Цитаты из русской классики со словом «гусев»
— Пантеист, атеист, рационалист-деист, сознательный лжец, играющий роль русского Ренана или Штрауса, величайший мыслитель нашего времени, жалкий диалектик и так далее и так далее и, наконец, даже проповедник морали эгоизма, в которой есть и эпикурейские и грубо утилитарные мотивы и социалистические и коммунистические тенденции, — на последнем особенно настаивают профессора:
Гусев, Козлов, Юрий Николаев, мыслители почтенные.
Радовался Федя Мазин. Сильно похудевший, он стал похож на жаворонка в клетке нервным трепетом своих движений и речей. Его всегда сопровождал молчаливый, не по годам серьезный Яков Сомов, работавший теперь в городе. Самойлов, еще более порыжевший в тюрьме, Василий
Гусев, Букин, Драгунов и еще некоторые доказывали необходимость идти с оружием, но Павел, хохол, Сомов и другие спорили с ними.
«Упокоев», которыми соблазнил нас Борис, к нашим услугам, впрочем, не оказалось. Встретившая нас в верхних сенях баба, а затем и сам Петр Иванович
Гусев — атлетического роста мужчина с окладистою бородой — ласковым голосом и с честнейшим видом объявил нам, что в «упокоях» переделываются печи и ночевать там невозможно, но что в зале преотлично и чай кушать и опочивать можно на диванах.
Там, в обширной столовой, стою у двери, снабжая студентов булками «на книжку» и «за наличный расчет», — стою и слушаю их споры о Толстом; один из профессоров академии,
Гусев, — яростный враг Льва Толстого.
Стахович.
Гусев подлец. Надо только его в руках держать.
По рассеянности
Гусев, собираясь в путешествие, захватил с собой неравные комплекты белья: трое кальсон и одну старенькую рубашку, которая скоро изорвалась.
Гусев не понимает Павла Иваныча; думая, что ему делают выговор, он говорит в свое оправдание...
— В судебнике уложено, — отвечал
Гусев: — «А доведут на кого татьбу, или разбой, или душегубство, или ябедничество, или иное лихое дело, и будет ведомо лихой, и боярину того велети казнити смертною казнью, а исцево доправити; а что ся останет, ино то боярину и дьяку…»
— Здесь погребен арестант Иван
Гусев, трех лет!
Сильно постаревший адвокат
Гусев отрастил живот и, напирая им на хрупкую фигурку Спивака, вяло возмущался распространением в армии балалаек.
Он убежал, а
Гусев начал доказывать статистику Костину, человеку с пухлым, бабьим лицом...
— Это — было. Мы это делали. Я ведь сектантов знаю, был пропагандистом среди молокан в Саратовской губернии. Обо мне, говорят, Степняк писал — Кравчинский — знаешь?
Гусев — это я и есть.
Подходили рабочие с чашками в руках; когда они были близко, Иван
Гусев начинал громко хохотать, и Власова спокойно прекращала передачу, разливая щи и лапшу, а Гусевы шутили над ней...
— Действует! — шепнул
Гусев, подмигивая.
Шум, вздохи, тихие восклицания, кашель и шарканье ног наполнили зал. Подсудимых увели, уходя, они, улыбаясь, кивали головами родным и знакомым, а Иван
Гусев негромко крикнул кому-то...
Павел и Андрей сели рядом, вместе с ними на первой скамье сели Мазин, Самойлов и Гусевы. Андрей обрил себе бороду, усы у него отросли и свешивались вниз, придавая его круглой голове сходство с головой кошки. Что-то новое появилось на его лице — острое и едкое в складках рта, темное в глазах. На верхней губе Мазина чернели две полоски, лицо стало полнее, Самойлов был такой же кудрявый, как и раньше, и так же широко ухмылялся Иван
Гусев.
В этом странном одеянии
Гусев походил на ландскнехта.
В состав экспедиционного отряда вошли следующие лица: начальник экспедиции, автор настоящей книги, В. К. Арсеньев, и его сотрудники: помощник по хозяйственной и организационной части Т. А. Николаев, известный флорист Н. А. Десулави, естественник-геолог С. Ф.
Гусев и большой знаток охотничьего дела, сотрудник журнала «Наша охота» И. А. Дзюль.
Не спуская глаз с лодки, я протянул руку и тронул спящего рядом со мной человека, думая, что это Дзюль, но это оказался
Гусев.
Гусев привязал его так, что крышка болталась и звенела.
Какая-то ворона летела над рекой и, увидев на берегу лежащих людей, села на соседнее дерево и каркнула два раза. Вдруг
Гусев сорвался с места.
Трудно передать на словах чувство голода. По пути собирали грибы, от которых тошнило. Мои спутники осунулись и ослабели. Первым стал отставать
Гусев. Один раз он долго не приходил. Вернувшись, я нашел его лежащим под большим деревом. Он сказал, что решил остаться здесь на волю судьбы. Я уговорил Гусева итти дальше, но километра через полтора он снова отстал. Тогда я решил, чтобы он шел между казаками, которые за ним следили и постоянно подбадривали.
Я взял его под руку и привел к дому Бутунгари. Когда
Гусев успокоился, я снова вышел на берег реки и долго сидел на опрокинутой вверх дном лодке. Сырость, проникшая под складки одежды, давала себя чувствовать. Я вернулся домой и лег на кан, но сон бежал от моих глаз. Меня беспокоило душевное состояние Гусева. Я решил как следует одеть его в Императорской гавани и на пароходе отправить во Владивосток.
