Трофимов. Верьте мне, Аня, верьте! Мне еще нет тридцати, я молод, я еще студент, но я уже столько вынес! Как зима, так я голоден, болен, встревожен, беден, как нищий, и — куда только судьба не гоняла меня, где я только не был! И все же душа моя всегда, во всякую минуту, и
днем и ночью, была полна неизъяснимых предчувствий. Я предчувствую счастье, Аня, я уже вижу его…
Неточные совпадения
Епиходов. Каждый
день случается со мной какое-нибудь несчастье.
И я не ропщу, привык
и даже улыбаюсь.
Дуняша. Не знаю уж как… Человек он смирный, а только иной раз как начнет говорить, ничего не поймешь.
И хорошо,
и чувствительно, только непонятно. Мне он как будто
и нравится. Он меня любит безумно. Человек он несчастливый, каждый
день что-нибудь. Его так
и дразнят у нас: двадцать два несчастья…
Варя. Я так думаю, ничего у нас не выйдет. У него
дела много, ему не до меня…
и внимания не обращает. Бог с ним совсем, тяжело мне его видеть… Все говорят о нашей свадьбе, все поздравляют, а на самом
деле ничего нет, всё как сон… (Другим тоном.) У тебя брошка вроде как пчелка.
(Стоит около двери.) Хожу я, душечка, цельный
день по хозяйству
и все мечтаю. Выдать бы тебя за богатого человека,
и я бы тогда была покойной, пошла бы себе в пустынь, потом в Киев… в Москву,
и так бы все ходила по святым местам… Ходила бы
и ходила. Благолепие!..
Лопахин. Замечательного в этом саду только то, что он очень большой. Вишня родится раз в два года, да
и ту
девать некуда, никто не покупает.
Гаев. Да, да… (Ее рукой закрывает себе лицо.) В самом
деле, это ужасно! Боже мой! Боже, спаси меня!
И сегодня я речь говорил перед шкафом… так глупо!
И только когда кончил, понял, что глупо.
Гаев. Молчу. (Целует Ане
и Варе руки.) Молчу. Только вот о
деле. В четверг я был в окружном суде, ну, сошлась компания, начался разговор о том о сем, пятое-десятое,
и, кажется, вот можно будет устроить заем под векселя, чтобы заплатить проценты в банк.
Вот так
и будем действовать с трех концов —
и дело наше в шляпе.
Лопахин. Я вас каждый
день учу. Каждый
день я говорю все одно
и то же.
И вишневый сад
и землю необходимо отдать в аренду под дачи, сделать это теперь же, поскорее — аукцион на носу! Поймите! Раз окончательно решите, чтобы были дачи, так денег вам дадут сколько угодно,
и вы тогда спасены.
Купила я дачу возле Ментоны, так как он заболел там,
и три года я не знала отдыха ни
днем, ни ночью; больной измучил меня, душа моя высохла.
Любовь Андреевна. Она у меня из простых, работает целый
день, а главное, вас любит. Да
и вам-то давно нравится.
Трофимов. Варя боится, а вдруг мы полюбим друг друга,
и целые
дни не отходит от нас. Она своей узкой головой не может понять, что мы выше любви. Обойти то мелкое
и призрачное, что мешает быть свободным
и счастливым, — вот цель
и смысл нашей жизни. Вперед! Мы идем неудержимо к яркой звезде, которая горит там вдали! Вперед! Не отставай, друзья!
Трофимов. Уж очень она усердная, не в свое
дело суется. Все лето не давала покоя ни мне, ни Ане, боялась, как бы у нас романа не вышло. Какое ей
дело?
И к тому же я вида не подавал, я так далек от пошлости. Мы выше любви!
Это камень на моей шее, я иду с ним на
дно, но я люблю этот камень
и жить без него не могу.
Фирс. Нездоровится. Прежде у нас на балах танцевали генералы, бароны, адмиралы, а теперь посылаем за почтовым чиновником
и начальником станции, да
и те не в охотку идут. Что-то ослабел я. Барин покойный, дедушка, всех сургучом пользовал, от всех болезней. Я сургуч принимаю каждый
день уже лет двадцать, а то
и больше; может, я от него
и жив.
