Неточные совпадения
Еще и теперь я не могу вспомнить эту повесть без какого-то странного сердечного движения, и когда я, год
тому назад, припомнил Наташе две первые строчки: «Альфонс, герой моей повести, родился в Португалии; дон Рамир, его
отец» и т. д., я чуть не заплакал.
Николай Сергеич с негодованием отвергал этот слух,
тем более что Алеша чрезвычайно любил своего
отца, которого не знал в продолжение всего своего детства и отрочества; он говорил об нем с восторгом, с увлечением; видно было, что он вполне подчинился его влиянию.
Он выжил уже почти год в изгнании, в известные сроки писал к
отцу почтительные и благоразумные письма и наконец до
того сжился с Васильевским, что когда князь на лето сам приехал в деревню (о чем заранее уведомил Ихменевых),
то изгнанник сам стал просить
отца позволить ему как можно долее остаться в Васильевском, уверяя, что сельская жизнь — настоящее его назначение.
Но боже, как она была прекрасна! Никогда, ни прежде, ни после, не видал я ее такою, как в этот роковой день.
Та ли,
та ли это Наташа,
та ли это девочка, которая, еще только год
тому назад, не спускала с меня глаз и, шевеля за мною губками, слушала мой роман и которая так весело, так беспечно хохотала и шутила в
тот вечер с
отцом и со мною за ужином?
Та ли это Наташа, которая там, в
той комнате, наклонив головку и вся загоревшись румянцем, сказала мне: да.
Да к
тому же
отец и сам его хочет поскорей с плеч долой сбыть, чтоб самому жениться, а потому непременно и во что бы
то ни стало положил расторгнуть нашу связь.
— Он, может быть, и совсем не придет, — проговорила она с горькой усмешкой. — Третьего дня он писал, что если я не дам ему слова прийти,
то он поневоле должен отложить свое решение — ехать и обвенчаться со мною; а
отец увезет его к невесте. И так просто, так натурально написал, как будто это и совсем ничего… Что если он и вправду поехал к ней,Ваня?
К
тому же
отец непременно хотел меня везти сегодня к невесте (ведь мне сватают невесту; Наташа вам сказывала? да я не хочу).
— Непременно; что ж ему останется делать?
То есть он, разумеется, проклянет меня сначала; я даже в этом уверен. Он уж такой; и такой со мной строгий. Пожалуй, еще будет кому-нибудь жаловаться, употребит, одним словом, отцовскую власть… Но ведь все это не серьезно. Он меня любит без памяти; посердится и простит. Тогда все помирятся, и все мы будем счастливы. Ее
отец тоже.
Я знал, что у Анны Андреевны была одна любимая, заветная мысль, что Алеша, которого она звала
то злодеем,
то бесчувственным, глупым мальчишкой, женится наконец на Наташе и что
отец его, князь Петр Александрович, ему это позволит.
Графиня-то, мачеха-то, все прожила, а Катерина Федоровна меж
тем подросла, да и два миллиона, что ей отец-откупщик в ломбарде оставил, подросли.
Рассказ Анны Андреевны меня поразил. Он совершенно согласовался со всем
тем, что я сам недавно слышал от самого Алеши. Рассказывая, он храбрился, что ни за что не женится на деньгах. Но Катерина Федоровна поразила и увлекла его. Я слышал тоже от Алеши, что
отец его сам, может быть, женится, хоть и отвергает эти слухи, чтоб не раздражить до времени графини. Я сказал уже, что Алеша очень любил
отца, любовался и хвалился им и верил в него, как в оракула.
Что же касается до любовников,
то у них дело отлагалось до формального примирения с
отцом и вообще до перемены обстоятельств.
— Так неужели ж никогда, никогда не кончится этот ужасный раздор! — вскричал я грустно. — Неужели ж ты до
того горда, что не хочешь сделать первый шаг! Он за тобою; ты должна его первая сделать. Может быть,
отец только
того и ждет, чтоб простить тебя… Он
отец; он обижен тобою! Уважь его гордость; она законна, она естественна! Ты должна это сделать. Попробуй, и он простит тебя без всяких условий.
Если б
отец и простил,
то все-таки он бы не узнал меня теперь.
Месяц
тому назад, когда еще
отец не приезжал, я вдруг получил от него огромнейшее письмо и скрыл это от вас обоих.
— Послушай, Наташа, ты спрашиваешь — точно шутишь. Не шути.Уверяю тебя, это очень важно. Такой тон, что я и руки опустил. Никогда
отец так со мной не говорил.
То есть скорее Лиссабон провалится, чем не сбудется по его желанию; вот какой тон!
Последний был дядя, Семен Валковский, да
тот только в Москве был известен, да и
то тем, что последние триста душ прожил, и если б
отец не нажил сам денег,
то его внуки, может быть, сами бы землю пахали, как и есть такие князья.
Две недели
тому назад, когда по приезде их
отец повез меня к Кате, я стал в нее пристально вглядываться.
Это завлекло мое любопытство вполне; уж я не говорю про
то, что у меня было свое особенное намерение узнать ее поближе, — намерение еще с
того самого письма от
отца, которое меня так поразило.
Перед
тем как нам ехать,
отец получил какое-то письмо.
Вы можете с презрением смотреть на
отца, который сам сознается в
том, что наводил сына, из корысти и из предрассудков, на дурной поступок; потому что бросить великодушную девушку, пожертвовавшую ему всем и перед которой он так виноват, — это дурной поступок.
