Неточные совпадения
Дворяне и в
большой и в малой зале группировались лагерями, и, по враждебности и недоверчивости взглядов, по замолкавшему при приближении чуждых лиц говору, по тому, что некоторые, шепчась, уходили даже в дальний коридор, было видно, что каждая сторона имела
тайны от другой.
— Эта игра словами, это скрывание
тайны, как и для всех женщин, имело
большую прелесть для Анны.
Теперь я должен несколько объяснить причины, побудившие меня предать публике сердечные
тайны человека, которого я никогда не знал. Добро бы я был еще его другом: коварная нескромность истинного друга понятна каждому; но я видел его только раз в моей жизни на
большой дороге; следовательно, не могу питать к нему той неизъяснимой ненависти, которая, таясь под личиною дружбы, ожидает только смерти или несчастия любимого предмета, чтоб разразиться над его головою градом упреков, советов, насмешек и сожалений.
Как-то в жарком разговоре, а может быть, несколько и выпивши, Чичиков назвал другого чиновника поповичем, а тот, хотя действительно был попович, неизвестно почему обиделся жестоко и ответил ему тут же сильно и необыкновенно резко, именно вот как: «Нет, врешь, я статский советник, а не попович, а вот ты так попович!» И потом еще прибавил ему в пику для
большей досады: «Да вот, мол, что!» Хотя он отбрил таким образом его кругом, обратив на него им же приданное название, и хотя выражение «вот, мол, что!» могло быть сильно, но, недовольный сим, он послал еще на него
тайный донос.
Привычка усладила горе,
Не отразимое ничем;
Открытие
большое вскоре
Ее утешило совсем:
Она меж делом и досугом
Открыла
тайну, как супругом
Самодержавно управлять,
И всё тогда пошло на стать.
Она езжала по работам,
Солила на зиму грибы,
Вела расходы, брила лбы,
Ходила в баню по субботам,
Служанок била осердясь —
Всё это мужа не спросясь.
Чем
больше горячился папа, тем быстрее двигались пальцы, и наоборот, когда папа замолкал, и пальцы останавливались; но когда Яков сам начинал говорить, пальцы приходили в сильнейшее беспокойство и отчаянно прыгали в разные стороны. По их движениям, мне кажется, можно бы было угадывать
тайные мысли Якова; лицо же его всегда было спокойно — выражало сознание своего достоинства и вместе с тем подвластности, то есть: я прав, а впрочем, воля ваша!
У ворот своего дома стоял бывший чиновник казенной палаты Ивков,
тайный ростовщик и сутяга, — стоял и смотрел в небо, как бы нюхая воздух. Ворон и галок в небе сегодня значительно
больше. Ивков, указывая пальцем на баррикаду, кричит что-то и смеется, — кричит он штабс-капитану Затесову, который наблюдает, как дворник его, сутулый старичок, прилаживает к забору оторванную доску.
— Вот и мы здесь тоже думаем — врут! Любят это у нас — преувеличить правду. К примеру — гвоздари: жалуются на скудость жизни, а между тем — зарабатывают
больше плотников. А плотники — на них ссылаются, дескать — кузнецы лучше нас живут. Союзы
тайные заводят… Трудно, знаете, с рабочим народом. Надо бы за всякую работу единство цены установить…
Она ни перед кем никогда не открывает сокровенных движений сердца, никому не поверяет душевных
тайн; не увидишь около нее доброй приятельницы, старушки, с которой бы она шепталась за чашкой кофе. Только с бароном фон Лангвагеном часто остается она наедине; вечером он сидит иногда до полуночи, но почти всегда при Ольге; и то они все
больше молчат, но молчат как-то значительно и умно, как будто что-то знают такое, чего другие не знают, но и только.
Но чем чаще они виделись, тем
больше сближались нравственно, тем роль его становилась оживленнее: из наблюдателя он нечувствительно перешел в роль истолкователя явлений, ее руководителя. Он невидимо стал ее разумом и совестью, и явились новые права, новые
тайные узы, опутавшие всю жизнь Ольги, все, кроме одного заветного уголка, который она тщательно прятала от его наблюдения и суда.
