Неточные совпадения
Мы идем дальше, в другие камеры, и здесь та
же ужасная нищета, которой
так же трудно спрятаться под лохмотьями,
как мухе под увеличительным стеклом, та
же сарайная жизнь, в полном смысле нигилистическая, отрицающая собственность, одиночество, удобства, покойный сон.
Надо или признать общие камеры уже отжившими и заменить их жилищами иного типа, что уже отчасти и делается,
так как многие каторжные живут не в тюрьме, а в избах, или
же мириться с нечистотой
как с неизбежным, необходимым злом, и измерения испорченного воздуха кубическими саженями предоставить тем, кто в гигиене видит одну только пустую формальность.
Она отучает его мало-помалу от домовитости, то есть того самого качества, которое нужно беречь в каторжном больше всего,
так как по выходе из тюрьмы он становится самостоятельным членом колонии, где с первого
же дня требуют от него, на основании закона и под угрозой наказания, чтобы он был хорошим хозяином и добрым семьянином.
Нельзя
же ведь определить, сколько часов каторжный должен тащить бревно во время метели, нельзя освободить его от ночных работ, когда последние необходимы, нельзя ведь по закону освободить исправляющегося от работы в праздник, если он, например, работает в угольной яме вместе с испытуемым,
так как тогда бы пришлось освободить обоих и прекратить работу.
В то время
как в Слободке четверть хозяев обходится без пахотной земли, а другая четверть имеет ее очень мало, здесь, в Корсаковке, все хозяева пашут землю и сеют зерновые хлеба; там половина хозяев обходится без скота и все-таки сыта, здесь
же почти все хозяева находят нужным держать скот.
А
так как долина здесь узка и с обеих сторон стиснута горами, на которых ничего не родится, и
так как администрация не останавливается ни перед
какими соображениями, когда ей нужно сбыть с рук людей, и, наверное, ежегодно будет сажать сюда на участки десятки новых хозяев, то пахотные участки останутся
такими же,
как теперь, то есть в 1/8, 1/4 и 1/2 дес., а пожалуй, и меньше.
На
такой почве, по-видимому, без вреда для себя могут уживаться только растения с крепкими, глубоко сидящими корнями,
как, например, лопухи, а из культурных только корнеплоды, брюква и картофель, для которых к тому
же почва обрабатывается лучше и глубже, чем для злаков.
В одной избе помещается мужик, мохнатый,
как паук, с нависшими бровями, каторжный, грязный, и с ним другой
такой же мохнатый и грязный; у обоих большие семьи, а в избе,
как говорится, срамота и злыдни — даже гвоздя нет.
Стало быть, если,
как говорят, представителей общества, живущих в Петербурге, только пять, то охранение доходов каждого из них обходится ежегодно казне в 30 тысяч, не говоря уже о том, что из-за этих доходов приходится, вопреки задачам сельскохозяйственной колонии и точно в насмешку над гигиеной, держать более 700 каторжных, их семьи, солдат и служащих в
таких ужасных ямах,
как Воеводская и Дуйская пади, и не говоря уже о том, что, отдавая каторжных в услужение частному обществу за деньги, администрация исправительные цели наказания приносит в жертву промышленным соображениям, то есть повторяет старую ошибку, которую сама
же осудила.
Общество засело на Сахалине
так же крепко,
как Фома в селе Степанчикове, и неумолимо оно,
как Фома.
Без резерва
же не обойтись,
так как в контракте оговорены на каждый день «способные к труду» каторжные.
Тымь тогда была покрыта глубоким снегом,
так как на дворе стоял март, но всё
же это путешествие дало ему в высшей степени интересный материал для записок.
По крайней мере тымовский поселенец живет
так же впроголодь,
как и александровский.
Только 6 домов покрыты тесом, остальные
же корьем, и
так же,
как в Верхнем Армудане, кое-где окна не вставлены вовсе или наглухо забиты.
Но при попытке понять экономическое состояние дербинцев опять-таки наталкиваешься прежде всего на разные случайные обстоятельства, которые здесь играют
такую же главную и подчиняющую роль,
как и в других селениях Сахалина.
Затем, когда я бывал в тюрьме, то
же впечатление порядка и дисциплины производили на меня кашевары, хлебопеки и проч.; даже старшие надзиратели не казались здесь
такими сытыми, величаво-тупыми и грубыми,
как в Александровске или Дуэ.
Как в населении Палева наблюдается избыток мещан и разночинцев, никогда не бывших хлебопашцами,
так здесь, в Андрее-Ивановском, много неправославных; они составляют четверть всего населения: 47 католиков, столько
же магометан и 12 лютеран.
