой и купавшаяся в лужах, не натоптала пол, и указал ей место в углу у двери. Оглядев горницу, Левин вышел на задний двор. Благовидная молодайка в калошках, качая пустыми
ведрами на коромысле, сбежала впереди его зa
водой к колодцу.
Но его появление в коридоре было
ведром холодной
воды: соседки быстро скрылись и
с шумом захлопнули за собою дверь.
Встанешь утром, никуда не спеша,
с полным равновесием в силах души,
с отличным здоровьем,
с свежей головой и аппетитом, выльешь на себя несколько
ведер воды прямо из океана и гуляешь, пьешь чай, потом сядешь за работу.
7-го или 8-го марта, при ясной, теплой погоде, когда качка унялась, мы увидели множество какой-то красной массы, плавающей огромными пятнами по
воде. Наловили
ведра два — икры. Недаром видели стаи рыбы, шедшей незадолго перед тем тучей под самым носом фрегата. Я хотел продолжать купаться, но это уже были не тропики: холодно, особенно после свежего ветра. Фаддеев так
с радости и покатился со смеху, когда я вскрикнул, лишь только он вылил на меня
ведро.
Из трактира выбегали извозчики — в расстегнутых синих халатах,
с ведром в руке — к фонтану, платили копейку сторожу, черпали грязными
ведрами воду и поили лошадей. Набрасывались на прохожих
с предложением услуг, каждый хваля свою лошадь, величая каждого, судя по одежде, — кого «ваше степенство», кого «ваше здоровье», кого «ваше благородие», а кого «вась-сиясь!». [Ваше сиятельство.]
Лошади кормятся без призора, стаи голубей и воробьев мечутся под ногами, а извозчики в трактире чай пьют. Извозчик, выйдя из трактира, черпает прямо из бассейна грязным
ведром воду и поит лошадь, а вокруг бассейна — вереница водовозов
с бочками.
Бегали от побоев портные, сапожники, парикмахеры, столяры, маляры, особенно служившие у маленьких хозяйчиков — «грызиков», где они, кроме учения ремеслу этими хозяйчиками, а главное — их пьяными мастерами и хозяйками употреблялись на всякие побегушки. Их, в опорках и полуголых, посылали во всякое время
с ведрами на бассейн за
водой, они вставали раньше всех в квартире, приносили дрова, еще затемно ставили самовары.
Часто, отправляясь на Сенную площадь за
водой, бабушка брала меня
с собою, и однажды мы увидели, как пятеро мещан бьют мужика, — свалили его на землю и рвут, точно собаки собаку. Бабушка сбросила
ведра с коромысла и, размахивая им, пошла на мещан, крикнув мне...
[29 июня 1886 г.,
с военного судна «Тунгус», не доходя 20 миль до Дуэ, заметили на поверхности моря черную точку; когда подошли поближе, то увидели следующее: на четырех связанных бревнах, сидя на возвышениях из древесной коры, плыли куда-то два человека, около них на плоту были
ведро с пресною
водой, полтора каравая хлеба, топор, около пуда муки, немножко рису, две стеариновые свечи, кусок мыла и два кирпича чаю.
Я видел, как приходили крестьянки
с ведрами, оттыкали деревянный гвоздь, находившийся в конце колоды, подставляли
ведро под струю
воды, которая била дугой, потому что нижний конец колоды лежал высоко от земли, на больших каменных плитах (бока оврага состояли все из дикого плитняка).
Наконец выбрали и накидали целые груды мокрой сети, то есть стен или крыльев невода, показалась мотня, из длинной и узкой сделавшаяся широкою и круглою от множества попавшейся рыбы; наконец стало так трудно тащить по мели, что принуждены были остановиться, из опасения, чтоб не лопнула мотня; подняв высоко верхние подборы, чтоб рыба не могла выпрыгивать, несколько человек
с ведрами и ушатами бросились в
воду и, хватая рыбу, битком набившуюся в мотню, как в мешок, накладывали ее в свою посуду, выбегали на берег, вытряхивали на землю добычу и снова бросались за нею; облегчив таким образом тягость груза, все дружно схватились за нижние и верхние подборы и
с громким криком выволокли мотню на берег.
Косой дождь, гонимый сильным ветром, лил как из
ведра;
с фризовой спины Василья текли потоки в лужу мутной
воды, образовавшуюся на фартуке. Сначала сбитая катышками пыль превратилась в жидкую грязь, которую месили колеса, толчки стали меньше, и по глинистым колеям потекли мутные ручьи. Молния светила шире и бледнее, и раскаты грома уже были не так поразительны за равномерным шумом дождя.
Дождь лил как из
ведра, тротуары были полны
водой, ветер выл как бешеный и вместе
с потоками дождя проникал за воротник пальто.
«Пошел один!» — крикнет ему Роман, и Гнедко тотчас же повезет один, довезет до кухни и остановится, ожидая стряпок и парашников
с ведрами, чтоб брать
воду.