Может быть, Вера несет крест какой-нибудь роковой ошибки; кто-нибудь покорил ее молодость и неопытность и держит ее под другим злым игом, а не под игом любви, что этой последней и нет у нее, что она просто хочет там выпутаться из какого-нибудь узла, завязавшегося в раннюю пору девического неведения, что все эти прыжки с обрыва,
тайны, синие письма —
больше ничего, как отступления, — не перед страстью, а перед другой темной тюрьмой, куда ее загнал фальшивый шаг и откуда она не знает, как выбраться… что, наконец, в ней проговаривается любовь… к нему… к Райскому, что она готова броситься к нему на грудь и на ней искать спасения…»
— Какая
тайна? Что вы! — говорила она, возвышая голос и делая
большие глаза. — Вы употребляете во зло права кузена — вот в чем и вся
тайна. А я неосторожна тем, что принимаю вас во всякое время, без тетушек и папа…
Скажи она, вот от такого-то или от такой-то, и кончено дело, он и спокоен. Стало быть, в нем теперь неугомонное, раздраженное любопытство — и
больше ничего. Удовлетвори она этому любопытству, тревога и пройдет. В этом и вся
тайна.
Я промолчал; ну что тут можно было извлечь? И однако же, после каждого из подобных разговоров я еще более волновался, чем прежде. Кроме того, я видел ясно, что в нем всегда как бы оставалась какая-то
тайна; это-то и привлекало меня к нему все
больше и
больше.
Били они
большею частию на семейные
тайны.
У Марьи Степановны не было
тайн от немой, и последняя иногда делилась ими с Лукой, хотя с
большой осторожностью, потому что Лука иногда мог и сболтнуть лишнее, особенно под пьяную руку.
На первых порах Старцева поразило то, что он видел теперь первый раз в жизни и чего, вероятно,
больше уже не случится видеть: мир, не похожий ни на что другое, — мир, где так хорош и мягок лунный свет, точно здесь его колыбель, где нет жизни, нет и нет, но в каждом темном тополе, в каждой могиле чувствуется присутствие
тайны, обещающей жизнь тихую, прекрасную, вечную.
Лощина эта имела вид почти правильного котла с пологими боками; на дне ее торчало стоймя несколько
больших белых камней, — казалось, они сползлись туда для
тайного совещания, — и до того в ней было немо и глухо, так плоско, так уныло висело над нею небо, что сердце у меня сжалось.
— Вот оно: «ах, как бы мне хотелось быть мужчиною!» Я не встречал женщины, у которой бы нельзя было найти эту задушевную
тайну. А
большею частью нечего и доискиваться ее — она прямо высказывается, даже без всякого вызова, как только женщина чем-нибудь расстроена, — тотчас же слышишь что-нибудь такое: «Бедные мы существа, женщины!» или: «мужчина совсем не то, что женщина», или даже и так, прямыми словами: «Ах, зачем я не мужчина!».
«Где другие? — говорит светлая царица, — они везде; многие в театре, одни актерами, другие музыкантами, третьи зрителями, как нравится кому; иные рассеялись по аудиториям, музеям, сидят в библиотеке; иные в аллеях сада, иные в своих комнатах или чтобы отдохнуть наедине, или с своими детьми, но
больше,
больше всего — это моя
тайна.
— Да, да, — повторил я с каким-то ожесточением, — и в этом вы одни виноваты, вы одни. Зачем вы сами выдали вашу
тайну? Кто заставлял вас все высказать вашему брату? Он сегодня был сам у меня и передал мне ваш разговор с ним. — Я старался не глядеть на Асю и ходил
большими шагами по комнате. — Теперь все пропало, все, все.
