Неточные совпадения
Этого мы в самом деле и требуем от
прекрасных явлений и предметов в тех царствах
природы, где нет разнообразия типов одного и того же рода предметов.
Здесь же считаю не излишним заметить, что в определении красоты как единства идеи и образа, — в этом определении, имеющем в виду не
прекрасное живой
природы, а
прекрасные произведения искусств, уже скрывается зародыш или результат того направления, по которому эстетика обыкновенно отдает предпочтение
прекрасному в искусстве перед
прекрасным в живой действительности.
Проводить в подробности по различным царствам
природы мысль, что
прекрасное есть жизнь, и ближайшим образом, жизнь напоминающая о человеке и о человеческой жизни, я считаю излишним потому, что [и Гегель, и Фишер постоянно говорят о том], что красоту в
природе составляет то, что напоминает человека (или, выражаясь [гегелевским термином], предвозвещает личность), что
прекрасное в
природе имеет значение
прекрасного только как намек на человека [великая мысль, глубокая!
Но нельзя не прибавить, что вообще на
природу смотрит человек глазами владельца, и на земле
прекрасным кажется ему также то, с чем связано счастие, довольство человеческой жизни. Солнце и дневной свет очаровательно прекрасны, между прочим, потому, что в них источник всей жизни в
природе, и потому, что дневной свет благотворно действует прямо на жизненные отправления человека, возвышая в нем органическую деятельность, а через это благотворно действует даже на расположение нашего духа.
[Можно даже вообще сказать, что, читая в эстетике Гегеля те места, где говорится о том, что прекрасно в действительности, приходишь к мысли, что бессознательно принимал он
прекрасным в
природе говорящее нам о жизни, между тем как сознательно поставлял красоту в полноте проявления идеи.
У Фишера в отделении «О
прекрасном в
природе» постоянно говорится, что
прекрасное только то, что живое или кажется живым.
Определяя
прекрасное как полное проявление идеи в отдельном существе, мы необходимо придем к выводу: «
прекрасное в действительности только призрак, влагаемый в нее нашею фантазиею»; из этого будет следовать, что «собственно говоря,
прекрасное создается нашею фантазиею, а в действительности (или, [по Гегелю]: в
природе) истинно
прекрасного нет»; из того, что в
природе нет истинно
прекрасного, будет следовать, что «искусство имеет своим источником стремление человека восполнить недостатки
прекрасного в объективной действительности» и что «
прекрасное, создаваемое искусством, выше
прекрасного в объективной действительности», — все эти мысли составляют сущность [гегелевской эстетики и являются в ней] не случайно, а по строгому логическому развитию основного понятия о
прекрасном.
Три различные формы, в которых существует
прекрасное, следующие:
прекрасное в действительности (или в
природе) [как выражается гегелевская школа],
прекрасное в фантазии и
прекрасное в искусстве (в [действительном бытии], придаваемом ему творческою фантазиею человека).
Кроме того, именно по самой живости (Lebendigkeit), составляющей неотъемлемое преимущество
прекрасного в действительности, красота его мимолетна; основание этой мимолетности в том, что
прекрасное в действительности возникает не из стремления к
прекрасному; оно возникает и существует по общему стремлению
природы к жизни, при осуществлении которого появляется только вследствие случайных обстоятельств, а не как что-нибудь преднамеренное (ailes Naturschöne nicht gewolt ist).
…Проблески
прекрасного редки в истории; редко вполне
прекрасное и в
природе вообще.
«Последнее создание все выше и выше стремящейся
природы —
прекрасный человек.
Потому
прекрасное в
природе живо; но, находясь среди неисчислимо разнообразных отношений, оно подвергается столкновениям, порче со всех сторон; потому что
природа заботится о всей массе предметов, а не об одном отдельном предмете, ей нужно сохранение, а не собственно красота.
Если так, то для
природы нет потребности поддерживать
прекрасным и то немногое
прекрасное, которое она случайно производит: жизнь стремится вперед, не заботясь о гибели образа, или сохраняет его только искаженным.
Форма, от рождения предназначенная быть
прекрасною, может случаем повредиться в какой-нибудь части; тотчас же страдают от этого и другие части; потому что
природе тогда бывают нужны силы для восстановления поврежденной части, и она отнимает их у других частей, что необходимо вредит их развитию.
Мимолетность, непрочность — скорбная участь всего
прекрасного в
природе.
Непреднамеренность (das Nichtgewolltsein) — сущность всего
прекрасного в
природе; она лежит в его сущности в такой степени, что на нас чрезвычайно неприятно действует, если мы замечаем в сфере реального
прекрасного какой бы то ни было преднамеренный расчет именно на красоту.
Но благоприятность случая не только редка и мимолетна, — она вообще должна считаться благоприятностью только относительною: вредная, искажающая случайность всегда оказывается в
природе не вполне побежденною, если мы отбросим светлую маску, накидываемую отдаленностью места и времени на восприятие (Wahrnehm ng)
прекрасного в
природе, и строже всмотримся в предмет; искажающая случайность вносит в
прекрасную, по-видимому, группировку нескольких предметов много такого, что вредит ее полной красоте; мало того, эта вредящая случайность вторгается и в отдельный предмет, который казался нам сначала вполне прекрасен, и мы видим, что ничто не изъято от ее владычества.
