Неточные совпадения
На этом угольном столе поместилось вынутое из чемодана
платье, а именно: панталоны под фрак, панталоны под сюртук, панталоны серенькие, два
бархатных жилета и два атласных, сюртук и два фрака.
В свежем шелковом
платье, с широкою
бархатною наколкой на волосах, с золотою цепочкой на шее, она сидела почтительно-неподвижно, почтительно к самой себе, ко всему, что ее окружало, и так улыбалась, как будто хотела сказать: «Вы меня извините, я не виновата».
На кожаном диване полулежала дама, еще молодая, белокурая, несколько растрепанная, в шелковом, не совсем опрятном
платье, с крупными браслетами на коротеньких руках и кружевною косынкой на голове. Она встала с дивана и, небрежно натягивая себе на плечи
бархатную шубку на пожелтелом горностаевом меху, лениво промолвила: «Здравствуйте, Victor», — и пожала Ситникову руку.
Она сидит, опершись локтями на стол, положив лицо в ладони, и мечтает, дремлет или… плачет. Она в неглиже, не затянута в латы негнущегося
платья, без кружев, без браслет, даже не причесана; волосы небрежно, кучей лежат в сетке; блуза стелется по плечам и падает широкими складками у ног. На ковре лежат две атласные туфли: ноги просто в чулках покоятся на
бархатной скамеечке.
Она была изображена в
бархатном черном
платье, с обнаженной грудью.
При том же соблазняло ее и было одной из причин окончательного решения то, что сыщица сказала ей, что
платья она может заказывать себе какие только пожелает, —
бархатные, фаи, шелковые, бальные с открытыми плечами и руками.
И когда Маслова представила себе себя в ярко-желтом шелковом
платье с черной
бархатной отделкой — декольте, она не могла устоять и отдала паспорт.
Охотники до реабилитации всех этих дам с камелиями и с жемчугами лучше бы сделали, если б оставили в покое
бархатные мебели и будуары рококо и взглянули бы поближе на несчастный, зябнущий, голодный разврат, — разврат роковой, который насильно влечет свою жертву по пути гибели и не дает ни опомниться, ни раскаяться. Ветошники чаще в уличных канавах находят драгоценные камни, чем подбирая блестки мишурного
платья.
Руки Лизы были холодны как лед; лицо ее, как говорят, осунулось и теперь скорее совсем напоминало лицо матери Агнии, чем личико Лизы; беспорядочно подоткнутая в нескольких местах юбка ее
платья была мокра снизу и смерзлась, а теплые
бархатные сапоги выглядывали из-под обитых юбок как две промерзлые редьки.
Посреди сеней, между двух окон, стояла Женни, одетая в мундир штатного смотрителя. Довольно полинявший голубой
бархатный воротник сидел хомутом на ее беленькой шейке, а слежавшиеся от долгого неупотребления фалды далеко разбегались спереди и пресмешно растягивались сзади на довольно полной юбке
платья. В руках Женни держала треугольную шляпу и тщательно водила по ней горячим утюгом, а возле нее, на доске, закрывавшей кадку с водою, лежала шпага.
На одном из окон этой комнаты сидели две молодые женщины, которых Розанов видел сквозь стекла с улицы; обе они курили папироски и болтали под
платьями своими ногами; а третья женщина, тоже очень молодая, сидела в углу на полу над тростниковою корзиною и намазывала маслом ломоть хлеба стоящему возле нее пятилетнему мальчику в изорванной
бархатной поддевке.
Вот однажды сижу я на стене, гляжу вдаль и слушаю колокольный звон… вдруг что-то пробежало по мне — ветерок не ветерок и не дрожь, а словно дуновение, словно ощущение чьей-то близости… Я опустил глаза. Внизу, по дороге, в легком сереньком
платье, с розовым зонтиком на плече, поспешно шла Зинаида. Она увидела меня, остановилась и, откинув край соломенной шляпы, подняла на меня свои
бархатные глаза.
А если за меня-то вы, Алимпияда Самсоновна, выйдете-с — так первое слово: вы и дома-то будете в шелковых
платьях ходить-с, а в гости али в театр-с — окромя
бархатных и надевать не станем.
Принимала такая же добродушная, как и он, жена его в
бархатном пюсовом
платье, в брильянтовой фероньерке на голове и с открытыми старыми, пухлыми, белыми плечами и грудью, как портреты Елизаветы Петровны.
На другом конце залы, под хорами, в
бархатных красных золоченых креслах сидели почетные гости, а посредине их сама директриса, величественная седовласая дама в шелковом серо-жемчужном
платье.
Услыхав, что сей последний приехал к ней, и приехал не один, а с инвалидным поручиком, она, обрадовавшись и немного встревожившись, поспешно встала и начала одеваться; но когда горничная подала было ей обыкновенное домашнее
платье, то Екатерина Петровна с досадой отшвырнула это
платье и велела подать себе щеголеватый капот, очень изящный утренний чепчик и
бархатные туфли, — словом, костюм, в который она наряжалась в Москве, принимая театрального жен-премьера, заезжавшего к ней обыкновенно перед репетицией.
Последняя только что приехала к сестре и не успела еще снять шляпки из темного крепа, убранной ветками акации и наклоненной несколько на глаза;
платье на Сусанне Николаевне было
бархатное с разрезными рукавами.