Выйдя из ворот, он видит: впереди, домов за десяток, на пустынной улице стоят две женщины, одна —
с вёдрами воды на плечах, другая —
с узлом подмышкой; поравнявшись
с ними, он слышит их мирную беседу: баба
с вёдрами, изгибая шею, переводит коромысло
с плеча на плечо и, вздохнув, говорит...
— Пеструшка так нежна, что летом и пяти минут не проживет в
ведре с холодною
водою; покуда удишь, можно сохранить ее живою в кружке, но домой всегда приносишь или привозишь ее снулою, хотя бы место уженья было в самом близком расстоянии: от того она много теряет своего деликатного, единственно ей только свойственного вкуса.
— Вижу, за
водой, — сказал он, посмеиваясь, — вижу. Ну, а сноха-то что ж? А? Лежит тем временем да проклажается, нет-нет да поохает!.. Оно что говорить: вестимо, жаль сердечную!.. Ну, жаль не жаль, а придется ей нынче самой зачерпнуть водицы… Поставь
ведра, пойдем: надо
с тобой слова два перемолвить.
Он направился к ручью. Почти против того места, где ручей впадал в реку, из
воды выглядывала верхушка огромной плетеной корзины, куда Глеб прятал живую рыбу. Пока выбирал он из этого самодельного садка рыбу, приемыш успел вернуться
с ведром.
— Видишь,
с ведрами, за
водой иду, — неохотно отвечала Анна, спускаясь по шатким ступеням крыльца.
Фома любил смотреть, когда моют палубу: засучив штаны по колени, матросы, со швабрами и щетками в руках, ловко бегают по палубе, поливают ее
водой из
ведер, брызгают друг на друга, смеются, кричат, падают, — всюду текут струи
воды, и живой шум людей сливается
с ее веселым плеском.
5) Есть еще примета у некоторых рыбаков
с удочкою, что в
ведро, куда предполагается сажать свою добычу, не должно наливать
воды до тех пор, покуда не выудится первая рыба. Впрочем, эта примета далеко не общая.
Женская фигурка идет
с крутого берега
с ведром за
водой, спугивая стаю уток.
Побежали за
водой к колодцу, принесли целое
ведро, окатили Харлову голову; грязь и пыль сошли
с лица, но безжизненный вид оставался тот же.
Ночь на 12 августа была особенно неприветлива: дождь лил как из
ведра, ветер со стоном и воем метался по улице, завывал в трубе и рвал
с петель ставни у окон; где-то скрипели доски, выла мокрая собака, и глухо шумела
вода в пруде, разбивая о каменистый берег ряды мутных пенившихся волн.
Степанида(выбегая, Тетереву). Тащи
ведро воды… тащи живо! (В дверь высовывается седенький старичок
с подвязанной щекой и, подмигивая, говорит Тетереву: «Господин! Она у вас тут со стола булочку стащила…» Тетерев идет в сени, толкая людей вон из них. В сенях — топот, возня, визжит мальчишка: «Ай-ай!» Кто-то смеется, кто-то обиженно восклицает: «Потише-с!»)
(Дверь за Бессеменовым затворяется, и конца речи не слышно. Комната пуста.
С двух сторон в нее несется шум: звуки голосов из комнаты Бессеменовых, тихий говор, стоны и возня из комнаты Татьяны. Тетерев вносит
ведро воды, ставит у двери и осторожно стучит в нее пальцем. Степанида отворяет дверь, берет
ведро и тоже выходит в комнату, отирая пот
с лица.)
На луговой стороне Волги, там, где впадает в нее прозрачная река Свияга и где, как известно по истории Натальи, боярской дочери, жил и умер изгнанником невинным боярин Любославский, — там, в маленькой деревеньке родился прадед, дед, отец Леонов; там родился и сам Леон, в то время, когда природа, подобно любезной кокетке, сидящей за туалетом, убиралась, наряжалась в лучшее свое весеннее платье; белилась, румянилась… весенними цветами; смотрелась
с улыбкою в зеркало…
вод прозрачных и завивала себе кудри… на вершинах древесных — то есть в мае месяце, и в самую ту минуту, как первый луч земного света коснулся до его глазной перепонки, в ореховых кусточках запели вдруг соловей и малиновка, а в березовой роще закричали вдруг филин и кукушка: хорошее и худое предзнаменование! по которому осьми-десятилетняя повивальная бабка, принявшая Леона на руки,
с веселою усмешкою и
с печальным вздохом предсказала ему счастье и несчастье в жизни,
вёдро и ненастье, богатство и нищету, друзей и неприятелей, успех в любви и рога при случае.
— Каково? — сказал он и засмеялся. — Я велел сделать на чердаке бак на сто
ведер, и вот мы
с тобой теперь будем иметь
воду.
Пришел Тяпа
с ведром воды, поставил его на нары рядом
с головой учителя и, взяв его руку, поднял на своей руке, как бы взвешивая.
