Неточные совпадения
Была пятница, и
в столовой часовщик Немец заводил часы. Степан Аркадьич вспомнил свою шутку об этом аккуратном плешивом часовщике, что Немец «сам
был заведен на всю жизнь, чтобы заводить часы», — и улыбнулся. Степан Аркадьич любил хорошую шутку. «А может
быть, и образуется! Хорошо словечко: образуется, подумал он. Это надо рассказать».
Письмо
было от Анны. Еще прежде чем он прочел письмо, он уже знал его содержание. Предполагая, что выборы кончатся
в пять дней, он обещал вернуться
в пятницу. Нынче
была суббота, и он знал, что содержанием письма
были упреки
в том, что он не вернулся во-время. Письмо, которое он послал вчера вечером, вероятно, не дошло еще.
— Вы мне не сказали, когда развод. Положим, я забросила свой чепец через мельницу, но другие поднятые воротники
будут вас бить холодом, пока вы не женитесь. И это так просто теперь. Ça se fait. [Это обычно.] Так вы
в пятницу едете? Жалко, что мы больше не увидимся.
В роще чай бы стали
пить,
в ильинскую
пятницу на Пороховые бы Заводы пошли, за нами бы телега с припасами да с самоваром ехала.
Летом отправлялись за город,
в ильинскую
пятницу — на Пороховые Заводы, и жизнь чередовалась обычными явлениями, не внося губительных перемен, можно
было бы сказать, если б удары жизни вовсе не достигали маленьких мирных уголков. Но, к несчастью, громовой удар, потрясая основания гор и огромные воздушные пространства, раздается и
в норке мыши, хотя слабее, глуше, но для норки ощутительно.
Пекли исполинский пирог, который сами господа
ели еще на другой день; на третий и четвертый день остатки поступали
в девичью; пирог доживал до
пятницы, так что один совсем черствый конец, без всякой начинки, доставался,
в виде особой милости, Антипу, который, перекрестясь, с треском неустрашимо разрушал эту любопытную окаменелость, наслаждаясь более сознанием, что это господский пирог, нежели самым пирогом, как археолог, с наслаждением пьющий дрянное вино из черепка какой-нибудь тысячелетней посуды.
Споры возобновлялись на всех литературных и нелитературных вечерах, на которых мы встречались, — а это
было раза два или три
в неделю.
В понедельник собирались у Чаадаева,
в пятницу у Свербеева,
в воскресенье у А. П. Елагиной.
Но дорога до Троицы ужасна, особливо если Масленица поздняя. Она представляет собой целое море ухабов, которые
в оттепель до половины наполняются водой. Приходится ехать шагом, а так как путешествие совершается на своих лошадях, которых жалеют, то первую остановку делают
в Больших Мытищах, отъехавши едва пятнадцать верст от Москвы. Такого же размера станции делаются и на следующий день, так что к Троице
поспевают только
в пятницу около полудня, избитые, замученные.
Как на грех,
в это утро у нас
в доме ожидают визитов. Не то чтобы это
был назначенный приемный день, а так уже завелось, что по
пятницам приезжают знакомые, за которыми числится «должок» по визитам.
— И рада бы, да не могу… Аншанте! [Счастлива! (от фр. enchantée)] До
пятницы. Дочку привозите. Мсьё Обрящин
будет! —
в заключение язвит гостья на прощанье.
— Запрягают — это верно! — подтверждает Степан, — еще намеднись я слышал, как мать Алемпию приказывала: «
В пятницу, говорит, вечером у престольного праздника
в Лыкове
будем, а по дороге к Боровковым обедать заедем».
В пятницу и субботу на Масленой вся улица между Купеческим клубом и особняком Ляпиных
была аккуратно уложена толстым слоем соломы.
Вспомнил я, что некогда блаженной памяти нянюшка моя Клементьевна, по имени Прасковья, нареченная
Пятница, охотница
была до кофею и говаривала, что помогает он от головной боли. Как чашек пять
выпью, — говаривала она, — так и свет вижу, а без того умерла бы
в три дни.
Да и все остальные растерялись. Дело выходило самое скверное, главное, потому, что вовремя не оповестили старика. А суббота быстро близилась…
В пятницу был собран экстренный семейный совет. Зять Прокопий даже не вышел на работу по этому случаю.
Слышно
было, как переминалась с ноги на ногу застоявшаяся у крыльца лошадь да как
в кухне поднималась бабья трескотня: у Домнушки сидела
в гостях шинкарка Рачителиха, красивая и хитрая баба, потом испитая старуха, надрывавшаяся от кашля, — мать Катри, заводская дурочка Парасковея-Пятница и еще какие-то звонкоголосые заводские бабенки.
Но сват уже пятился к дверям, озираясь по сторонам: Окулко
был знаменитый разбойник, державший
в страхе все заводы.
В дверях старики натолкнулись на дурака Терешку и Парасковею-Пятницу, которых подталкивали
в спину другие.
