Неточные совпадения
«Переделать портрет, — думал он. — Прав ли Кирилов? Вся цель
моя, задача, идея — красота! Я охвачен ею и хочу воплотить этот, овладевший мною, сияющий образ: если я поймал эту „
правду“ красоты — чего еще? Нет, Кирилов ищет красоту в небе, он аскет: я — на земле… Покажу портрет Софье: что она скажет? А потом уже переделаю… только не в блудницу!»
— Право, заметили и втихомолку торжествуете, да еще издеваетесь надо мной, заставляя высказывать вас же самих. Вы знаете, что я говорю
правду, и в словах
моих видите свой образ и любуетесь им.
— Если это неправда, то… что обидного в
моей догадке? — сказал он, — а если
правда, то опять-таки… что обидного в этой
правде? Подумайте над этой дилеммой, кузина, и покайтесь, что вы напрасно хотели подавить достоинство вашего бедного cousin!
— Да,
правда: он злой, негодный человек, враг
мой был, не любила я его! Чем же кончилось? Приехал новый губернатор, узнал все его плутни и прогнал! Он смотался, спился, своя же крепостная девка завладела им — и пикнуть не смел. Умер — никто и не пожалел!
— Ma figure у prête, j’espère? [
Мое лицо так и просится на полотно,
правда? (фр.)]
— Вера Васильевна: вы воротились, ах, какое счастье! Vous nous manquiez! [Нам вас так недоставало! (фр.)] Посмотрите, ваш cousin в плену, не
правда ли, как лев в сетях! Здоровы ли вы,
моя милая, как поправились, пополнели…
— Ну, вот, бабушка, наконец вы договорились до дела, до
правды: «женись, не женись — как хочешь»! Давно бы так! Стало быть, и ваша и
моя свадьба откладываются на неопределенное время.
— Ну, иной раз и сам:
правда, святая
правда! Где бы помолчать, пожалуй, и пронесло бы, а тут зло возьмет, не вытерпишь, и пошло! Сама посуди: сядешь в угол, молчишь: «Зачем сидишь, как чурбан, без дела?» Возьмешь дело в руки: «Не трогай, не суйся, где не спрашивают!» Ляжешь: «Что все валяешься?» Возьмешь кусок в рот: «Только жрешь!» Заговоришь: «Молчи лучше!» Книжку возьмешь: вырвут из рук да швырнут на пол! Вот
мое житье — как перед Господом Богом! Только и света что в палате да по добрым людям.
— Это
правда, — отвечал Марк. — Ну, не сердитесь: пойдемте в
мой салон.
—
Правда, в неделю раза два-три: это не часто и не могло бы надоесть: напротив, — если б делалось без намерения, а так само собой. Но это все делается с умыслом: в каждом вашем взгляде и шаге я вижу одно — неотступное желание не давать мне покоя, посягать на каждый
мой взгляд, слово, даже на
мои мысли… По какому праву, позвольте вас спросить?
— Не шути этим, Борюшка; сам сказал сейчас, что она не Марфенька! Пока Вера капризничает без причины, молчит, мечтает одна — Бог с ней! А как эта змея, любовь, заберется в нее, тогда с ней не сладишь! Этого «рожна» я и тебе, не только девочкам
моим, не пожелаю. Да ты это с чего взял: говорил, что ли, с ней, заметил что-нибудь? Ты скажи мне, родной, всю
правду! — умоляющим голосом прибавила она, положив ему на плечо руку.
— Вы или бабушка
правду сказали: мы больше не дети, и я виноват только тем, что не хотел замечать этого, хоть сердце
мое давно заметило, что вы не дитя…
— Ужели он не поймет этого никогда и не воротится — ни сюда… к этой вечной
правде… ни ко мне, к
правде моей любви? — шептали ее губы. — Никогда! какое ужасное слово!
«Что, ежели он возвращается… если
моя „
правда“ взяла верх? Иначе зачем зовет!.. О Боже!» — думала она, стремясь на выстрел.
— Послушай, Вера, я хотел у тебя кое-что спросить, — начал он равнодушным голосом, — сегодня Леонтий упомянул, что ты читала книги в
моей библиотеке, а ты никогда ни слова мне о них не говорила.
Правда это?
— Не бегите, поглядите мне в глаза, слышите
мой голос: в нем
правда!
— Боже
мой! — говорил Райский, возвращаясь к себе и бросаясь, усталый и телом и душой, в постель. — Думал ли я, что в этом углу вдруг попаду на такие драмы, на такие личности? Как громадна и страшна простая жизнь в наготе ее
правды и как люди остаются целы после такой трескотни! А мы там, в куче, стряпаем свою жизнь и страсти, как повара — тонкие блюда!..
—
Мое горе не должно беспокоить вас, Вера Васильевна. Оно —
мое. Я сам напросился на него, а вы только смягчили его. Вон вы вспомнили обо мне и писали, что вам хочется видеть меня: ужели это
правда?
— Вот видите, без
моего «ума и сердца», сами договорились до
правды, Иван Иванович!
Мой «ум и сердце» говорили давно за вас, да не судьба! Стало быть, вы из жалости взяли бы ее теперь, а она вышла бы за вас — опять скажу — ради вашего… великодушия… Того ли вы хотите? Честно ли и правильно ли это и способны ли мы с ней на такой поступок? Вы знаете нас…
Неточные совпадения
Хлестаков. Я — признаюсь, это
моя слабость, — люблю хорошую кухню. Скажите, пожалуйста, мне кажется, как будто бы вчера вы были немножко ниже ростом, не
правда ли?
Хлестаков. По
моему мнению, что нужно? Нужно только, чтобы тебя уважали, любили искренне, — не
правда ли?
Хлестаков. Ах да, это
правда: это точно Загоскина; а есть другой «Юрий Милославский», так тот уж
мой.
Потупился, задумался, // В тележке сидя, поп // И молвил: — Православные! // Роптать на Бога грех, // Несу
мой крест с терпением, // Живу… а как? Послушайте! // Скажу вам правду-истину, // А вы крестьянским разумом // Смекайте! — // «Начинай!»
Так вот как, благодетели, // Я жил с
моею вотчиной, // Не
правда ль, хорошо?..» // — Да, было вам, помещикам, // Житье куда завидное, // Не надо умирать!