Ведь были же и у нее минуты забвения, в которые она страстно любила своего будущего малютку, и тем
больше, что его существование была
тайна между ними двумя; было же время, в которое она мечтала об его маленькой ножке, об его молочной улыбке, целовала его во сне, находила в нем сходство с кем-то, который был ей так дорог…
В самом деле,
большей частию в это время немца при детях благодарят, дарят ему часы и отсылают; если он устал бродить с детьми по улицам и получать выговоры за насморк и пятны на платьях, то немец при детях становится просто немцем, заводит небольшую лавочку, продает прежним питомцам мундштуки из янтаря, одеколон, сигарки и делает другого рода
тайные услуги им.
Немки пропадали со скуки и, увидевши человека, который если не хорошо, то понятно мог объясняться по-немецки, пришли в совершенный восторг, запоили меня кофеем и еще какой-то «калтешале», [прохладительным напитком (от нем. kaLte SchaLe).] рассказали мне все свои
тайны, желания и надежды и через два дня называли меня другом и еще
больше потчевали сладкими мучнистыми яствами с корицей.
Чуб не без
тайного удовольствия видел, как кузнец, который никому на селе в ус не дул, сгибал в руке пятаки и подковы, как гречневые блины, тот самый кузнец лежал у ног его. Чтоб еще
больше не уронить себя, Чуб взял нагайку и ударил его три раза по спине.
Любовь есть опыт проникновения в эту
тайну, но
тайна уходит в
большую глубину.
И каждый раз с пронизывающей меня остротой я ощущаю, что существование мира не может быть самодостаточным, не может не иметь за собой в еще
большей глубине
Тайны, таинственного Смысла.
Меня интересовал этот мир, я искренно хотел более проникнуть в
тайну православия и надеялся найти там
большую серьезность, чем в петербургских литературных кругах.
Книг было не очень много и
больше все товар по тому времени ходкий: Дюма, Евгений Сю, Купер,
тайны разных дворов и, кажется, уже тогда знаменитый Рокамболь…
Его поразило
больше всего то, что так просто раскрывались самые
тайные дела и мысли, о которых, кажется, знали только четыре стены.
От Стабровского Устенька вышла в каком-то тумане. Ее сразу оставила эта выдержка. Она шла и краснела, припоминая то, что говорил Стабровский. О, только он один понимал ее и с какою вежливостью старался не дать этого заметить! Но она уже давно научилась читать между строк и понимала
больше, чем он думал. В сущности сегодняшнее свидание с Харитиной было ее экзаменом. Стабровский, наконец, убедился в том, чего боялся и за что жалел сейчас ее. Да, только он один будет знать ее девичью
тайну.
Русские мыслили о всех проблемах по существу, как бы стоя перед
тайной бытия, западные же люди, отягченные своим прошлым, мыслили о всех проблемах слишком в культурных отражениях, т. е. в русской мысли было
больше свежести и непосредственности.
Это сознание, всегда покорное разуму малому и несогласное совершить мистический акт самоотречения, которым стяжается разум
большой, утверждает одну сторону истины и упускает другую ее сторону, оставляет раздельным то, в соединении чего вся
тайна Христова, не постигает претворения одной природы в другую.
Покупка арестантских вещей и сбыт их
большими партиями в Николаевск, эксплуатация инородцев и новичков-арестантов,
тайная торговля спиртом, дача денег в ссуду за очень высокие проценты, азартная игра в карты на
большие куши, — этим занимаются мужчины.
Здесь, как и в богатой Александровской слободке, мы находим высокий процент старожилов, женщин и грамотных,
большое число женщин свободного состояния и почти ту же самую «историю прошлого», с
тайною продажей спирта, кулачеством и т. п.; рассказывают, что в былое время тут в устройстве хозяйств также играл заметную роль фаворитизм, когда начальство легко давало в долг и скот, и семена, и даже спирт, и тем легче, что корсаковцы будто бы всегда были политиканами и даже самых маленьких чиновников величали вашим превосходительством.
