Когда я давал показания, защитник спросил меня, в каких отношениях я находился с Ольгой, и познакомил меня с показанием Пшехоцкого, когда-то мне аплодировавшего. Сказать правду — значило бы дать показание в пользу подсудимого: чем развратнее жена, тем снисходительнее присяжные к мужу-Отелло, — я понимал это… С другой стороны,
моя правда оскорбила бы Урбенина… он, услыхав ее, почувствовал бы неизлечимую боль… Я счел за лучшее солгать.
Неточные совпадения
— Повесть
моя написана по шаблону бывших судебных следователей, но… в ней вы найдете быль,
правду… Всё, что в ней изображено, всё от крышки до крышки происходило на
моих глазах… Я был и очевидцем и даже действующим лицом.
— Дело не в
правде… Не нужно непременно видеть, чтоб описать… Это не важно. Дело в том, что наша бедная публика давно уже набила оскомину на Габорио ц Шкляревском. Ей надоели все эти таинственные убийства, хитросплетения сыщиков и необыкновенная находчивость допрашивающих следователей. Публика, конечно, разная бывает, но я говорю о той публике, которая читает
мою газету. Как называется ваша повесть?
Рассудок говорил мне всю сущую
правду, краска стыда за недавнее прошлое разливалась по
моему лицу, сердце сжималось от страха при одной мысли, что у меня не хватит мужества отказаться от поездки к графу, но я не долго колебался. Борьба продолжалась не более минуты.
— Врете, щур… Действительно, я за неимением досуга перестал посещать Калининых… Что
правда, то
правда. Отношения же
мои с этой семьей по-прежнему отменные… Всегда кланяюсь, если встречаю кого-нибудь из них.
Бедняжка не вынесла
моего взгляда.
Правда, краска стыда скоро сошла с ее лица, но зато из глаз выжались слезы, настоящие слезы, каких я никогда ранее не видывал на ее лице… Прижав платок к лицу, она поднялась и выбежала из столовой…
— Пока?.. Чуть-чуть! В продолжение десяти минут «твоя рука в
моей руке», — запел граф, — и… ни разу не отдернула ручки… Зацеловал! Но подождем до завтра, а теперь идем. Меня ждут. Ах, да! Мне нужно поговорить с тобой, голубчик, об одной вещи. Скажи мне, милый,
правду ли говорят, что ты тово… питаешь злостные намерения относительно Наденьки Калининой?
— Если это
правда, то мешать тебе я не стану. Подставлять другому ножку не в
моих правилах. Если же ты никаких видов не имеешь, то, конечно…
Сердце
мое говорило о невинности простака Урбенина; оно, чуя
правду, сжималось тою болью, которую в это время должен был чувствовать ошеломленный муж.
Да если б ты еще был честен, так никто бы тебя и не корил этим, а ты наворовал денег — внук
мой правду сказал, — и тут, по слабости, терпели тебя, и молчать бы тебе да каяться под конец за темную жизнь.
О, не верьте мне, считайте меня за больного, но все-таки запомните слова мои: ведь если только хоть десятая, хоть двадцатая доля в словах
моих правда, то ведь и тогда ужасно!
— Что и говорить! Это всякий уже знает, пан голова. Все знают, как ты выслужил царскую ласку. Признайся теперь,
моя правда вышла: хватил немного на душу греха, сказавши, что поймал этого сорванца в вывороченном тулупе?
— Молод, слабосилен я, — вот что! Не поверили мне, не пошли за
моей правдой, — значит — не умел я сказать ее!.. Нехорошо мне, — обидно за себя!
Неточные совпадения
Хлестаков. Я — признаюсь, это
моя слабость, — люблю хорошую кухню. Скажите, пожалуйста, мне кажется, как будто бы вчера вы были немножко ниже ростом, не
правда ли?
Хлестаков. По
моему мнению, что нужно? Нужно только, чтобы тебя уважали, любили искренне, — не
правда ли?
Хлестаков. Ах да, это
правда: это точно Загоскина; а есть другой «Юрий Милославский», так тот уж
мой.
Потупился, задумался, // В тележке сидя, поп // И молвил: — Православные! // Роптать на Бога грех, // Несу
мой крест с терпением, // Живу… а как? Послушайте! // Скажу вам правду-истину, // А вы крестьянским разумом // Смекайте! — // «Начинай!»
Так вот как, благодетели, // Я жил с
моею вотчиной, // Не
правда ль, хорошо?..» // — Да, было вам, помещикам, // Житье куда завидное, // Не надо умирать!