Сухую ель
Гусев принимал за утес, разговаривал с пнем и прыгал через канаву там, где ее не было вовсе.
Вдруг я увидел какую-то фигуру, приближающуюся ко мне быстрыми шагами, без головного убора, завернутую в одеяло и с палкой в руках. Это был
Гусев. Он остановился, посмотрел на огонь и, протянув вперед руку, медленно сказал...
Гусев каждый раз пугался их, принимая за ворон.
Не замечая, что одна лямка вытянулась,
Гусев долгое время нес котомку на одном плече, отчего страдал физически.
Я рассчитывал убить какого-нибудь зверя в пути, но
Гусев своим звоном мешал охоте.
Я окликнул его.
Гусев вздрогнул и мелкими шажками подбежал ко мне.
С Т. А. Николаевым отправились все стрелки, а с автором пошли: Н. А. Десулави, С. Ф.
Гусев, И. А. Дзюль, Чжан-Бао и оба казака, Иван Крылов и Григорий Димов.
Косяков остановился и стал звать Димова. Мало-помалу все успокоились и пошли искать Гусева. Они нашли его в кустах среди бурелома. Он лежал на земле ничком и что-то шептал. На глазах его были слезы.
Гусев не сопротивлялся и дал привести себя обратно на бивак.
Пусть читатель не подумает, что
Гусев был посмешищем моих спутников. Мы все относились к нему с уважением, сочувствовали его неприспособленности и всячески старались ему помочь. Больше всего был виноват я сам, потому что взял с собой человека, мало приспособленного к странствованиям по тайге.
Между тем с Гусевым стало твориться что-то неладное. То он впадал в апатию и подолгу молчал, то вдруг начинал бредить с открытыми глазами. Дважды
Гусев уходил, казаки догоняли его и силой приводили назад. Цынги я не боялся, потому что мы ели стебли подбела и черемуху, тифозных бактерий тоже не было в тайге, но от истощения люди могли обессилеть и свалиться с ног. Я заметил, что привалы делались все чаще и чаще. Казаки не садились, а просто падали на землю и лежали подолгу, закрыв лицо руками.
Заметив, что
Гусев глядит на него, он поворачивается к нему лицом и говорит...
— Павел Иваныч! — окликает его
Гусев. — А, Павел Иваныч!
«Вот этого жирного по шее бы смазать…» — думает
Гусев, глядя на толстого китайца и зевая.
— Я домой не написал… — вздыхает
Гусев. — Помру, и не узнают.
И затем много времени проходит в молчании.
Гусев думает, бредит и то и дело пьет воду; ему трудно говорить, трудно слушать, и боится он, чтоб с ним не заговорили. Проходит час, другой, третий; наступает вечер, потом ночь, но он не замечает этого, а все сидит и думает о морозе.
— Что? — спрашивает
Гусев. — Кого?
Гусев не слушает и смотрит в окошечко. На прозрачной, нежно-бирюзовой воде, вся залитая ослепительным, горячим солнцем, качается лодка. В ней стоят голые китайцы, протягивают вверх клетки с канарейками и кричат...
Вахтенный приподнимает конец доски,
Гусев сползает с нее, летит вниз головой, потом перевертывается в воздухе и — бултых! Пена покрывает его, и мгновение кажется он окутанным в кружева, но прошло это мгновение — и он исчезает в волнах.
Наверху кто-то громко крикнул, пробежало несколько матросов; кажется, протащили по палубе что-то громоздкое или что-то треснуло. Опять пробежали… Уж не случилось ли несчастья?
Гусев поднимает голову, прислушивается и видит: два солдата и матрос опять играют в карты; Павел Иваныч сидит и шевелит губами. Душно, нет сил дышать, пить хочется, а вода теплая, противная… Качка не унимается.
«Не ровен час, детей поморозит…» — думает
Гусев.
— Шестой годочек пошел, а все еще разума нет! — бредит
Гусев. — Заместо того, чтобы ноги задирать, подикась дядьке служивому напиться принеси. Гостинца дам.
— Как, по-твоему,
Гусев? — спрашивает после некоторого молчания солдат с повязкой. — Будет он в царстве небесном или нет?
Запахло навозом и сеном. Понурив головы, стоят у борта быки. Раз, два, три… восемь штук! А вот и маленькая лошадка.
Гусев протягивает руку, чтобы приласкать ее, но она мотнула головой, оскалила зубы и хочет укусить его за рукав.
— И ты,
Гусев, не жилец на этом свете. Не доедешь ты до России.
Гусев обнимает солдата за шею, тот обхватывает его здоровою рукою и несет наверх. На палубе вповалку спят бессрочноотпускные солдаты и матросы; их так много, что трудно пройти.
— Ну, что ты его по зубам кружкой колотишь? — сердится
Гусев. — Нешто не видишь, голова садовая?
—
Гусев, а ты знаешь, как я надул их?
Неточные совпадения
За время существования «Курьера» многие русские писатели, ставшие известными впоследствии, в нем начинали свои работы: Леонид Андреев, Борис Зайцев, Георгий Чулков, Гусев-Оренбургский, Е. Гославский.
Ассоциации к слову «Гусев»
Предложения со словом «гусев»
- Мне кажется, мы очень точно передали атмосферу вагона, войны – мы же всё её знали, Гусев вообще весь фронт прошёл, я мальчишкой перед ранеными в госпиталях выступал.
- – Гусев не слышал моей реплики.
- Некоторые современные русские философы (например, Д. Гусев, но и не только он), обращают внимание и на путаницу между философами как таковыми и преподавателями философии.
- (все предложения)