Всякое же
тайное наслаждение, часто повторяемое, обращается мало-помалу в страсть; при слишком
большой подражательности ссыльных, один арестант заражает другого, и в конце концов такие, казалось бы, пустяки, как контрабандная водка и игра в карты, ведут к невероятным беспорядкам.
А деревья в саду шептались у нее над головой, ночь разгоралась огнями в синем небе и разливалась по земле синею тьмой, и, вместе с тем, в душу молодой женщины лилась горячая грусть от Иохимовых песен. Она все
больше смирялась и все
больше училась постигать нехитрую
тайну непосредственной и чистой, безыскусственной поэзии.
Больше никому; умру и под саваном унесу мою
тайну!
Недаром веяло прелестью от всего существа его молодой жены; недаром сулила она чувству
тайную роскошь неизведанных наслаждений; она сдержала
больше, чем сулила.
На Сиротке была выстроена новая изба на новом месте, где были поставлены новые работы. Артель точно ожила. Это была своя настоящая работа — сами
большие, сами маленькие. Пока содержание золота было невелико, но все-таки лучше, чем по чужим приискам шляться. Ганька вел приисковую книгу и сразу накинул на себя важность. Матюшка уже два раза уходил на Фотьянку для
тайных переговоров с Петром Васильичем, который, по обыкновению, что-то «выкомуривал» и финтил.
Как голодные волки рыщут поморцы и
большую силу забирают через своих баб, потому как у них явный брак считается за самый
большой грех, а
тайный блуд прощается.
Он был у нас недолго.
Большой был тогда аскетик — худобы страшной. Он должен быть теперь очень стар… [Пущин, как и другие лицеисты, в свои школьные годы не любил М. С. Пилецкого за иезуитизм. Впоследствии выяснилось, что он был агентом
тайной полиции, чего Пущин не мог знать (см. Б. Мейлах, Лицейские годовщины, «Огонек», 1949, № 23). Двустишие — из «Лицейских песен».]
…Уже
большой шаг, когда можно говорить, вразумлять и уяснять всем и каждому то, о чем прежде шептались. Эта гласность предупреждает многие опасности, неразлучные с
тайною в таком деле…
Однако всем было весело, кроме меня, и с
тайной радостью проводил я
больших и маленьких гостей, впрочем, очень милых и добрых детей.
И что придает им еще
больше прелести — это
тайна и даже опасность, с которыми сопряжено их получение.
Зато на следующий день, отправляясь во флигель, я чувствовал
большое смущение, которое напрасно старался скрыть под личиною скромной развязности, приличной человеку, желающему дать знать, что он умеет сохранить
тайну.
В лихорадочном блеске мириадами искрившихся звезд чувствовалось что-то неудовлетворенное, какая-то недосказанная
тайна, которая одинаково тяготит несмываемым гнетом как над последним лишаем, жадно втягивающим в себя где-нибудь в расселине голого камня ночную сырость, так и над венцом творения, который вынашивает в своей груди неизмеримо
больший мир, чем вся эта переливающаяся в фосфорическом мерцании бездна.
Степан стал читать Отче, сличая знакомые буквы с знакомыми звуками. И вдруг ему открылась
тайна сложения букв, и он стал читать. Это была
большая радость. И с тех пор он стал читать, и выделявшийся понемногу смысл из трудно составляемых слов получал еще
большее значение.
Наконец, нельзя терять из вида и того, что старший сын совсем уж поспел — хоть сейчас вези в гимназию. Убежденный помещик начинает задумываться и все
больше и
больше обращается к прошлому. У него много товарищей; некоторые из них уж действительные статские советники, а один даже
тайный советник есть. Все получают содержание, которое их обеспечивает; сверх того, большинство участвует в промышленных компаниях, пользуется учредительскими паями…
Тут можно сказать себе только одно: чем загадочнее жизнь, тем более она дает пищи для любознательности и тем
больше подстрекает к раскрытию
тайн этой загадочности.