«
Прекрасное в
природе непреднамеренно; уже по этому одному не может быть оно так хорошо, как
прекрасное в искусстве, создаваемое преднамеренно».
Но если красота в
природе в строгом смысле не может назваться преднамеренною, как и все действование сил
природы, то, с другой стороны, нельзя сказать, чтобы вообще
природа не стремилась к произведению
прекрасного; напротив, понимая
прекрасное, как полноту жизни, мы должны будем признать, что стремление к жизни, проникающее всю
природу, есть вместе и стремление к произведению
прекрасного.
«От непреднамеренности красоты в
природе происходит то, что
прекрасное редко встречается в действительности».
И в самом деле, разве кто-нибудь называет итальянскую
природу не
прекрасною, хотя
природа Антильских островов или Ост-Индии гораздо богаче?
«
Прекрасное в
природе непреднамеренно».
Но, может быть, не излишне сказать, что и преднамеренные стремления художника (особенно поэта) не всегда дают право сказать, чтобы забота о
прекрасном была истинным источником его художественных произведений; правда, поэт всегда старается «сделать как можно лучше»; но это еще не значит, чтобы вся его воля и соображения управлялись исключительно или даже преимущественно заботою о художественности или эстетическом достоинстве произведения: как у
природы есть много стремлений, находящихся между собою в борьбе и губящих или искажающих своею борьбою красоту, так и в художнике, в поэте есть много стремлений, которые своим влиянием на его стремление к
прекрасному искажают красоту его произведения.
Одним словом, если красота в действительности развивается в борьбе с другими стремлениями
природы, то и в искусстве красота развивается также в борьбе с другими стремлениями и потребностями человека, ее создающего; если в действительности эта борьба портит или губит красоту, то едва ли менее шансов, что она испортит или погубит ее в произведении искусства; если в действительности
прекрасное развивается под влияниями, ему чуждыми, не допускающими его быть только
прекрасным, то и создание художника или поэта развивается множеством различных стремлений, результат которых должен быть таков же.
Мы готовы, однако же, согласиться, что преднамеренности больше в
прекрасных произведениях искусства, нежели в
прекрасных созданиях
природы, и что в этом отношении искусство стояло бы выше
природы, если б его преднамеренность была свободна от недостатков, от которых свободна
природа.
Что скорее можно встретить:
прекрасный пейзаж в
природе или в живописи?
«
Прекрасное в
природе мимолетно»; — в искусстве оно часто бывает вечно, это правда; но не всегда, потому что и произведение искусства подвержено погибели и порче от случая.
Но, не останавливаясь на этом, перейдем к другим причинам невечности очень многих произведений искусства, от которых свободно
прекрасное в
природе, — это мода и обветшание материала.
Вообще говоря, произведения искусства страдают всеми недостатками, какие могут быть найдены в
прекрасном живой действительности; но если искусство вообще не имеет никаких прав на предпочтение
природе и жизни, то, быть может, некоторые искусства в частности обладают какими-нибудь особенными преимуществами, ставящими их произведения выше соответствующих явлений живой действительности? быть может даже, то или другое искусство производит нечто, не имеющее себе соответствия в реальном мире?
Эти вопросы еще не решаются нашею общею критикою, и мы должны проследить частные случаи, чтобы видеть, каково отношение
прекрасного в определенных искусствах к
прекрасному в действительности, производимому
природою независимо от стремления человека к
прекрасному.
То же самое надобно сказать и о промышленности, создающей под преобладающим влиянием стремления к
прекрасному, например, ткани, которым
природа не представляет ничего подобного и в которых первоначальный материал еще менее остался неизменным, нежели камень в архитектуре.
Тот же самый недостаток в произведении искусства во сто раз больше, грубее и окружен еще сотнями других недостатков, — и мы не видим всего этого, а если видим, то прощаем и восклицаем: «И на солнце есть пятна!» Собственно говоря, произведения искусства могут быть сравниваемы только друг с другом при определении относительного их достоинства; некоторые из них оказываются выше всех остальных; и в восторге от их красоты (только относительной) мы восклицаем: «Они
прекраснее самой
природы и жизни!
Природа и жизнь производят
прекрасное, не заботясь о красоте, она является в действительности без усилия, и, следовательно, без заслуги в наших глазах, без права на сочувствие, без права на снисхождение; да и к чему снисхождение, когда
прекрасного в действительности так много!
Произведение искусства мелочнее того, что мы видим в жизни и в
природе, и вместе с тем эффектнее, — как же не утвердиться мнению, что оно
прекраснее действительной
природы и жизни, в которых так мало искусственности, которым чуждо стремление заинтересовать?
Область ее — вся область жизни и
природы; точки зрения поэта на жизнь в разнообразных ее проявлениях так же разнообразны, как понятия мыслителя об этих разнохарактерных явлениях; а мыслитель находит в действительности очень многое, кроме
прекрасного, возвышенного и комического.
Проще всего решить эту запутанность, сказав, что сфера искусства не ограничивается одним
прекрасным и его так называемыми моментами, а обнимает собою все, что в действительности (в
природе и в жизни) интересует человека — не как ученого, а просто как человека; общеинтересное в жизни — вот содержание искусства.
Итак, надобно кстати и некстати наполнять поэтические создания описаниями
природы: чем больше их, тем больше
прекрасного в нашем произведении.