Неточные совпадения
Разломило спину,
А квашня не ждет!
Баба Катерину
Вспомнила —
ревет:
В дворне больше году
Дочка… нет родной!
Славно жить народу
На Руси святой!
Смотрю, а парень мой струсил и заревел, право,
ревет как
баба.
А парень все
ревет как
баба: «Это не я, говорит, это он меня наустил», — да на меня и показывает.
Уже все позаснули, дети переплакали и тоже угомонились давно, а
баба всё не спит, думает и слушает, как
ревет море; теперь уж ее мучает тоска: жалко мужа, обидно на себя, что не удержалась и попрекнула его.
Вообще народ был взбудоражен. Погоревшие соседи еще больше разжигали общее озлобление.
Ревели и голосили
бабы, погоревшие мужики мрачно молчали, а общественное мнение продолжало свое дело.
— Кто здесь хозяин, а?.. Ты о чем ревешь-то, Кожин?.. Эх, брат, у
баб последнее рукомесло отбиваешь…
— Погибель, а не житье в этой самой орде, — рассказывала Домнушка мужу и Макару. — Старики-то, слышь, укрепились, а молодяжник да
бабы взбунтовались… В голос, сказывают,
ревели. Самое гиблое место эта орда, особливо для
баб, — ну,
бабы наши подняли бунт. Как огляделись, так и зачали донимать мужиков… Мужики их бить, а
бабы все свое толмят, ну, и достигли-таки мужиков.
— Только вот што, старички, — говорил Деян Поперешный, —
бабам ни гугу!.. Примутся стрекотать, как сороки, и все дело испортят. Подымут
рев, забегают, как оглашенные.
Даже «красная шапка» не производила такого панического ужаса:
бабы выли и
ревели над Петькой хуже, чем если бы его живого закапывали в землю, — совсем несмысленый еще мальчонко, а бритоусы и табашники обасурманят его.
Бабы-мочеганки ревмя-ревели еще за неделю до отъезда, а тут поднялся настоящий ад, —
ревели и те, которые уезжали, и те, которые оставались.
— Ну, дети, сюда! — закричал Александр Иванович, и к нему сейчас же сбежались все ребятишки,
бабы, девки и даже мужики; он начал кидать им деньги, сначала медные, потом серебряные, наконец, бумажки. Все стали их ловить, затеялась даже драка,
рев, а он кричал между тем...
— Глянь-ко, — говорю жене, — глянь, Василиса, некак ведь баба-то
ревет?
"Было это, братец ты мой, по весне дело; на селе у нас праздник был большой; только пришла она, стала посередь самого села, мычит: «ба» да «ба» — и вся недолга. Сидел я в ту пору у себя в избе у самого окошечка; гляжу,
баба посередь дороги ревмя
ревет.
Приедет, бывало, в расправу и разложит все эти аппараты: токарный станок, пилы разные, подпилки, сверла, наковальни, ножи такие страшнейшие, что хоть быка ими резать; как соберет на другой день
баб с ребятами — и пошла вся эта фабрика в действие: ножи точат, станок гремит, ребята
ревут,
бабы стонут, хоть святых вон понеси.
Майор, говорят,
ревел, как старая
баба, и обливался слезами.
— А с чего ж мне, — Роман ему отвечает, — плакать? Даже, пожалуй, это нехорошо бы было. Приехал ко мне милостивый пан поздравлять, а я бы таки и начал
реветь, как
баба. Слава богу, не от чего мне еще плакать, пускай лучше мои вороги плачут…
Когда это было, что они с Сашей смотрели, как по базару гонят бородатых запасных и
ревут бабы с детьми, и Елена Петровна плакала и куда-то рвалась, а Саша дергал ее за руку и говорил плачущим голосом: мамочка, не надо!
За окном шуршит и плещет дождь, смывая поблекшие краски лета, слышен крик Алексея,
рёв медвежонка, недавно прикованного на цепь в углу двора, бабы-трепальщицы дробно околачивают лён. Шумно входит Алексей; мокрый, грязный, в шапке, сдвинутой на затылок, он всё-таки напоминает весенний день; посмеиваясь, он рассказывает, что Тихон Вялов отсёк себе палец топором.
— Прежде, как за барином жили, — рассуждал старый Заяц, — бывало, как погонят мужиков на прииски, так
бабы, как коровы
ревели…
Баба последнее время ходила, а тут как услыхала, что дьякон, словно под ножом, —
ревет со страху и покатилась по избе.
— А ну, Егор, не
реви, як
баба! Ще, може, ничего не буде!
И пьяная простоволосая
баба тянулась руками, стараясь приподнять голову Бесприютного, припавшего к нарам, а сам Бесприютный как-то глухо и протяжно
ревел.
Раз он встретился с
бабой, которая рыдала впричет, и спросил ее своим басом: «Чего, дура,
ревешь?»
Баба сначала испугалась, а потом рассказала, что у нее изловили сына и завтра ведут его в рекрутский прием.
Дом Скорнякова высокий, на каменной подклети, солдат стоит перед ним, задрав голову так, что шапка на землю упала. В доме мечется кто-то юркий, перебегая от окна к окну. Из дворов на улицу спешно сыплются мужики,
бабы, ребятишки послушать солдатово клятьё, а он
ревёт...
По селам
бабы воют, по деревням голосят; по всем по дворам ребятишки
ревут, ровно во всяком дому по покойнику. Каждой матери боязно, не отняли б у нее сынишка любимого в ученье заглазное. Замучат там болезного, заморят на чужой стороне, всего-то натерпится, со всяким-то горем спознается!.. Не ученье страшно — страшна чужедальняя сторона непотачливая, житье-бытье под казенной кровлею, кусок хлеба, не матерью печенный, щи, не в родительской печи сваренные.
Суетятся и навзрыд голосят
бабы, справляя проводы,
ревут, глядя на них, малы ребята, а лесники ровно на праздник спешат.
Он плачет,
баба его плачет, Машенька плачет… тут еще белобрысенькая одна была: и та плачет… куда — со всех углов ребятишки повыползли (благословил его домком господь!) и те
ревут… сколько слез, то есть умиление, радость такая, блудного обрели, словно на родину солдат воротился!
— Постой, парень, слушай! — начал он убеждать Кузьму. — Да ты послушай, что я скажу тебе, дураку! Э,
ревет, словно
баба! Слушай, хочешь, чтоб бог простил, — так, как приедешь к себе в деревню, сейчас к попу ступай… Слышишь?
Бабы ревмя
ревели, сидя на них и карауля остатки своего добра от расхищения.
— И у меня
баба голосила, когда я уходил из деревни, — отвечал другой… — Всякому жалко… То-то и лейтенантова женка ревмя
ревет…
— Смерть не люблю бабьего крику! — смело забормотал Семен, почесывая свой жесткий затылок. —
Ревет и сама не знает, чего
ревет! Сказано —
баба!
Ревела бы себе на дворе, коли угодно!
— Стыдись, ведь ты офицер, а не
баба, чтобы из-за пустяков
реветь… — рассердился Павел Кириллович, не выносивший слез. — Девушка прихворнула, выздоровеет, еще краше будет, окрутим мы вас лучшим манером, после Успенского поста…
— Встань, встань, какой же ты солдат, коли
ревешь, как
баба.