Туземцы говорили ему, что последний из русских, Василий, умер недавно, что русские были хорошие люди, вместе с ними ходили на рыбный и звериный промыслы и одевались
так же,
как и они, но волосы стригли.
По свидетельству Шренка, гиляки часто привозят с собой аинских женщин в качестве рабынь; очевидно, женщина составляет у них
такой же предмет торговли,
как табак или даба.
Первые попытки были не совсем удачны: русские мало были знакомы с чисто техническою стороной дела; теперь
же они попривыкли, и хотя Демби не
так доволен ими,
как китайцами, но все-таки уже можно серьезно рассчитывать, что со временем будут находить себе здесь кусок хлеба сотни поселенцев.
Здесь
так же,
как и на северных рейдах, пароход останавливается в одной и даже двух верстах от берега, и пристань имеется только для парового катера и барж.
С одним из них, г. фон Ф., инспектором сельского хозяйства, я уже был знаком, — раньше мы встречались в Александровске, — с остальными
же я теперь виделся впервые, хотя все они отнеслись к моему появлению с
таким благодушием,
как будто были знакомы со мною уже давно.
Как видит читатель, здешний юг мало похож на юг: зима здесь
такая же суровая,
как в Олонецкой губернии, а лето —
как в Архангельске.
Она издает приторно слащавый, но не противный запах гниющей водоросли, и для южного моря этот запах
так же типичен,
как ежеминутный взлет диких морских уток, которые развлекают вас всё время, пока вы едете по берегу.
Неоконченных, брошенных изб или забитых наглухо окон я не видел вовсе, и тесовая крыша здесь
такое же заурядное и привычное для глаз явление,
как на севере солома и корье.
Сами жители выглядят моложе, здоровее и бодрее своих северных товарищей, и это
так же,
как и сравнительное благосостояние округа, быть может, объясняется тем, что главный контингент ссыльных, живущих на юге, составляют краткосрочные, то есть люди по преимуществу молодые и в меньшей степени изнуренные каторгой.
На юге в обиходе совсем не употребляется слово совладелец, или половинщик,
так как здесь на каждый участок полагается только по одному хозяину, но
так же,
как и на севере, есть хозяева, которые лишь причислены к селению, но домов не имеют.
Как в посту,
так и в селениях совсем нет евреев. В избах на стенах встречаются японские картинки; приходилось также видеть японскую серебряную монету.
[Тут растут: пробковое дерево и виноград, но они выродились и
так же мало похожи на своих предков,
как сахалинский бамбуковый тростник на цейлонский бамбук.]
По-моему, эта случайная разница в урожаях имеет
такое же отношение к г. Я.,
как и ко всякому другому чиновнику.
Место для селения выбирал некий г. Иванов, понимающий в этом деле
так же мало,
как в гиляцком и аинском языках, переводчиком которых он официально считается; впрочем, в ту пору он был помощником смотрителя тюрьмы и исправлял должность нынешнего смотрителя поселений.
Виноваты ли в этом естественные условия, которые на первых
же норах встретили крестьян
так сурово и недружелюбно, или
же всё дело испортили неумелость и неряшливость чиновников, решить трудно,
так как опыт был непродолжителен, и к тому
же еще приходилось производить эксперимент над людьми, по-видимому, неусидчивыми, приобревшими в своих долгих скитаниях по Сибири вкус к кочевой жизни.
Аинки носят
такое же платье,
как и мужчины, то есть несколько распашных коротких халатов, низко перепоясанных кушаком.
Вообще во всей этой сахалинской истории японцы, люди ловкие, подвижные и хитрые, вели себя как-то нерешительно и вяло, что можно объяснить только тем, что у них было
так же мало уверенности в своем праве,
как и у русских.
Они ограничивались только тем, что распускали среди айно сплетни про русских и хвастали, что они перережут всех русских, и стоило русским в какой-нибудь местности основать пост,
как в скорости в той
же местности, но только на другом берегу речки, появлялся японский пикет, и, при всем своем желании казаться страшными, японцы все-таки оставались мирными и милыми людьми: посылали русским солдатам осетров, и когда те обращались к ним за неводом, то они охотно исполняли просьбу.
Жильцы-каторжные лишь ночуют на квартирах, но на раскомандировки и работы должны являться
так же аккуратно,
как и их товарищи, живущие в тюрьме.
