Неточные совпадения
Отец его, рязанский мещанин, жил, по мещанскому званию, достаточно,
то есть его семейство имело щи с мясом не по одним воскресеньям, и даже пило чай каждый день.
Когда коллежский секретарь Иванов уверяет коллежского советника Ивана Иваныча, что предан ему душою и телом, Иван Иваныч знает по себе, что преданности душою и телом нельзя ждать ни от кого, а
тем больше знает, что в частности Иванов пять раз продал
отца родного за весьма сходную цену и
тем даже превзошел его самого, Ивана Иваныча, который успел предать своего
отца только три раза, а все-таки Иван Иваныч верит, что Иванов предан ему,
то есть и не верит ему, а благоволит к нему за это, и хоть не верит, а дает ему дурачить себя, — значит, все-таки верит, хоть и не верит.
Третий результат слов Марьи Алексевны был, разумеется,
тот, что Верочка и Дмитрий Сергеич стали, с ее разрешения и поощрения, проводить вместе довольно много времени. Кончив урок часов в восемь, Лопухов оставался у Розальских еще часа два — три: игрывал в карты с матерью семейства,
отцом семейства и женихом; говорил с ними; играл на фортепьяно, а Верочка пела, или Верочка играла, а он слушал; иногда и разговаривал с Верочкою, и Марья Алексевна не мешала, не косилась, хотя, конечно, не оставляла без надзора.
— А что, Дмитрий Сергеич, я хочу у вас спросить: прошлого французского короля
отец,
того короля, на место которого нынешний Наполеон сел, велел в папскую веру креститься?
Я стал оканчивать курс в гимназии; убедил
отца отпустить меня в Медицинскую академию, вместо
того чтобы определять в чиновники.
Племянник, вместо
того чтобы приезжать, приходил, всматривался в людей и, разумеется, большею частию оставался недоволен обстановкою: в одном семействе слишком надменны; в другом — мать семейства хороша,
отец дурак, в третьем наоборот, и т. д., в иных и можно бы жить, да условия невозможные для Верочки; или надобно говорить по — английски, — она не говорит; или хотят иметь собственно не гувернантку, а няньку, или люди всем хороши, кроме
того, что сами бедны, и в квартире нет помещения для гувернантки, кроме детской, с двумя большими детьми, двумя малютками, нянькою и кормилицею.
Отец его был человек деспотического характера, очень умный, образованный и ультраконсерватор, — в
том же смысле, как Марья Алексевна, ультраконсерватор, но честный.
Отец любил Катю, не давал ультравеликосветским гувернанткам слишком муштровать девушку: «это глупости», говорил он про всякие выправки талии, выправки манер и все
тому подобное; а когда Кате было 15 лет, он даже согласился с нею, что можно обойтись ей и без англичанки и без француженки.
Наконец, добился
того, что больная сказала ему имя и разрешила говорить с ее
отцом.
Катерина Васильевна любила
отца, привыкла уважать его мнение: он никогда не стеснял ее; она знала, что он говорит единственно по любви к ней; а главное, у ней был такой характер больше думать о желании
тех, кто любит ее, чем о своих прихотях, она была из
тех, которые любят говорить своим близким: «как вы думаете, так я и сделаю».
Но подействовали они не очень скоро; Катерина Васильевна в первое время по удалении Соловцова вовсе не была ни грустна, ни задумчива, а перед
тем она уже была холодна с ним, да и так спокойно приняла совет
отца остерегаться его.
А между
тем отец не знает причины расстройства, потому что пользующий медик не знает; что ж это такое?
Наскоро дав им аттестацию, Кирсанов пошел сказать больной, что дело удалось. Она при первых его словах схватила его руку, и он едва успел вырвать, чтоб она не поцеловала ее. «Но я не скоро пущу к вам вашего батюшку объявить вам
то же самое, — сказал он: — он у меня прежде прослушает лекцию о
том, как ему держать себя». Он сказал ей, что он будет внушать ее
отцу и что не отстанет от него, пока не внушит ему этого основательно.
Упреки
отцу и огорчили ее своею несправедливостью, и оскорбили
тем, что в них выказывался взгляд Соловцова на нее, как на существо, лишенное воли и характера.
Ей было жалко видеть его, ставшего стариком из крепкого, еще не старого человека; было жалко и
того, что средства ее помогать другим слишком уменьшились; было на первый раз обидно увидеть пренебрежение толпы, извивавшейся и изгибавшейся перед ее
отцом и ею.
Явилась и надежда на счастье: «теперь если в ком я найду привязанность,
то будет привязанность ко мне, а не к миллионам моего
отца».
Когда
отец умер, он перешел в нью-йоркскую контору лондонской фирмы Ходчсона, Лотера и К°, зная, что она имеет дела с Петербургом, и когда успел хорошо зарекомендовать себя,
то и выразил желание получить место в России, объяснивши, что он Россию знает как свою родину.
Катерина Васильевна покраснела. Ей было неприятно, что
отец завел разговор о ее чувствах. Но, кроме отцовской любви, было и другое известное обстоятельство, по которому
отец не был виноват: если не о чем говорить, но есть в комнате кошка или собака, заводится разговор о ней: если ни кошки, ни собаки нет,
то о детях. Погода, уж только третья, крайняя степень безресурсности.
— Ты, кажется, выставляешь меня деспотом, Катя? — сказал
отец: — уж в этом-то я неповинен с
тех пор, как ты меня так проучила.
Катерина Васильевна была очень одушевлена. Грусти — никаких следов; задумчивость заменилась восторгом. Она с энтузиазмом рассказывала Бьюмонту, — а ведь уж рассказывала
отцу, но от одного раза не унялась, о
том, что видела поутру, и не было конца ее рассказу; да, теперь ее сердце было полно: живое дело найдено! Бьюмонт слушал внимательно; но разве можно слушать так? и она чуть не с гневом сказала...
— Катерина Васильевна, это вы? очень рад и благодарен вам, —
тем самым тоном, каким бы встретил ее
отца; впрочем, нет, гораздо приветливее.
Неточные совпадения
Хлестаков. Право, не знаю. Ведь мой
отец упрям и глуп, старый хрен, как бревно. Я ему прямо скажу: как хотите, я не могу жить без Петербурга. За что ж, в самом деле, я должен погубить жизнь с мужиками? Теперь не
те потребности; душа моя жаждет просвещения.
Чтобы ему, если и тетка есть,
то и тетке всякая пакость, и
отец если жив у него,
то чтоб и он, каналья, околел или поперхнулся навеки, мошенник такой!
Купцы. Да уж куда милость твоя ни запроводит его, все будет хорошо, лишь бы,
то есть, от нас подальше. Не побрезгай,
отец наш, хлебом и солью: кланяемся тебе сахарцом и кузовком вина.
А Петр-то Иванович уж мигнул пальцем и подозвал трактирщика-с, трактирщика Власа: у него жена три недели назад
тому родила, и такой пребойкий мальчик, будет так же, как и
отец, содержать трактир.
Сам Ермил, // Покончивши с рекрутчиной, // Стал тосковать, печалиться, // Не пьет, не ест:
тем кончилось, // Что в деннике с веревкою // Застал его
отец.