Когда новые постояльцы поселились у Миропы Дмитриевны, она в ближайшее воскресенье не преминула зайти к ним с визитом в костюме весьма франтоватом: волосы на ее висках были, сколько только возможно, опущены низко;
бархатная черная шляпка с длинными и высоко приподнятыми полями и с тульей несколько набекрень принадлежала к самым модным, называемым тогда шляпками Изабеллины;
платье мериносовое, голубого цвета, имело надутые, как пузыри, рукава; стан Миропы Дмитриевны перетягивал шелковый кушак с серебряной пряжкой напереди, и, сверх того, от всей особы ее веяло благоуханием мусатовской помады и духов амбре.
Из Нижнего Гордей Евстратыч действительно привез всем по гостинцу: бабушке — парчи на сарафан и настоящего золотого позумента, сыновьям — разного
платья и невесткам — тоже. Самые лучшие гостинцы достались Нюше и Арише; первой —
бархатная шубка на собольем меху, а второй — весь золотой «прибор», то есть серьги, брошь и браслет. Такая щедрость удивила Татьяну Власьевну, так что она заметила Гордею Евстратычу...
Раздавшееся шушуканье в передней заставило генерала вскочить и уйти туда. На этот раз оказалось, что приехали актриса Чуйкина и Офонькин. Чуйкина сначала опустила с себя
бархатную, на белом барашке, тальму; затем сняла с своего рта сортиреспиратор, который она постоянно носила, полагая, что скверный московский климат испортит ее божественный голос. Офонькин в это время освободил себя от тысячной ильковой шубы и внимательно посмотрел, как вешал ее на гвоздик принимавший
платье лакей.
Солнце садилось. Половина неба рдела, обещая на утро ветер. Катерина Андреевна была в белом
платье, перехваченном в талии зеленым
бархатным кушаком. На огненном фоне заката ее голова прозрачно золотилась тонкими волосами.
Любочка. Ну, на покупку швейной машины или инструментов каких-нибудь. Я все буду такое покупать, а
бархатного черного
платья я уж не куплю. А мне очень хотелось. Ко мне идут тяжелые материи. Ну, так что вы говорили? Я так люблю вас слушать.
Чрез час из коридора вышла Матрена Матвевна в напудренной прическе маркизы времен Людовика XIV и в бальном
платье; вскоре за ней явился и виконт в
бархатном кафтане, золотом камзоле, весь в кружевах, в парике, с маленькой шляпой, в белых коротеньких и узеньких брюках, в шелковых чулках и башмаках.
Вслед за Манефой вошла Марья Гавриловна, высокая, стройная, миловидная женщина, в шерстяном сером
платье, в шелковой кофейного цвета шубейке, подбитой куньим мехом, и в темной
бархатной шапочке, отороченной соболем.
Но чтение о
бархатных салопах, о шелковых
платьях, о белье голландского полотна, о серебряной посуде и всяком другом домашнем скарбе, заготовленном заботливой матерью ради первого житья-бытья молодых, скользило мимо ушей его; о другом были думы Меркулова…
Марье Гавриловне ни копейки, а Татьяне шелковые
платья да
бархатные салопы на собольем меху.
Закрыв дверь в столовую и внутренние комнаты, Глафира Васильевна, явясь через зал, открыла дверь в переднюю, где княгиня Казимира ожидала ответа на свое письмо. Одетая в пышное черное
платье и в
бархатную кофту, опушенную чернобурой лисицей, она стояла в передней, оборотясь лицом к окнам и спиной к зальной двери, откуда появилась Глафира Васильевна.
Они были, наверно, сестры. Одна высокая, с длинной талией, в черной
бархатной кофточке и в кружевной фрезе. Другая пониже, в малиновом
платье с светлыми пуговицами. Обе брюнетки. У высокой щеки и уши горели. Из-под густых бровей глаза так и сыпали искры. На лбу курчавились волосы, спускающиеся почти до бровей. Девушка пониже ростом носила короткие локоны вместо шиньона. Нос шел ломаной игривой линией. Маленькие глазки искрились. Талия перехвачена была кушаком.
Он обернулся. Перед ним заблестели два черных
бархатных глаза, смотревшие на него бойко и весело. Ему протягивала белую полуоткрытую руку в светлой шведской перчатке статная, полногрудая, красивая дама лет под тридцать, брюнетка, в богатом пестром
платье, переливающем всевозможными цветами. Голова ее, с отблеском черных волос, белые зубы, молочная шея, яркий алый рот заиграли перед Палтусовым. На груди блестела брильянтовая брошка.
Коромыслов смеется. За дверью голоса, и нарядная горничная, впускает Екатерину Ивановну, в черной
бархатной шубке, вуали и шляпе, и Ментикова — последний без верхнего
платья.
Она хочет блистать в обществе, эта несуразная, тупая и глупая крестьяночка, хочет быть «всамделишной» барыней, чтобы ездить на балы в «
бархатных» и «атласных»
платьях.
Свежим воздухом пахнула на него вошедшая в гостиную та самая женщина, в лиловом
платье, которая поразила его накануне. Только тут она была одета в зимнее пальто с опушкой, в виде мужского полушубка.
Бархатная шапочка с околышем слегка прикрывала голову.
Ее черное
бархатное со вкусом сшитое
платье красиво оттеняло белизну ее матовой кожи, но не бросалось в глаза, как и красота молодой женщины, к которой надо было присмотреться, чтобы оценить ее.
Одета она была в
бархатное, алого цвета
платье, унизанное крупным жемчугом, со звездами на груди и в бриллиантовой диадеме на голове.