Белоярцев выносил это объяснение с спокойствием, делающим честь его уменью владеть собою, и довел дело до того, что
в первую
пятницу в Доме,
было нечто вроде вечерочка.
Были тут и граждане,
было и несколько мирян. Даже здесь появился и приехавший из Москвы наш давний знакомый Завулонов. Белоярцев
был в самом приятном духе: каждого он приветил, каждому, кем он дорожил хоть каплю, он попал
в ноту.
А Великий пост
был: у нас
в доме как вот словно
в монастыре, опричь грибов ничего не варили, да и то по середам и по
пятницам без масла.
И вот как раз теперь этот давно ожидаемый срок подошел: только что кончилась большая контрактовая ярмарка, и все нотариальные конторы совершали ежедневно сделки на громадные суммы. Тамара знала, что нотариус отвозил обычно залоговые и иные деньги
в банк по субботам, чтобы
в воскресенье
быть совершенно свободным. И вот потому-то
в пятницу днем нотариус получил от Тамары следующее письмо...
— А вот видишь что! — отвечал Живин, соображая. —
В пятницу в Петербург возвратится Виссарион, и они уже непременно целый вечер
будут дома… Хочешь, я заеду за тобой и поедем!
—
В пятницу-с я
был в театре, прослушал божественную Бозио [Бозио Ангелина (1824—1859) — итальянская певица, умершая во время гастролей
в России от воспаления легких.] и думал вас там встретить, — начал он.
Он
в продолжение
пятницы отслушал все службы, целый день почти ничего не
ел и
в самом худшем своем платье и с мрачным лицом отправился
в церковь.
Все это происходило
в страстную
пятницу, — когда
было назначено свидание Кати и Наташи, накануне отъезда Алеши и Кати из Петербурга.
— Ты все шутишь, Маслобоев. Я Александре Семеновне поклянусь, что на будущей неделе, ну хоть
в пятницу, приду к вам обедать; а теперь, брат, я дал слово, или, лучше сказать, мне просто надобно
быть в одном месте. Лучше объясни мне: что ты хотел сообщить?
В среду,
в четверг,
в пятницу меня не
будет в Петербурге.
— Вы лучше вечерком к нам зайдите, — любезно пригласил меня Осип Иваныч, — по
пятницам у нас хорошие люди собираются. Может
быть,
в стуколку сыграете, а не то, так Иван Иваныч и по маленькой партию составит.
— Все учи тебя! Ты польсти ей, прикинься немножко влюбленным — со второго раза она пригласит тебя уж не
в среду, а
в четверг или
в пятницу, ты удвой внимательность, а я потом немножко ее настрою, намекну, будто ты
в самом деле — того… Она, кажется… сколько я мог заметить… Такая чувствительная… должно
быть, слабонервная… она, я думаю, тоже не прочь от симпатии… от излияний…
— Ты и так живешь взаперти, — сказал он, помолчав, — а когда к нам перестанут собираться приятели по
пятницам, ты
будешь совершенно
в пустыне. Впрочем, изволь; ты желаешь этого —
будет исполнено. Что ж ты станешь делать?
Раз я страстно влюбился
в очень полную даму, которая ездила при мне
в манеже Фрейтага, вследствие чего каждый вторник и
пятницу — дни,
в которые она ездила, — я приходил
в манеж смотреть на нее, но всякий раз так боялся, что она меня увидит, и потому так далеко всегда становился от нее и бежал так скоро с того места, где она должна
была пройти, так небрежно отворачивался, когда она взглядывала
в мою сторону, что я даже не рассмотрел хорошенько ее лица и до сих пор не знаю,
была ли она точно хороша собой или нет.
Главным сотрудником, по существу редактором, так как сам
был полуграмотным, Морозов пригласил А.М. Пазухина, автора романов и повестей, годами печатавшихся непрерывно
в «Московском листке» по средам и
пятницам. И
в эти дни газетчики для розницы брали всегда больше номеров и говорили...
Прошло два года. Я вел репортерскую работу, редактировал «Журнал спорта» по зимам, чуть ли не каждую
пятницу выезжал
в Петербург на «
пятницы К.К. Случевского», где собирались литераторы, издававшие журнал «Словцо», который составлялся тут же на
пятницах, и
было много интересных, талантливых людей из литературного общества столицы, и по осеням уезжал
в южнорусские степи на Дон или Кавказ.
Широко я попользовался этим билетом. Мотался всюду, по всей России, и на Кавказ, и
в Донские степи, и
в Крым, и опять на выставку приезжал, а зимой чуть не на каждую
пятницу поэтов, собиравшихся у К.К. Случевского, ездил
в Петербург из Москвы с курьерским. И за все это я
был обязан встрече на улице с Амфитеатровым, который через три года дал мне еще более интересную работу.
Статьи для цензуры посылались
в пятницу, а хроника и отчеты —
в субботу, после четырех часов дня, то
есть когда верстался номер. Бывали случаи, что уже наступал вечер, а цензурных гранок не приносили. Приходилось иногда ехать самому к цензору на квартиру выручать материал.