Пока несомненно одно, что колония была бы в выигрыше, если бы каждый каторжный, без различия сроков, по прибытии на Сахалин тотчас
же приступал бы к постройке избы для себя и для своей семьи и начинал бы свою колонизаторскую деятельность возможно раньше, пока он еще относительно молод и здоров; да и справедливость ничего бы не проиграла от этого,
так как, поступая с первого
же дня в колонию, преступник самое тяжелое переживал бы до перехода в поселенческое состояние, а не после.
О каких-либо работах не могло быть и речи,
так как «только провинившиеся или не заслужившие мужской благосклонности» попадали на работу в кухне, остальные
же служили «потребностям» и пили мертвую, и в конце концов женщины, по словам Власова, были развращаемы до
такой степени, что в состоянии какого-то ошеломления «продавали своих детей за штоф спирта».
Слухи о насилиях в этом отношении
такие же пустые сказки,
как виселица на берегу моря или работа в подземелье.
Бывают и ссоры, и драки, и дело доходит до синяков, но всё
же поселенец учит свою сожительницу с опаской,
так как сила на ее стороне: он знает, что она у него незаконная и во всякое время может бросить его и уйти к другому.
Из них только 27 человек настоящие дети колонии,
так как родились на Сахалине или на пути следования в ссылку, остальные
же все — пришлый элемент.
Так, когда вследствие высочайшего манифеста из тюрьмы выпускается на участки сразу около тысячи новых поселенцев, то процент бессемейных в колонии повышается; когда
же,
как это случилось вскоре после моего отъезда, сахалинским поселенцам разрешено было работать на Уссурийском участке Сибирской железной дороги, то процент этот понизился.
Можно признать, что рождаемость на Сахалине в 1889 г. была относительно
так же велика,
как вообще в России, и если была разница в коэффициентах, то небольшая, не имеющая, вероятно, особенного значения.
—
Как же так? Живешь с отцом и не знаешь,
как его зовут? Стыдно.
К тому
же этот труд пригоден для громадного большинства ссыльных,
так как наша каторга — учреждение по преимуществу мужицкое, и из каторжных и поселенцев только одна десятая часть не принадлежит к земледельческому классу.
Одни находили Сахалин плодороднейшим островом и называли его
так в своих отчетах и корреспонденциях и даже,
как говорят, посылали восторженные телеграммы о том, что ссыльные наконец в состоянии сами прокормить себя и уже не нуждаются в затратах со стороны государства, другие
же относились к сахалинскому земледелию скептически и решительно заявляли, что сельскохозяйственная культура на острове немыслима.
При
таких тощих урожаях сахалинский хозяин, чтобы быть сытым, должен иметь не менее 4 дес. плодородной земли, ценить свой труд ни во что и ничего не платить работникам; когда
же в недалеком будущем однопольная система без пара и удобрения истощит почву и ссыльные «сознают необходимость перейти к более рациональным приемам обработки полей и к новой системе севооборота», то земли и труда понадобится еще больше и хлебопашество поневоле будет брошено,
как непроизводительное и убыточное.
Один каторжный слесарь делает берданки и уже четыре продал на материк, другой — делает оригинальные цепочки из стали, третий — лепит из гипса; но все эти берданки, цепочки и очень дорогие шкатулки
так же мало рисуют экономическое положение колонии,
как и то, что один поселенец на юге собирает по берегу китовую кость, а другой — добывает трепангу.
Поляков писал: «Хлеб в Мало-Тымовском поселении был до
такой степени плох, что не всякая собака решается есть его; в нем была масса неперемолотых, целых зерен, мякины и соломы; один из присутствовавших при осмотре хлеба моих сотоварищей справедливо заметил: „Да, этим хлебом
так же легко завязить все зубы,
как и найти в них зубочистку для их очистки“».]
Каторжным,
как мужчинам,
так и женщинам, выдается по армяку и полушубку ежегодно, между тем солдат, который работает на Сахалине не меньше каторжного, получает мундир на три, а шинель на два года; из обуви арестант изнашивает в год четыре пары чирков и две пары бродней, солдат
же — одну пару голенищ и 2 1/2 подошв.
Но солдат поставлен в лучшие санитарные условия, у него есть постель и место, где можно в дурную погоду обсушиться, каторжный
же поневоле должен гноить свое платье и обувь,
так как, за неимением постели, спит на армяке и на всяких обносках, гниющих и своими испарениями портящих воздух, а обсушиться ему негде; зачастую он и спит в мокрой одежде,
так что, пока каторжного не поставят в более человеческие условия, вопрос, насколько одежда и обувь удовлетворяют в количественном отношении, будет открытым.