Епиходов. Несомненно, может, вы
и правы. (Вздыхает.) Но, конечно, если взглянуть с точки зрения, то вы, позволю себе так выразиться, извините за откровенность, совершенно привели меня в состояние духа. Я знаю свою фортуну, каждый
день со мной случается какое-нибудь несчастье,
и к этому я давно уже привык, так что с улыбкой гляжу на свою судьбу. Вы дали мне слово,
и хотя я…
Епиходов. У меня несчастье каждый
день,
и я, позволю себе так выразиться, только улыбаюсь, даже смеюсь.
Варя. Я не взыскиваю с тебя, а говорю. Только
и знаешь, что ходишь с места на место, а
делом не занимаешься. Конторщика держим, а неизвестно — для чего.
Лопахин. Ну, прощай, голубчик. Пора ехать. Мы друг перед другом нос дерем, а жизнь знай себе проходит. Когда я работаю подолгу, без устали, тогда мысли полегче,
и кажется, будто мне тоже известно, для чего я существую. А сколько, брат, в России людей, которые существуют неизвестно для чего. Ну, все равно, циркуляция
дела не в этом. Леонид Андреич, говорят, принял место, будет в банке, шесть тысяч в год… Только ведь не усидит, ленив очень…
Яша. Что ж плакать? (Пьет шампанское.) Через шесть
дней я опять в Париже. Завтра сядем в курьерский поезд
и закатим, только нас
и видели. Даже как-то не верится. Вив ла Франс!.. [Да здравствует Франция! (фр. Vive la France!)] Здесь не по мне, не могу жить… ничего не поделаешь. Насмотрелся на невежество — будет с меня. (Пьет шампанское.) Что ж плакать? Ведите себя прилично, тогда не будете плакать.
Гаев(весело). В самом
деле, теперь все хорошо. До продажи вишневого сада мы все волновались, страдали, а потом, когда вопрос был решен окончательно, бесповоротно, все успокоились, повеселели даже… Я банковский служака, теперь я финансист… желтого в середину,
и ты, Люба, как-никак, выглядишь лучше, это несомненно.
Гаев. Помню, когда мне было шесть лет, в Троицын
день я сидел на этом окне
и смотрел, как мой отец шел в церковь…
Неточные совпадения
Батюшка пришлет денежки, чем бы их попридержать —
и куды!.. пошел кутить: ездит на извозчике, каждый
день ты доставай в кеятр билет, а там через неделю, глядь —
и посылает на толкучий продавать новый фрак.
Хлестаков. Право, не знаю. Ведь мой отец упрям
и глуп, старый хрен, как бревно. Я ему прямо скажу: как хотите, я не могу жить без Петербурга. За что ж, в самом
деле, я должен погубить жизнь с мужиками? Теперь не те потребности; душа моя жаждет просвещения.
Аммос Федорович. Да, нехорошее
дело заварилось! А я, признаюсь, шел было к вам, Антон Антонович, с тем чтобы попотчевать вас собачонкою. Родная сестра тому кобелю, которого вы знаете. Ведь вы слышали, что Чептович с Варховинским затеяли тяжбу,
и теперь мне роскошь: травлю зайцев на землях
и у того
и у другого.
В конце села под ивою, // Свидетельницей скромною // Всей жизни вахлаков, // Где праздники справляются, // Где сходки собираются, // Где
днем секут, а вечером // Цалуются, милуются, — // Всю ночь огни
и шум.
«Орудуй, Клим!» По-питерски // Клим
дело оборудовал: // По блюдцу деревянному // Дал дяде
и племяннице. // Поставил их рядком, // А сам вскочил на бревнышко //
И громко крикнул: «Слушайте!» // (Служивый не выдерживал //
И часто в речь крестьянина // Вставлял словечко меткое //
И в ложечки стучал.)