Он бросился к
отцу и горячо обнял его.
Тот отвечал ему
тем же, но поспешил сократить чувствительную сцену, как бы стыдясь выказать свои чувства.
Я отправился прямо к Алеше. Он жил у
отца в Малой Морской. У князя была довольно большая квартира, несмотря на
то что он жил один. Алеша занимал в этой квартире две прекрасные комнаты. Я очень редко бывал у него, до этого раза всего, кажется, однажды. Он же заходил ко мне чаще, особенно сначала, в первое время его связи с Наташей.
Так как вечером во вторник ваш
отец сам просил Наташу сделать вам честь быть вашей женою, вы же этой просьбе были рады, чему я свидетелем,
то, согласитесь сами, ваше поведение в настоящем случае несколько странно.
Если меня убьют или прольют мою кровь, неужели она перешагнет через наш барьер, а может быть, через мой труп и пойдет с сыном моего убийцы к венцу, как дочь
того царя (помнишь, у нас была книжка, по которой ты учился читать), которая переехала через труп своего
отца в колеснице?
Это история женщины, доведенной до отчаяния; ходившей с своею девочкой, которую она считала еще ребенком, по холодным, грязным петербургским улицам и просившей милостыню; женщины, умиравшей потом целые месяцы в сыром подвале и которой
отец отказывал в прощении до последней минуты ее жизни и только в последнюю минуту опомнившийся и прибежавший простить ее, но уже заставший один холодный труп вместо
той, которую любил больше всего на свете.
— Нет,
отец, нет, — вскричал Алеша, — если я не восстал на тебя,
то верю, что ты не мог оскорбить, да и не могу я поверить, чтоб можно было так оскорблять!
— Ничуть, — отвечал я грубо. — Вы не изволили выслушать, что я начал вам говорить давеча, и перебили меня. Наталья Николаевна поймет, что если вы возвращаете деньги неискренно и без всяких этих, как вы говорите, смягчений,
то, значит, вы платите
отцу за дочь, а ей за Алешу, — одним словом, награждаете деньгами…
— Если необходимость,
то я сейчас же… чего же тут сердиться. Я только на минуточку к Левиньке, а там тотчас и к ней. Вот что, Иван Петрович, — продолжал он, взяв свою шляпу, — вы знаете, что
отец хочет отказаться от денег, которые выиграл по процессу с Ихменева.
Она с жаром начала укорять его, доказывать, что
отец для
того и начал хвалить Наташу, чтоб обмануть его видимою добротою, и все это с намерением расторгнуть их связь, чтоб невидимо и неприметно вооружить против нее самого Алешу.
Говорят, Алеша знал о
том, что
отец иногда пьет, и старался скрывать это перед всеми и особенно перед Наташей.
Знайте, мой поэт, что законы ограждают семейное спокойствие, они гарантируют
отца в повиновении сына и что
те, которые отвлекают детей от священных обязанностей к их родителям, законами не поощряются.
Разумеется, он хлопотал всего более о
том, чтоб Алеша остался им доволен и продолжал его считать нежным
отцом; а это ему было очень нужно для удобнейшего овладения впоследствии Катиными деньгами.
Видно только было, что горячее чувство, заставившее его схватить перо и написать первые, задушевные строки, быстро, после этих первых строк, переродилось в другое: старик начинал укорять дочь, яркими красками описывал ей ее преступление, с негодованием напоминал ей о ее упорстве, упрекал в бесчувственности, в
том, что она ни разу, может быть, и не подумала, что сделала с
отцом и матерью.
— Вот уж это и нехорошо, моя милая, что вы так горячитесь, — произнес он несколько дрожащим голосом от нетерпеливого наслаждения видеть поскорее эффект своей обиды, — вот уж это и нехорошо. Вам предлагают покровительство, а вы поднимаете носик… А
того и не знаете, что должны быть мне благодарны; уже давно мог бы я посадить вас в смирительный дом, как
отец развращаемого вами молодого человека, которого вы обирали, да ведь не сделал же этого… хе, хе, хе, хе!
— Нелли! Вся надежда теперь на тебя! Есть один
отец: ты его видела и знаешь; он проклял свою дочь и вчера приходил просить тебя к себе вместо дочери. Теперь ее, Наташу (а ты говорила, что любишь ее!), оставил
тот, которого она любила и для которого ушла от
отца. Он сын
того князя, который приезжал, помнишь, вечером ко мне и застал еще тебя одну, а ты убежала от него и потом была больна… Ты ведь знаешь его? Он злой человек!
— Да, он злой человек. Он ненавидел Наташу за
то, что его сын, Алеша, хотел на ней жениться. Сегодня уехал Алеша, а через час его
отец уже был у ней и оскорбил ее, и грозил ее посадить в смирительный дом, и смеялся над ней. Понимаешь меня, Нелли?
— Ее мать была дурным и подлым человеком обманута, — произнес он, вдруг обращаясь к Анне Андреевне. — Она уехала с ним от
отца и передала отцовские деньги любовнику; а
тот выманил их у нее обманом, завез за границу, обокрал и бросил. Один добрый человек ее не оставил и помогал ей до самой своей смерти. А когда он умер, она, два года
тому назад, воротилась назад к
отцу. Так, что ли, ты рассказывал, Ваня? — спросил он отрывисто.