— Чтобы по приказанию, то этого не было-с ничьего, а я единственно человеколюбие ваше знамши, всему свету известное. Наши доходишки, сами знаете, либо сена клок, либо вилы
в бок. Я вон
в пятницу натрескался пирога, как Мартын мыла, да с тех пор день не
ел, другой погодил, а на третий опять не
ел. Воды
в реке сколько хошь,
в брюхе карасей развел… Так вот не
будет ли вашей милости от щедрот; а у меня тут как раз неподалеку кума поджидает, только к ней без рублей не являйся.
В пятницу вечером я
в Б—цах с офицерами
пил.
— На самом деле ничего этого не произойдет, а
будет вот что-с: Аксинья, когда Валерьян Николаич
будет владеть ею беспрепятственно, очень скоро надоест ему, он ее бросит и вместе с тем, видя вашу доброту и снисходительность,
будет от вас требовать денег, и когда ему покажется, что вы их мало даете ему, он, как муж, потребует вас к себе: у него, как вы хорошо должны это знать, семь
пятниц на неделе; тогда, не говоря уже о вас,
в каком же положении я останусь?
— Я
в Ницце двадцать лет жил, так все даже удивлялись. Оркестр у меня
был, концерты по
пятницам…
Накануне каждой субботы,
в пятницу вечером,
в нашу казарму нарочно ходили из других казарм посмотреть, как Исай Фомич
будет справлять свой шабаш.
В базарные дни, среду и
пятницу, торговля шла бойко, на террасе то и дело появлялись мужики и старухи, иногда целые семьи, всё — старообрядцы из Заволжья, недоверчивый и угрюмый лесной народ. Увидишь, бывало, как медленно, точно боясь провалиться, шагает по галерее тяжелый человек, закутанный
в овчину и толстое, дома валянное сукно, — становится неловко перед ним, стыдно. С великим усилием встанешь на дороге ему, вертишься под его ногами
в пудовых сапогах и комаром
поешь...
В пятницу Передонов
был у председателя уездной земской управы.
— Я, вашество, сам на себе испытал такой случай, — говорил Тарас. —
Были у меня
в имении скотские падежи почти ежегодно. Только я, знаете, сначала тоже мудровал: и ветеринаров приглашал, и знахарям чертову пропасть денег просадил, и попа
в Егорьев день по полю катал — все, знаете, чтоб польза
была. Хоть ты что хочешь! Наконец я решился-с. Бросил все, пересек скотниц и положил праздновать ильинскую
пятницу. И что ж, сударь! С тех пор как отрезало. Везде кругом скотина как мухи мрет, а меня Бог милует!
Впоследствии я бывал на «
пятницах» Полонского
в Петербурге, и года через три, когда я уже
был женат и жил на Мясницкой,
в гостинице «Рояль», возвращаясь домой с женой к обеду, я получил от швейцара карточку «Яков Петрович Полонский».
— Никакого, боярин. Если ты прежде шести месяцев и шести дней привезешь боярышню
в Москву, хоть, например,
в понедельник, то на той же неделе
в пятницу будешь ее отпевать.
Жадов. Ничего… ничего… легко… легко… все легко на свете. Только надобно, чтоб не напоминало ничто! Это просто сделать! Это я сделаю…
буду сторониться, прятаться от своих прежних товарищей… не
буду ходить туда, где говорят про честность, про святость долга… целую неделю работать, а
в пятницу на субботу собирать разных Белогубовых и пьянствовать на наворованные деньги, как разбойники… да, да… А там и привыкнешь…
Юлинька. Когда он
был у нас
в третий раз, помните,
в пятницу, я ему стихи читала любовные; он тоже, кажется, ничего не понял. А уж
в четвертый раз я ему записку написала.
В пятницу он должен
был писать воскресный фельетон.
Мясо подавали очень редко, блюда всё
были молочные, а
в среды и
в пятницы — постные, и
в эти дни подавались к столу розовые тарелки, которые назывались постными.
В пятницу же дядя встал раньше, чем всегда привык, и сделал довольно продолжительную утреннюю прогулку
в санях, потом торопливо позавтракал и поехал
в суд, где под стать ему все
было несколько иначе настроено.
В пятницу с утра
был возле матери. Странно
было то, что Елена Петровна, словно безумная или околдованная, ничего не подозревала и радовалась любви сына с такой полнотой и безмятежностью, как будто и всю жизнь он ни на шаг не отходил от нее. И даже то бросавшееся
в глаза явление, что Линочка сидит
в своей комнате и готовится к экзамену, а Саша ничего не делает, не остановило ее внимания. Уж даже и Линочка начала что-то подозревать и раза два ловила Сашу с тревожным вопросом...
Было одно неудобство, немного портившее квартиру: ее отдаленность от центра и то, что
в гимназию детям путь лежал через грязную площадь, на которой по средам и
пятницам раскидывался базар, наезжали мужики с сеном и лыками, пьянствовали по трактирам и безобразничали.