А когда в избе
с шумом рухнул потолок, то от мысли, что теперь сгорит непременно вся деревня, она ослабела и уже не могла таскать
воду, а сидела на обрыве, поставив возле себя
ведра; рядом и ниже сидели бабы и голосили, как по покойнике.
Генерал. Жаль! А то бы…
ведро холодной
воды на него, когда он ляжет спать! Это делали у меня в корпусе
с трусливыми кадетами… Ужасно смешно, когда голый и мокрый человек прыгает и орет!..
— Это — верно, — сказал Назаров, тяжко вздохнув. Подбежала Христина
с ведром воды и железным ковшом.
Шла по
воду тетка Акулина, десятника жена. Поравнявшись
с мужиками, поставила
ведра наземь. Как не послушать бабе, про что мужики говорят.
Если бы газы не делались новые, не смешивались бы
с другими, не переменялись бы, то воздух бы стоял над землею и не шевелился бы, как
вода в
ведре, когда она устоится; но на земле беспрестанно делаются новые газы, и те, какие есть, смешиваются
с другими веществами.
Когда царь персидский Камбиз завоевал Египет и полонил царя египетского Псаменита, он велел вывесть на площадь царя Псаменита
с другими египтянами и велел вывести на площадь две тысячи человек, а
с ними вместе Псаменитову дочь, приказал одеть ее в лохмотья и выслать
с ведрами за
водой; вместе
с нею он послал в такой же одежде и дочерей самых знатных египтян. Когда девицы
с воем и плачем прошли мимо отцов, отцы заплакали, глядя на дочерей. Один только Псаменит не заплакал, а только потупился.
Через час! Ура! Значит, целый час оставался в моем распоряжении. Чего только нельзя было сделать в продолжении часа! Не теряя ни минуты, я выскочила в сени и, сбежав
с крыльца, помчалась к колодцу, из которого черпал
ведром воду старый Николай.
Резко и бойко одна за другой вверх по Волге выбегали баржи меркуловские. Целу путину ветер попутный им дул, и на мелях, на перекатах
воды стояло вдоволь. Рабочие на баржах были веселы, лоцманá радовались высокой
воде, водоливы
вёдру, все ровному ветру без порывов, без перемежек. «Святой воздух» широко́ расстилал «апостольские скатерти», и баржи летели, ровно птицы, а бурлаки либо спали, либо ели, либо тешились меж собою. Один хозяин не весел по палубе похаживал — тюлень у него
с ума не сходил.
Долго бы лежать тут Марку Данилычу, да увидела его соседка Акулина Прокудина. Шла Акулина
с ведрами по
воду близ того места, где упал Марко Данилыч. Вгляделась… «Батюшки светы!.. Сам Смолокуров лежит». Окликнула — не отвечает, в другой, в третий раз окликнула — ни словечка в ответ. Поставила Акулина
ведра, подошла: недвижим Марко Данилыч, безгласен, рот на сторону, а сам глухо хрипит. Перепугалась Акулина, взяла за руку Марка Данилыча — не владеет рука.
— И то не успеем! — согласилась Дуня и, схватив свою мочалку, погрузила ее в
ведро с мыльной
водой и стремительно кинулась мыть полы…
Вон пробежала беленькая, хрупкая и изящная Феничка Клементьева
с полным до краев
ведром мыльной
воды… Та самая Феничка, что часто, сидя в уголку, читает потихоньку чудом попавшие ей в руки романы и обожающая богатыря-доктора Николая Николаевича.
Началась утренняя суматоха. Молодая жидовка, в коричневом платье
с оборками, привела во двор лошадь на водопой. Заскрипел жалобно колодезный журавль, застучало
ведро… Кузька сонный, вялый, покрытый росой, сидел на повозке, лениво надевал сюртучок и слушал, как в колодезе из
ведра плескалась
вода, и пожимался от холода.
Знакомые лица, — осунувшиеся, зеленовато-серые от пыли, — казались новыми и чужими. Плечи вяло свисали, не хотелось шевелиться.
Воды не было, не было не только, чтобы умыться, но даже для чаю: весь ручей вычерпали до дна раньше пришедшие части.
С большим трудом мы добыли четверть
ведра какой-то жидкой грязи, вскипятили ее и, засыпав чаем, выпили. Подошли два знакомых офицера.
— Так арестуйте же и меня вместе
с маркизом! — воскликнула она вне себя от негодования и неожиданно для всех схватила стоявшее близ умывальника фаянсовое
ведро, полное грязной
воды, и вылила его на голову комиссара.
Тогда, не помня себя от негодования и горя, несчастная женщина в состоянии самозабвения схватила первую вещь, попавшуюся ей под руку, оказавшуюся
ведром с грязной
водой, и облила ею господина Жакобса.
По счастью, на грязном дворе за сараем кучер Евмен мыл коляску; и хотя он делал это часто и вид имел самый обыкновенный, но теперь, в решительном плескании
воды из
ведра, в жилистых руках
с засученными по локоть рукавами красной рубахи, явственно чувствовалось что-то праздничное.